Глава 25 Разочарование Путешественник с большим опытом, Ла Туш, как правило, отлично высыпался во время ночных поездок по железным дорогам. Но не всегда. Порой случалось, что монотонное покачивание вагона и стук колес не убаюкивали его, а, наоборот, стимулировали работу мозга. И нередко, когда он лежал на полке спального вагона экспресса дальнего следования, в голове зарождались самые блестящие идеи. Вот и этой ночью он пристроился на полке в купе первого класса поезда Кале – Париж, и хотя со стороны могло показаться, что этот человек вял и расслаблен, его ум напряженно трудился, всесторонне рассматривая стоявшую перед Ла Тушем нелегкую задачу. Задачей номер один в его программе являлась новая проверка алиби Буарака. Ему было известно все, что предприняла полиция, и он решил начать с повторения расследования, проведенного Лефаржем. Хотя в данный момент он еще не видел, в чем искать ошибку, возможно, допущенную детективом Сюрте, и питал надежду натолкнуться по ходу дела на улику, мимо которой прошел предшественник. Пока же не стоило даже задумываться о правильности порядка своих действий, поскольку проверить алиби Буарака в первую очередь его попросили клиенты. Но потом ему предоставлялась полная свобода выбора методов и способов ведения следствия в соответствии с собственными критериями и опытом. Ла Туш вновь мысленно обратился к тому, что считал важнейшим фактом в этом случае, – к обнаружению трупа в бочке. Он начал методично отделять четко установленные детали от домыслов и предположений. Прежде всего: тело находилось внутри бочки, когда ее доставили к пристани Святой Екатерины. Далее: его не могли уложить в бочку во время перевозки от товарной станции на рю Кардине до лондонской гавани. Здесь существовала полная ясность. Зато при рассмотрении всех остальных перемещений бочки открывался широкий простор для догадок и фантазий. Предполагалось, что с Северного вокзала ее доставили до рю Кардине на гужевой повозке. На чем основывалось предположение? На трех фактах. Во-первых, бочку увезли с Северного вокзала на повозке с запряженной в нее лошадью. Во-вторых, она подобным же образом оказалась на рю Кардине. В-третьих, именно такое транспортное средство находилось бы в пути ровно столько времени, сколько на самом деле занял переезд. Вывод казался логичным, но все же… Ему приходилось напоминать себе, что им противостоял человек незаурядных способностей, кем бы он ни был. А не могло ли все обстоять иначе? На телеге бочку сначала доставили в некий расположенный поблизости дом или сарай, где внутрь уложили тело. Затем ее на более быстроходном грузовом автомобиле перевезли в дом или сарай рядом с товарной станцией и вновь переставили на другую гужевую повозку. Да, вариант казался не самым правдоподобным, но ведь ничто и не было достоверно установлено, как того хотелось бы сыщику. Ему необходимо разыскать кучера, привезшего бочку на товарную станцию. Тогда он точно выяснит, где в бочку поместили труп, а значит, и место совершения убийства – Лондон или Париж. Отметил Ла Туш и другой важнейший аспект дела. Письма, фигурировавшие в деле (а их насчитывалось несколько), могли быть или подделаны, или нет. В случае подделки никто не смог бы сразу определить, чья это работа. Но имелось в наличии письмо, не являвшееся подделкой. Послание, полученное Феликсом, если верить его показаниям, от Ле Готье, отпечатали на машинке, которую можно идентифицировать. И едва ли большой погрешностью против истины было бы умозаключение, что человек, напечатавший письмо, и есть убийца. Найди машинку, и велика вероятность выйти через нее непосредственно на преступника. И еще одно, продолжал размышлять Ла Туш. Если Буарак виновен, не выдаст ли он себя каким-нибудь опрометчивым поступком? Детектив припоминал один случай за другим из своей прошлой практики, когда виновный в преступлении человек уже по прошествии длительного времени делал нечто уличавшее его или возвращался на место преступного деяния, о котором вроде бы не мог знать. Сколько негодяев попали за решетку, поплатившись за собственные ошибки! Не стоило ли взять и Буарака под наблюдение? Ла Туш, взвесив за и против, решил в итоге вызвать