— Даже не знаю, — с сомнением отозвался Топорков. — Не сомневаюсь, что вы бы смогли, но для вас это небезопасно… Вас ведь уже брал на подозрение майор этот… как там его?.. Нет, Василий Николаевич, не надо вам рисковать… Лихонин усердно замотал головой: я не боюсь и хочу рискнуть! Топорков еще раз глубоко вздохнул: — Вы уверены? Да, да, да! — радостно закивал Лихонин… 71 Следующим вечером, когда освобождался седьмой павильон, Лихонин стоял неподалеку от входа с ведром и шваброй. Завидев выходящего Овчинина, он выдвинулся вперед и поманил его пальцем. — Что такое? — нахмурился Овчинин, но все-таки подошел. Лихонин вытащил из кармана раскрытый блокнот и показал ему запись: «Задержитесь, пожалуйста». — Зачем? — спросил режиссер. Лихонин перевернул страницу: «Узнаете». — Да не хочу я ничего узнавать! — взорвался Овчинин. — Если не хотите говорить толком… Тут режиссер осекся и замолчал, увидев, что Лихонин в одну секунду стал багровым. Кулаки уборщика с силой сжались и слегка затряслись, хотя он и не пытался их поднять. — Да, вы не можете говорить, я помню, — перешел на более спокойный тон Овчинин. — Но что вам стоило написать подробно, что вам… вас… Нет, я вообще не понимаю и не хочу понимать, зачем это я должен сейчас задерживаться!.. Кто-то из съемочной группы подошел к режиссеру: — Григорий Михайлович, что-то не так? — Все в порядке, — отмахнулся Овчинин. — Идите-идите, не беспокойтесь… Всего доброго, до завтра. — Ну, хорошо, — пожал плечами коллега. — До свиданья, до завтра. — Так вот, — продолжил Овчинин, обращаясь к Лихонину, — откровенно говоря, я вообще не понимаю, зачем вам понадобилась эта демонстрация: стать уборщиком! Почему вы так сразу уверовали в свою невостребованность? Во-первых, любого актера можно переозвучить — я сам постоянно это делаю. Конечно, с немыми актерами вроде вас у меня не было опыта работы… Но сколько я знал актеров разговаривающих, которые были ничем не лучше немых! Их постоянно приходилось переозвучивать, и не мне одному… Во-вторых, дорогой товарищ, почти в каждом фильме есть достаточное количество бессловесных ролей. Конечно, в основном это роли крохотные, но все-таки работа… Слышали такую фразу: «Нет маленьких ролей — есть маленькие актеры»?.. Михаил Семеныч Щепкин… Словом, если вы ко мне по поводу возвращения в профессию, то, пожалуйста, я готов вам помочь… В моем фильме уже все роли распределены, но я поговорю с другими режиссерами… Однако, друг мой, вам стоит быть поуважительнее. Никто не злорадствует по вашему поводу, так что зря вы строите из себя униженного и оскорбленного… Швабра эта, ведро… И уж совсем необязательно разыгрывать эту сценку с блокнотом. Если вы хотите разговора, заготовленными ответами в любом ведь случае не обойдетесь… Давайте-ка с вами сейчас присядем — где бы только?.. Да вот здесь хотя бы, в павильоне. — Овчинин обернулся к дверям, у которых уже никого не было. — Сядем, значит, и я буду спрашивать, а вы мне коротко писать в вашем блокноте ответы. Договорились? Лихонин кивнул. — Ну, так пройдемте же. — Овчинин энергичным шагом проследовал в павильон. Лихонин нерешительно пошел за ним. — Присаживайтесь. — Режиссер подвинул уборщику стул. Лихонин сел. Овчинин поставил второй стул рядом и уселся так, чтобы удобно было видеть лицо, руки и блокнот уборщика во время разговора. — Итак, — начал Овчинин, — для начала я предлагаю вот что. Завтра же пойдите в отдел кадров и увольтесь с этой вашей работы. Хорошо? Лихонин оставался недвижим. — Вы слышите? — настаивал Овчинин. — Сделаете, как я говорю? Лихонин пожал плечами. — Друг мой, — покачал головой режиссер, — я вас не понимаю. Вам жалко расстаться со шваброй? Если так, то… Внезапно громко хлопнула дверь — Овчинин с Лихониным одновременно обернулись на шум. На пороге стоял Топорков в костюме Гамлета. 