— Не подержишь его, пока я накину халат? Ма Жун взял шар, но тут же с проклятьем выпустил из рук, и тот с громким стуком упал на пол. Он был отлит из железа. Все трое рассмеялись. — Великое Небо! — воскликнул Ма Жун. — Наблюдая, как ты работаешь с ним, я решил, что он сделан из дерева. — Хотел бы я, чтобы ты научил меня этому искусству! — мечтательно произнес Цзяо Тай. — Как я уже говорил вам раньше, — сказал Лань Даогуй, — я в принципе никогда не учу отдельным приемам или упражнениям. Я всегда готов обучать вас, но тогда придется пройти полный курс! Ма Жун почесал голову. — Если я не ошибаюсь, — спросил он, — правила твоих тренировок требуют отказаться от девчонок? — Женщины подрывают силу мужчины! — сказал Лань. Он произнес это с такой горечью, что друзья посмотрели на него с удивлением. Лань редко прибегал к резким заявлениям. Боксер быстро продолжил с улыбкой: — То есть они не повредят, если все держать под контролем. Для вас я установлю особые правила. Вам придется полностью отказаться от выпивки, соблюдать диету, которую я определю, и спать с женщинами не чаще, чем раз в месяц. Вот и все! Ма Жун с сомнением посмотрел на Цзяо Тая. — В этом-то и загвоздка, братец Лань! Не думаю, что я люблю выпивку и женщин больше, чем любой другой человек, но мне скоро уже стукнет сорок, и это вошло у меня в привычку, понимаешь? А как ты, Цзяо Тай? Покручивая усики, Цзяо Тай ответил: — Что касается женщин, так и быть, — если, конечно, они будут первосортными! Но вот совсем отказаться от вина… — Ну, вот! — рассмеялся Лань. — Впрочем, это не имеет значения. Вы оба боксеры девятой ступени, и вам нет нужды переходить в высшую. При ваших занятиях вам никогда не придется драться с противником, достигшим такого уровня! — Почему же? — спросил Ма Жун. — Очень просто! — ответил мастер. — Для того чтобы пройти все ступени от первой до девятой, требуется только сильное тело и упорство. Но на высшем уровне сила и мастерство имеют второстепенное значение. Его могут достичь только люди с полностью просветленным сознанием, а это уже само по себе исключает возможность, что они станут преступниками. Ма Жун ткнул Цзяо Тая под ребра: — Если это так, — весело сказал он, — останемся какими были, братец! А теперь одевайся, Лань, мы хотим, чтобы ты проводил нас на рынок! Одеваясь, Лань заметил: — А вот ваш судья, я думаю, если бы захотел, мог бы достичь высшей ступени. Он произвел на меня впечатление необыкновенно сильной личности. — Так оно и есть! — подтвердил Ма Жун. — Кроме того, он превосходный фехтовальщик, а однажды я видел, как он влепил такую затрещину, что у меня слюнки потекли! Он очень умерен в еде и выпивке, а жены для него, я думаю, скорее дело привычки. Но с ним тоже будут сложности. Не думаешь же ты в самом деле, что он когда-нибудь согласится сбрить бороду? Смеясь, три друга направились к выходу. Они не спеша двинулись в южном направлении и вскоре оказались у высоких разукрашенных ворот крытого рынка. Плотная толпа бурлила в узких улочках, но, едва завидев Лань Даогуя, им уступали дорогу, потому что боксера в Бэйчжоу хорошо знали. — Этот рынок, — сказал Лань, — возник еще в старые времена, когда Бэйчжоу был главным центром для снабжения татарских племен. Говорят, если улочки, образующие этот крольчатник, вытянуть в одну линию, она протянется больше чем на пятнадцать ли! А что именно вы ищете? — Нам приказано, — ответил Ма Жун, — разузнать о том, где может находиться барышня Ляо Ляньфан, девушка, недавно исчезнувшая здесь. — Насколько я помню, это случилось, когда она наблюдала за танцующим медведем, — сказал боксер. — Пойдемте, я покажу, где обычно татары устраивают представление! Он провел их коротким путем позади лавок и вывел на более широкую улицу. — Вот мы и пришли! — сказал он. — Сейчас здесь не видно татар, но это то самое место! Ма Жун посмотрел на жалкие ларьки слева и справа, где продавцы пронзительными голосами расхваливали свои товары, и заметил: — Старый Хун и Дао Гань уже допросили всех этих людей, а они-то свое дело знают! Нет смысла вновь расспрашивать их, но интересно, зачем девушка приходила сюда. Она должна была бы скорей пойти в северную часть рынка, где в лавках поприличнее продают шелка