во Францию пару своих агентов и поставить перед ними эту задачу. Так он определил для себя четыре направления при ведении расследования, из которых первые три должны непременно привести к необходимым достоверным результатам. И когда поезд замедлил ход, въехав в пределы французской столицы, у него было ощущение, что он имеет четкий план своей будущей работы. Затем начался период монотонных и почти бессмысленных трудов. Ла Туш проявил все свое умение, тщательность, упорство, но итогом его долгой и кропотливой деятельности стало лишь окончательное подтверждение правдивости показаний Буарака. Начал он с официанта в Шарантоне. Подойдя к теме беседы крайне осторожно, Ла Туш нарисовал перед ним полную живых деталей картину – невиновного человека арестовали по ложному обвинению в убийстве, постепенно вызывая в собеседнике искреннее сочувствие к несчастному. Затем он принялся играть на корыстолюбии, пообещав щедрое вознаграждение за информацию, способную спасти его клиента, и унял любые тревоги, заверив, что ни единое слово из заявления ни при каких обстоятельствах не будет использовано во вред информатору. Официант, производивший впечатление уравновешенного и честного человека, был с сыщиком откровенен, с готовностью отвечал на любые вопросы Ла Туша, твердо держался тех же показаний, какие дал прежде Лефаржу, за исключением одной детали. Мсье Буарак – сразу же опознанный по фотографии – обедал в кафе примерно в половине второго, сделав телефонные звонки в два разных места. Официант признался, что слышал номера, которые тот заказывал. Но, как и раньше, он не был уверен относительно дня недели, склоняясь к мысли, что дело было в понедельник, а не во вторник, хотя допускал вероятность ошибки. Своей линии собеседник держался твердо, и Ла Туш понял: этот человек говорит правду. Но, повторив в целом то же, что он сообщил Лефаржу, официант добавил одну подробность, которая могла быть важной. На вопрос, запомнил ли он заказанные телефонные номера, работник кафе сказал, что у него остались в памяти последние две цифры одного из них: 45. А запомнились они ему по той простой причине, что совпадали с телефонным кодом самого кафе – «Шарантон-45». Однако вспомнить номер целиком или телефонную станцию, куда последовал вызов, он не сумел. Официант и с Лефаржем собирался поделиться этими сведениями, но визит детектива из самого Сюрте вскружил ему голову, и он забыл на время о цифрах, поняв свою оплошность лишь позднее. Что до Ла Туша, то для него свериться с телефонным справочником было делом нескольких секунд. Номер дома Буарака на авеню де л’Альма не подошел, но стоило ему отыскать координаты фирмы по производству промышленных насосов, как все прояснилось: «Нор-745». Снова алиби подтверждалось. Не мог же официант нарочно придумать историю с цифрами? И Ла Туш покинул кафе, убедившись, что Буарак в самом деле там обедал и дважды звонил оттуда. Но уже по дороге в Париж до сыщика дошло: что, если официант прав и Буарак побывал в кафе днем в понедельник, а не во вторник? Как можно проверить это? Он вспомнил, как Лефарж подошел к проверке. Тот попросту встретился с людьми, которым звонил Буарак, – с дворецким и с сотрудником компании, – они оба нисколько не сомневались в дате. Ла Туш решил последовать примеру Лефаржа. Начал он с дома на авеню де л’Альма, где повидался с Франсуа. К его немалому удивлению, старик искренне огорчился, узнав об аресте Феликса. Они встречались всего несколько раз, но, значит, было нечто в личности Феликса, вызвавшее у слуги, как и у многих других людей, уважение и даже некоторую расположенность. А потому Ла Туш избрал с ним ту же тактику, что и с официантом, объяснил, что действует в интересах подозреваемого, после чего Франсуа проявил самое горячее желание помочь тому по мере своих сил и возможностей. Но и здесь все, что удалось получить Ла Тушу, подтверждало показания Буарака. Франсуа помнил телефонный звонок и не сомневался, что он говорил именно со своим хозяином. Голос звучал хорошо знакомый, и день Франсуа назвал без колебаний. Это был вторник. Дворецкий в памяти связывал разговор со слишком большим числом других мелких событий вторника и не мог перепутать