72 Топорков сделал большой шаг в сторону сидящих и провозгласил: — Кто тут, горюя, кричит на целый мир, так что над ним участливо толпятся в небе звезды, как нищий сброд? К его услугам я, принц Гамлет Датский… — Та-ак, — протянул Овчинин. — Вторая серия, значит?.. Только вы, товарищ Гамлет, процитировали сейчас фрагмент из последнего действия. Может, немного раньше стоило начать? И какую роль мы уготовим моему другу? — Режиссер обернулся к Лихонину. — Вы, верно, не заметили, но сегодня я не один… — Вижу, — усмехнулся Топорков. — Так ведь один вы уже и не остаетесь. — Что поделать, — отвечал режиссер. — Тянусь к людям на старости лет. Одиночество мне уже трудно переносить… — Врете! — выкрикнул Топорков. — Вы боитесь! Боитесь меня! — Вас? — насмешливо переспросил Овчинин. — Принца Гамлета Датского. Призрака актера Топоркова… Нет, вы видели? — Режиссер обернулся к уборщику. — И текст-то прочитать как следует не умеет, а претендует на то, чтобы страх внушать… Побойтесь бога, милый вы мой, — продолжал он, обращаясь к Топоркову. — Вы слишком много о себе думаете. С чего это я буду вас бояться? Смех да и только… — Хотя бы вот с чего! — воскликнул актер и выхватил из ножен рапиру. — О! — воскликнул Овчинин. — Сегодня захватили ножичек подлиннее? — Да, — подтвердил Топорков, — потому что сегодня я назначил вас Лаэртом. Можете считать, что вы смогли увеличить свою значимость в моих глазах… Из Полония стали Лаэртом! — Но до Клавдия все же еще не дотягиваю? — усмехнулся режиссер. — Однако вы не ответили, кем назначите моего друга Василия. Раз уж вы возомнили себя режиссером, дайте и ему роль. Может, он будет Озриком? — Это дело касается только нас двоих! — отрезал Топорков. — Меня и вас. — Полноте, Озрик нам не помешает, — возразил Овчинин. — Он и в пьесе никому не мешал. — В этот раз, Григорий Михайлович, вы меня не заговорите, — неприязненно произнес актер. — Вам осталось жить несколько минут — так и знайте. Сегодня я вас точно заколю! — Заколете? — приподнял брови Овчинин. — Помилуйте, вы опять запамятовали первоисточник? Гамлет заколол именно Полония, а с Лаэртом у них был поединок. Так что потрудитесь и мне вручить рапиру, тогда и продолжим. Но должен вас предупредить: в молодости я недурно фехтовал. — У меня только одна рапира, — покачал головой Топорков. — Значит, подыгрывать я вам не буду, — сказал Овчинин. — Вас никто и не спрашивает, — брезгливо отозвался актер. — Вот вы как действуете, — протянул режиссер. — Даже рисковать не желаете… Какой же вы Гамлет?.. Знаете, поначалу я еще сомневался: может, вы хоть и плохой актер, но близки к шекспировскому герою своей собственной историей… Однако теперь я понимаю: ничего от благородного мстителя в вас нет, ничегошеньки! Так и знайте! В этот момент Лихонин встал с места и, ни на кого не глядя, поспешно вышел из павильона. Овчинин и Топорков проводили его взглядами. — Не боитесь, что он сейчас позовет на помощь? — поинтересовался режиссер. — Не боюсь! — усмехнулся Топорков. — Что ж, хоть какая-то смелость, — сказал Овчинин. — А рапиру-то ядом смазали? — Ядом была смазана рапира Лаэрта, — гордо пояснил актер. — Однако в ходе поединка Гамлет и Лаэрт обменялись рапирами, — напомнил Овчинин. — Впрочем, о чем я говорю? — махнул он рукой. — Вы ведь предпочитаете оставить Лаэрта вовсе без рапиры. Слишком вольно вы обращаетесь с классикой, вот что я вам скажу. Понимаю, вы надеетесь, что убьете меня, и о вашей постыдной подтасовке никто не узнает. А как же Василий Лихонин, который сейчас вышел? — кивнул режиссер в сторону двери. — С Василием Лихониным я как-нибудь разберусь, — хищно улыбнулся Топорков. Вдруг уборщик так же спешно вернулся обратно. В вытянутой руке он держал вторую рапиру. 73