Дом Эмили представлял собой старинный обитый вагонкой коттедж, расположенный напротив дома Морроу и отделенный от него деревенским лугом. Оливье остановился за кругом света перед крыльцом, стараясь не уронить лососину с блюда. Приближение к дому Эм, в особенности вечером, всегда зачаровывало его. Это было похоже на одну из тех сказок, что он читал в детстве с фонариком, укрывшись с головой одеялом, – там всегда были увитые розами домики и каменные мостики, огонь, пылающий в камине, и счастливые пары, красотки и красавцы, идущие рука об руку. Его отец с облегчением думал, что сын разглядывает фотографии в «Плейбое», но Оливье занимался делом гораздо более приятным и опасным. Он мечтал о том времени, когда создаст свой собственный сказочный мирок. И это ему удалось. По крайней мере, отчасти. Он сам стал «красоткой». Он смотрел на домик Эм, на его манящий кремовый свет, и понимал, что пришел прямо в книгу, которой утешался, когда мир казался холодным, жестоким и несправедливым. Наконец он улыбнулся и пошел в дом, неся свое рождественское подношение. Он шел осторожно, чтобы не поскользнуться на льду, который, возможно, подстерегал его под тонким слоем снега. Слой чистейшей белизны был и прекрасен, и опасен. Никогда не знаешь, что под ним. Квебекские зимы могут и очаровывать, и убивать. Люди прибывали, еду заносили в знакомую кухню, и в духовке скопилось слишком много горшочков и пирогов. Блюда, наполненные засахаренным имбирем, вишней в шоколаде, фруктами в сахаре, стояли на столе рядом с пудингами, тортами, печеньем. Маленькая Роза Левек смотрела на bûche de Noёl[29], традиционное рождественское лакомство из фруктовой коврижки, покрытой тончайшим слоем глазури. Маленькие пухлые пальцы Розы лежали на скатерти, украшенной изображением Санта-Клауса, оленя и рождественской елки. В гостиной Рут и Питер готовили выпивку, Рут выливала свой виски в сосуд, который, как полагал Питер, называется вазой. На елке горели гирлянды, а рядом сидели дети Вашон и читали надписи на подарках в яркой обертке – искали те, что предназначались им. Огонь в камине разгорался, да и некоторые из гостей понемногу раскочегаривались. В столовой раздвижной стол стонал под грузом горшочков и пирогов, печенных в патоке бобов и ветчины в кленовом соке. Во главе стола, словно викторианский джентльмен, расположилась индейка. Центр стола каждый год оставляли для замысловатых и ярких цветочных композиций Мирны. В этом году это были сосновые ветки с вплетением великолепного красного амариллиса. В центре этого соснового леска на подстилке из мандаринов, клюквы и шоколадок стояла музыкальная шкатулка, и из нее доносилась рождественская песенка. Оливье донес вареную лососину до стола. Для детей, которые без присмотра набивали желудки конфетами, приготовили пунш. Так по старой квебекской традиции отмечали у Эмили Лонгпре канун Рождества, так же отмечали этот праздник и ее мать, и ее бабушка в этом самом доме в эту же ночь. Клара увидела, что Эм ходит по кругу, и обняла ее за талию: – Чем я могу помочь? – Нет, дорогая. Я просто хочу, чтобы все были довольны. – Мы в этом доме всегда довольны, – искренне сказала Клара. Она поцеловала Эм в обе щеки и почувствовала соль на губах. Эм плакала этим вечером, и Клара знала почему. В Рождество дома были наполнены людьми, которые все еще здесь и которых здесь уже нет. – Так когда ты собираешься снять свою бородку Санты? – спросил Габри, подсаживаясь к Рут на потертый диван у огня. – Сука, – пробормотала Рут. – Шлюха, – парировал Габри. – Нет, вы