даты. Данные Лефаржа верны, отметил про себя сыщик, возвращаясь по авеню де л’Альма. Буарак действительно звонил домой из Шарантона в половине третьего во вторник. Но все равно надо продолжать начатое, подумал он. И Ла Туш направился к главному зданию компании промышленных насосов «Эврот». В точности следуя манере поведения Лефаржа, он издали пронаблюдал, как Буарак покинул территорию предприятия. Потом зашел в офис и попросил о встрече с мсье Дюфрейном. – Боюсь вас огорчить, мсье, но мне показалось, что он уже ушел с работы, – сказал клерк. – Впрочем, если вы ненадолго присядете, я проверю, так ли это. Ла Туш последовал совету и сел в кресло, не без восхищения оглядывая просторное помещение конторы: мебель из полированного тика, высокие вертикальные ряды шкафов, уставленные папками и справочной литературой, многочисленные телефоны, неумолчно стрекочущие пишущие машинки. Но особенно на него произвели впечатление трудолюбивые и явно очень компетентные сотрудники фирмы. На мгновение Ла Туш вышел из роли всего лишь живой думающей и рассчитывающей варианты машины. Ничто человеческое не было чуждо частному сыщику, и если Ла Туш не оказывался предельно сосредоточен на крайне важном деле, то обладал поразительно наметанным глазом на хорошеньких девушек. Вот почему, бегло оглядев обширную комнату, он остановил взгляд на сидевшей во втором ряду машинистке лет двадцати двух или двадцати трех. Надо признать, выглядела она действительно прелестной. Миниатюрная, темноволосая, вероятно, живая и веселая вне работы, с восхитительной ямочкой на подбородке. Одетая скромно, как предписывала обстановка в офисе, она ухитрялась смотреться элегантно и даже не без шика. Весь ее облик удовлетворил бы и более взыскательного знатока женской красоты, чем наш детектив. Она сверкнула на него своими темными, выразительными глазами, а потом, чуть вздернув маленький задорный носик, снова погрузилась в труды. – Мне очень жаль, но мсье Дюфрейн отправился домой, почувствовав недомогание. Он рассчитывает вернуться к работе через пару дней, и тогда непременно встретится с вами в любое удобное для вас время. Ла Туш вежливо выразил благодарность клерку за быстрый ответ, пообещав вернуться позже. Потом он метнул последний взгляд на отвернувшуюся в сторону головку с копной роскошных темных волос и вышел наружу. Отсутствие на месте управляющего стало досадной помехой в расследовании. Однако, пусть это и означало задержку в проверке алиби на день или два, у него всегда оставалась возможность перейти к другим целям, намеченным еще по дороге в Париж. К примеру, необходимо было разыскать возницу, доставившего бочку с Северного вокзала на рю Кардине. Теперь Ла Туш размышлял, как ему лучше взяться за эту задачу. Он отправился на главную товарную станцию, представился дежурному, объяснив причину своего появления. Тот проявил исключительную доброжелательность, и после небольшой паузы в его кабинет вошли те же два грузчика, с которыми некоторое время назад беседовал Лефарж. Ла Туш подробно расспросил их, но не получил никакой новой информации. Они повторили прежнее утверждение, что легко узнали бы кучера, если бы довелось встретиться с ним опять, но к описанию его внешности не смогли ничего добавить. Потом Ла Туш перебрался на Северный вокзал. Здесь ему повезло найти того самого кладовщика, который выдал бочку чернобородому мужчине по имени Жак де Бельвиль. Но сыщика подстерегало очередное разочарование: ни кладовщик, ни его подручные, которых тщательно опросил Ла Туш, не помнили кучера, правившего телегой, забравшей бочку, а потому не могли сказать, был ли он похож на мужчину, доставившего груз на товарную станцию. Несколько сбитый с толку, Ла Туш зашел в кафе, заказал бокал пива и принялся обдумывать следующий шаг. Лефарж поступил правильно, когда дал объявление в газетах. По сведениям, полученным от французских властей, он помнил, что все объявления, помимо других изданий, были опубликованы в газете «Ле Журналь», и понял, что ему необходимо просмотреть тексты и понять, почему объявления не принесли ожидавшихся результатов. Ла Туш отправился в редакцию и попросил разрешения взглянуть на старые номера. Объявления были составлены толково и грамотно. Он захватил с собой копию каждого, а их набралась почти дюжина. Затем, вернувшись в отель, лег на кровать и принялся просматривать снова. Они отличались формулировками, размерами и типами шрифтов, расположением на газетных полосах, но их содержание сводилось к одному. Необходима информация о личности кучера, который примерно в шесть часов вечера в четверг первого апреля доставил бочку на товарную станцию близ рю Кардине. В каждом объявлении была обещана награда от одной до пяти тысяч франков, содержалось заверение, что кучеру предоставленные о нем сведения не причинят никаких неприятностей. После двух часов скрупулезной умственной работы над объявлениями Ла Туш пришел к выводу, что никаких очевидных изъянов они не содержали. Он не нашел возможности улучшить тексты, составленные Лефаржем, и не заметил в них недостатков, из-за которых могла быть неудача с их публикацией. Почувствовав усталость, Ла Туш решил до конца дня полностью выбросить из головы все мысли об этом деле. Он совершил продолжительную прогулку по бульварам, неспешно поужинал в ресторане, а потом отправился в кабаре «Фоли-Бержер», где провел приятный вечер. На обратном пути в гостиницу ему пришло в голову, что до встречи с мсье Дюфрейном в офисе фирмы «Эврот» он вполне может отправиться ненадолго в Брюссель и проверить другую часть алиби Буарака. И следующее утро застало его уже в поезде, направлявшемся в бельгийскую столицу, куда он прибыл около полудня. Сразу же взяв такси до отеля «Максимилиан», Ла Туш там пообедал, после чего провел тщательную работу с персоналом гостиницы. Ему показали копии карточек постояльцев, которые каждый бельгийский отель обязан заполнять и предоставлять полиции. Он бесспорно убедился, что Буарак действительно снял здесь номер на указанную им ночь. Еще памятуя о визите Лефаржа, сотрудник службы размещения без труда вспомнил о звонке Буарака и твердо держался своей прежней истории до последней детали. Ближе к вечеру Ла Туш сел в поезд на Париж, весьма разочарованный результатами своей поездки. На тот случай, если управляющий заводом насосов вернулся к работе раньше, чем предполагал, сыщик отправился туда. Снова дождался ухода мсье Буарака и попросил о встрече с мсье Дюфрейном. Тот же проворный клерк встретил его, сообщил, что мсье Дюфрейн действительно этим утром уже на рабочем месте, опять попросил присесть, взяв визитную карточку посетителя. В ожидании Ла Туш вдруг вспомнил о девушке, которая так понравилась ему в прошлый раз, но о чьем существовании он успел напрочь забыть. Сыщик посмотрел в другой конец комнаты. Молодая особа сидела на прежнем месте, но лица ее сейчас невозможно было разглядеть, потому что она склонилась над своей внушительного вида печатной машинкой. Ла Туш, поддавшись на мгновение романтическому настроению, сказал бы: нет, она не печатала, а играла на ней, как на прекрасном музыкальном инструменте. Но сейчас что-то явно случилось с механизмом, и девушка возилась с какой-то его деталью, подкручивала один из винтов. Но сыщику не дали времени вдоволь полюбоваться красотой молодой женщины. Клерк поспешно вернулся и объявил, что мсье Дюфрейн готов его принять. Ла Туш послушно проследовал за ним в кабинет начальника. Мсье Дюфрейн выразил полнейшую готовность помочь сыщику, но не смог сообщить ему ничего, что уже не было бы известно Ла Тушу прежде. Он повторил сказанное Лефаржу почти слово в слово. Управляющий подтвердил звонок Буарака около половины третьего во вторник. Голос он узнал безошибочно и нисколько не сомневался в дате. Ла Туш вышел на улицу и медленно побрел в сторону своего отеля. Теперь уже становилось ясно: алиби Буарака выглядело неопровержимым, и сыщик в этот момент не представлял себе, что еще может предпринять для его проверки. Ничего не дали и все усилия Маллета и Фэрола – тех двух своих агентов, которых он приставил незаметно следить за Буараком. Тот вел себя безукоризненно и до сего момента не совершил ни единого поступка, способного вызвать малейшие подозрения. Когда Ла Туш писал подробный отчет о проделанной работе для Клиффорда, он впервые отчетливо ощутил сомнение в возможном благоприятном