только посмотрите. Мирна села по другую сторону Рут, и от ее веса двое других чуть не катапультировались под потолок. Мирна указала тарелкой в сторону рождественской елки, где молодые женщины критиковали прически друг друга: – Эти девицы говорят, что у них плохой день для волос. Только подумайте! – Ну и ну, – заметила Клара, оглядываясь в поисках стула. Комната была заполнена людьми, слышалась английская и французская речь. В конце концов Клара села на пол и поставила полную тарелку на кофейный столик. К ней подошел Питер: – Вы о чем говорите? – О волосах, – ответила Мирна. – Спасайся, – сказал Оливье, обращаясь к Питеру. – Для нас уже поздно, но у тебя еще есть шанс уйти. Насколько я понимаю, на другом диване идет разговор о простате. – Садись. – Клара потащила Питера вниз за пояс. – Те девицы думают, что у них проблемы с волосами. – Но дождутся менопаузы, – подтвердила Мирна. – О простате? – спросил Питер у Оливье. – И о хоккее, – вздохнул тот. – Эй, ребята, вы слушаете? – Так тяжело быть женщиной, – пожаловался Габри. – То у нас начинаются менструации, потом вы, животные, лишаете нас невинности, потом разлетаются дети, и мы уже не знаем, кто мы… – Отдаем лучшие годы жизни этим неблагодарным ублюдкам и эгоистичным детям, – кивнул Оливье. – А потом, только мы запишемся на курсы гончарного искусства или тайской кухни, – трррах! – Или нет, – сказал Питер, улыбаясь Кларе. – Осторожнее, мальчик. – Она ткнула в его сторону вилкой. – Менопауза, – проговорил Оливье певучим голосом диктора Си-би-си. – Я никогда не просил у мужчины о паузе, – заметил Габри. – Первый седой волос – вот что такое плохой день для волос, – сказала Мирна, не обращая внимания на мужчин. – Как насчет того дня, когда ты впервые замечаешь, что у тебя на подбородке растут волосы? – спросила Рут. – Вот плохой день для волос. – Боже, как это справедливо, – рассмеялась Матушка, присоединяясь к ним. – Такие длинные, жесткие, как проволока. – Не забудь про усы, – подхватила Кей, опускаясь на место, предложенное ей Мирной, а Габри встал, уступая место Матушке. – Мы заключили торжественное соглашение. – Кей кивнула на Матушку и посмотрела на Эм, разговаривавшую с соседями. – Если кто-то из нас оказывается в больнице без сознания, остальные позаботятся, чтобы их вытащили. – Затычки? – спросила Рут. – Волосы из подбородка, – ответила Кей, с тревогой посмотрев на Рут. – Тебя в списке посетителей не будет. Матушка, возьми это на заметку. – Я взяла это на заметку много лет назад. Клара отнесла пустую тарелку к столу и вернулась через несколько минут с бисквитом, шоколадными пирожными и лакричным ассорти. – Украла у детей, – сообщила она Мирне. – Лучше поторопись, пока еще что-то осталось. А то они такие умники. – Я возьму у тебя. – Мирна и в самом деле протянула руку, но вынуждена была ее убрать, увидев угрожающе занесенную над ней вилку. – Наркоманы, вы смешны, – сказала Мирна, глядя на полупустую вазу с виски у Рут. – Вот тут ты ошибаешься, – возразила Рут, проследив направление ее взгляда. – Прежде это был мой любимый наркотик. До двадцати моим наркотиком было желание быть принятой, после двадцати – желание получить одобрение, после тридцати – любовь, а после сорока – виски. Последнее немного затянулось, – признала она. – А теперь меня по-настоящему заботит одно – была бы хорошая перистальтика. – А у меня наркотическая зависимость от медитации, – сказала Матушка, поглощая третью порцию бисквита. – У меня идея, – обратилась Кей к Рут. – Ты могла бы посетить Матушку в ее