исходе своего расследования. Глава 26 Первая важная улика Завершив свой рапорт, Ла Туш надел шляпу и вышел на рю де Лафайет. Опустив письмо в почтовый ящик, он собирался перейти на южный берег реки и провести вечер с давними друзьями. Разумеется, сыщик пребывал в самом мрачном настроении. Выводы, к которым Ла Туш неизбежно пришел под давлением обстоятельств, станут источником огромного разочарования для Клиффорда, а если версия виновности Буарака рассыплется, сыщик, как и адвокат, не видел, на чем еще можно построить защиту обвиняемого. Ла Туш медленно двигался вдоль тротуара и мысленно продолжал прокручивать подробности дела. Заметив на противоположной стороне улицы ящик для почты, он повернулся, чтобы пересечь проезжую часть. Но стоило ему сделать первый шаг, как словно молнией его пронзила мысль, заставившая буквально окаменеть. Пишущая машинка, которой пользовалась молодая красавица в офисе Буарака, была совершенно новой. В силу своей профессии Ла Туш, обладавший особой наблюдательностью, обратил внимание на этот факт. Как обычно, он подмечал даже мелкие детали окружавшей его обстановки. Но только сейчас до него дошло, какое невероятно важное заключение из этого следует. Лефарж в поисках машинки, на которой могли отпечатать письмо Ле Готье, проверил все, к каким имел доступ Буарак. А если эта новая машинка как раз и заменила старую? Вдруг письмо Ле Готье отпечатали на старой машинке, а потом избавились от нее, чтобы Лефарж – этот вечно всех подозревавший полицейский – получил совершенно другие образцы шрифта? Это давало обильную пищу для размышлений. Сумей Ла Туш подтвердить внезапную догадку, и ему не придется разочаровывать требовательного работодателя. Он сунул конверт с отчетом в карман, задержав отправку до того, как изучит открывшиеся перед ним возможности. На мгновение им овладели сомнения. В конце концов, любая контора рано или поздно заменяла старые пишущие машинки новыми, и пока нет никаких оснований полагать, что и в данном случае замена не была продиктована элементарными интересами бизнеса. Но все же идея оказалась слишком заманчивой, и от нее сыщик не мог так просто отмахнуться. Он решил провести дополнительное расследование, прежде чем отправить в Лондон свой рапорт. Ему всего-то и требовалось установить, когда приобрели новую машинку, и если дата не вызовет подозрений, эту ниточку тоже придется посчитать никуда не ведущей. Ла Туш задумался, с какой стороны лучше взяться за такое дело. Сначала ему показалось, что проще всего будет встретиться с машинисткой и задать ей свой вопрос в лоб. Но потом он понял: если ее ответ подтвердит его версию, потребуется дополнительный поиск, о котором никак не должен узнать Буарак. Следовательно, приходилось пускать в ход дипломатию. А дипломатические способности были заложены в Ла Туше самой природой. Ему не потребовалось много времени, чтобы разработать план. Он посмотрел на часы: 17.15. Поторопившись, он имел все шансы еще застать хорошенькую машинистку на работе. И вот из окна кафе, которое уже не впервые служило укрытием для детективов, преследовавшим свои цели, он взялся наблюдать, как сотрудники конторы стали постепенно расходиться по домам. Но избранная Ла Тушем особа долго не появлялась, и он уже начал опасаться, не упустил ли ее, когда она все же показалась в воротах предприятия. С ней шли две девушки. Осмотревшись на улице, все трое повернулись и грациозными походками направились в сторону центра города. Дав им отойти на некоторое расстояние, Ла Туш двинулся следом. Девушки ненадолго задержались перед входом на станцию метро «Симплон», после чего миленькая машинистка начала спускаться по ступенькам, а ее подруги пошли дальше. Ла Туш тоже бросился вниз как раз вовремя, чтобы заметить, как фигурка в сером платье свернула в проход с указателем в сторону «Пор-д’Орлеан». Он купил билет и проследовал на нужную платформу, где собралось много народа. Разглядев в толпе девушку, Ла Туш сразу затерялся в гуще людей, наблюдая, но держась на почтительной дистанции, чтобы не быть замеченным. Вскоре пришел поезд, и девушка вошла в вагон. Ла Туш расположился в соседнем. Стоя в самом конце его, он мог видеть свой объект сквозь стекло, оставаясь, как он знал наверняка, вне поля ее зрения. Они миновали одну, две, пять станций, когда она поднялась с сиденья и направилась к двери, собираясь выйти. Ла Туш совершил аналогичный маневр, заметив на схеме на стене вагона, что следующая станция не являлась пересадочным узлом. Как только поезд с рывками и скрежетом тормозов остановился, Ла Туш стремительно выскочил из вагона и быстро поднялся на улицу. Перейдя на противоположную ее сторону, он заметил киоск, где купил вечернюю газету. Остановившись, опираясь на стойку киоска, заметил, как девушка вышла из метро и двинулась вдоль улицы. По-прежнему держась другой стороны, он осторожно направился вслед и продолжал наблюдение до тех пор, пока через два квартала она не вошла в маленький и очень скромный с виду ресторанчик. «Если она собирается ужинать одна, – подумал Ла Туш, – то мне невероятно повезло». Он выждал, когда ей подали уже второе или третье из заказанных блюд, и только потом зашел в ресторан. Зал оказался узким, длинным, уходившим далеко от окон, и его дальний угол освещали электрические лампы. Ряды столов с мраморными столешницами выстроились по обе стороны от прохода, и у каждого стояли по шесть плетеных кресел. Стены украшали зеркала с грязноватыми рамами белых и золотистых тонов. В другом углу располагалась крохотная эстрада, на которой выступало музыкальное трио девушек. Заведение оставалось полупустым. Ла Туш быстрым взглядом окинул помещение и заметил машинистку, в одиночестве сидевшую за третьим или четвертым столиком от эстрады. И он направился к ней. – Надеюсь, мадемуазель не имеет возражений? – пробормотал он и поклонился, избегая встречаться с ней взглядами, усаживаясь в кресло почти прямо напротив нее. Ла Туш сделал заказ, а затем с совершенно беззаботным видом огляделся по сторонам. Его взгляд остановился на девушке. Словно неожиданно узнав ее, он изобразил невероятное удивление и склонился в еще одном поклоне. – Мадемуазель должна заранее извинить меня, если я ошибаюсь, – сказал он самым светским тоном, – но, как мне кажется, мы уже встречались прежде. Хотя формально не познакомились. Девушка вопросительно вскинула брови, но промолчала. – Это было в офисе мсье Буарака, – напомнил сыщик. – Вы, надо полагать, не обратили на меня внимания, зато я заметил, как вы работали на замечательной новой пишущей машинке. Мадемуазель явно не испытывала желания поощрять продолжение разговора. Она лишь передернула плечиками, но ничего не сказала. Ла Тушу пришлось взять всю инициативу на себя. – Должно быть, большая дерзость с моей стороны так навязывать себя, мадемуазель, но спешу заверить, что вовсе не собираюсь к вам приставать. Дело в другом – я изобрел новое устройство для пишущих машинок и теперь стремлюсь узнать мнение специалиста, как только встречаю такого человека. А кто лучше разбирается в подобных вопросах, чем машинистка? Позволит ли мне, мадемуазель, описать устройство и выяснить ее точку зрения? – Почему бы вам не обратиться со своим изобретением прямо к производителям машинок? – холодно поинтересовалась девушка. – А потому, мадемуазель, – ответил Ла Туш с видом искренней симпатии к собеседнице, – что я пока сам не уверен в ценности своего новшества. Оно обойдется производителям недешево, и они пойдут на расходы только в том случае, если машинистки сами изъявят желание пользоваться им. Именно поэтому я и хочу собрать как можно больше отзывов профессионалок. Теперь она его слушала, хотя все еще не слишком заинтересованно. Но Ла Туш не стал дожидаться более живой реакции, а тут же взялся за чертеж на оборотной стороне меню. – Вот в чем состоит моя идея, – он принялся на словах описывать последнюю модель табулятора, с конструкцией которого случайно оказался знаком. Девушка смотрела на него снисходительно и с некоторым подозрением во взгляде. – Ваше изобретение в точности напоминает табулятор «Ремингтона», – все так же холодно заметила она. – Простите, мадемуазель, но вы можете ошибаться. Меня заверяли, что ничего подобного пока не существует. – Вас ввели в заблуждение. Я точно знаю, потому что пользуюсь вашим так называемым изобретением уже несколько недель.