центре. Она может вымедитировать любое дерьмо из кого угодно. После этого сообщения наступило молчание. Клара искала хоть что-нибудь, чтобы прогнать этот навязчивый, отвратительный образ, и была благодарна Габри, когда он взял книгу из пачки под кофейным столиком и помахал ею. – Кстати, если уж речь зашла о дерьме. Это книга Си-Си? Вероятно, Эм купила ее во время твоей презентации, Рут. – Она, наверное, продала не меньше, чем я. Вы все предатели, – обвинила их Рут. – Нет, вы послушайте. Габри открыл «Клеймите беспокойство», и Клара заметила, что Матушка заерзала, словно собираясь подняться, но Кей вцепилась ей в руку и удержала на месте. – «А потому, – начал читать Габри, – само собой разумеется, что цвета, как и эмоции, вредоносны. Тот факт, что негативные эмоции имеют свою окраску, не случаен: красный для гнева, зеленый для зависти, голубой для депрессии. Но если сложить все цвета, то что мы получим? Белый. Белый – это цвет божественности, уравновешенности. Цель состоит в достижении уравновешенности. А чтобы достигнуть ее, мы должны удерживать эмоции внутри, предпочтительно под белым слоем. Вот о чем говорит ли-бьен, это достойное древнее учение. Из этой книги вы узнаете, как скрывать свои истинные чувства, как сохранить их в безопасности в этом недобром и субъективном мире. Ли-бьен – это древнее китайское искусство рисования изнутри. Удержания в себе цветов и эмоций. Это единственный способ достижения мира, гармонии и спокойствия. Если мы все станем хранить наши эмоции в себе, не будет борьбы, вреда, насилия, войн. В этой книге я предлагаю мир вам и всей планете». – Габри захлопнул книгу. – Что-то я сегодня не заметил, чтобы ли-бьен в ней победил инь-ян. Питер рассмеялся вместе с остальными, но при этом постарался ни с кем не встречаться взглядом. В глубине души, под собственным слоем белой кожи Питер был согласен с Си-Си. Эмоции опасны. Эмоции лучше прятать под спокойной и мирной маской. – Бессмыслица какая-то, – сказала Клара, перелистав несколько страниц и застряв на одном из абзацев. – А предыдущее не было бессмыслицей? – спросила Мирна. – Там другое дело, но здесь она пишет, что восприняла эту жизненную философию в Индии. А разве перед этим она не говорила, что ли-бьен – китайская философия? – Ты что, и в самом деле ищешь там какой-то смысл? – спросила Мирна. Клара снова погрузилась в книгу. Через несколько секунд ее плечи начали подрагивать, потом к ним присоединилась и спина. Наконец она подняла лицо и посмотрела на озабоченных друзей. – Что такое? – спросила Мирна у плачущей Клары. – Имена ее гуру, – проговорила та между рыданиями. Внезапно Мирна засомневалась, плачет ее подружка или смеется. – Кришнамурти Дас, Рави Шанкар Дас, Ганди Дас. Рамен Дас. Калиль Дас. Джибран Дас. Они даже ее называют Си-Си Дас. Клара зашлась от смеха, как и большинство остальных. Большинство. Но не все. – Я не вижу в этом ничего плохого, – сказал Оливье, вытирая глаза. – Мы с Габри выбрали путь «Хаген Дас»[30]. И ничего. Хотя и не без трудностей. – А один из твоих любимых фильмов – «Das Boot»[31], – напомнила Клара Питеру. – Так что ты, вероятно, просветленный. – Верно. Хотя тут «Дас» стоит спереди. Клара, расхохотавшись, оперлась плечом о Питера, и в это время прибежал Анри и запрыгнул на них обоих. Перестав смеяться и успокоив Анри, Клара, к своему удивлению, увидела, что Матушка ушла. – С ней все в порядке? – спросила Клара у Кей, которая провожала взглядом подружку – та направлялась в столовую и к Эм. – Может, мы что-то не то брякнули? – Нет-нет.