и парчу. — А что об этом говорит ее служанка? — спросил боксер. — Она утверждает, что они заблудились, — ответил Цзяо Тай, — а когда увидели танцующего медведя, решили немного задержаться и посмотреть. — Через две улицы к югу, — заметил Лань, — находится квартал публичных домов. Не могли ли люди оттуда быть замешанными в это дело? Ма Жун покачал головой. — Я сам проверил эти дома, — сказал он, — и ничего не обнаружил. По крайней мере, ничего связанного с этим исчезновением! — добавил он с ухмылкой. Тут он услышал за спиной странное бормотание. Ма Жун обернулся и увидел худого мальчишку лет шестнадцати в лохмотьях. Он издавал непонятные звуки, а лицо его при этом жутко дергалось. Ма Жун собрался было дать ему медяк, но мальчишка уже протиснулся мимо него и принялся неистово дергать Ланя за рукав. Боксер улыбнулся и опустил большую ладонь на взъерошенную голову мальчика. Тот сразу успокоился и теперь с восторгом смотрел на возвышающуюся над ним фигуру бойца. — Странные же у тебя друзья! — сказал удивленный Цзяо Тай. — Он не более странен, чем большинство людей вокруг! — спокойно отозвался Лань. — Это брошенный ребенок китайского воина и проститутки-татарки. Однажды я нашел его на улице, какой-то пьяница избил мальчишку и сломал ему несколько ребер. Я вправил их и на некоторое время оставил парня у себя. Он немой, но немного слышит, а если говорить очень медленно, то и понимает. Он достаточно умен, и я научил его нескольким полезным приемам, так что теперь только очень пьяный человек решится напасть на него! Знаете, для меня нет ничего более ненавистного, чем дурное обращение со слабыми! Я хотел держать мальца при себе для всяких поручений, но иногда мысли у него путаются и вообще ему больше нравится здесь, на рынке. Но он регулярно приходит ко мне получить чашку риса и поболтать. Мальчик опять начал что-то бормотать. Лань внимательно выслушал его и сказал: — Он хочет знать, что я здесь делаю. Спрошу-ка я его об этой пропавшей девушке. У парня острый глаз, и он знает почти обо всем, что здесь происходит. Лань начал рассказывать мальчику о танцующем медведе и девушке, помогая себе жестами. Мальчик внимательно слушал его, напряженно наблюдая за губами боксера. На его деформированной брови выступили капли пота. Когда Лань закончил, мальчик пришел в сильное возбуждение. Он засунул руку в рукав Ланя и достал оттуда «Семь кусочков». Присев на корточки, он начал раскладывать их на мостовой. — Это я научил его! — с улыбкой сказал боксер. — Часто это помогает ему выразить то, что он хочет. Посмотрим, что он сделает сейчас! Трое друзей наклонились и посмотрели на фигурку, которую складывал мальчик. — Это явно татарин, — заметил Лань. — Вот эта штука у него на голове — черный капюшон. Немой печально потряс головой. Потом он схватил Ланя за рукав и издал несколько сиплых звуков. — Он говорит, что ему слишком трудно объяснить, — сказал боксер, — и хочет, чтобы я пошел с ним к старухе-нищенке, которая кое-как присматривает за ним. Они живут в яме под лавкой. Вам лучше подождать здесь, в этой яме весьма грязно и зловонно, но зато тепло, а это для них — главное! Лань ушел с мальчиком, а Ма Жун и Цзяо Тай принялись рассматривать татарские кинжалы, выставленные в соседней лавке. Боксер вернулся один и сказал с довольным видом: — Думаю, что кое-что узнал для вас! Пойдемте туда! — Он затащил своих друзей в угол одной из лавок и продолжал тихим голосом: — Старуха говорит, что они с мальчиком были в толпе, глазеющей на танцующего медведя. Они видели хорошо одетую девушку с пожилой служанкой и попытались протиснуться к ним, надеясь выпросить несколько медяков. Но в тот момент, когда старуха собиралась заговорить с этой парой, госпожа средних лет, стоявшая за девушкой, что-то прошептала ей. Девушка быстро взглянула на служанку и, увидев, что она увлечена зрелищем, ускользнула с той госпожой. Мальчик протиснулся между ногами стоявших вокруг мужчин и направился за ними следом, чтобы выклянчить свои медяки. Но тут огромный мужчина в черном татарском капюшоне грубо оттолкнул его и последовал за той парой. Тогда мальчик решил, что ему лучше отказаться от попытки заработать, уж очень свирепо выглядел тот мужчина. Вам не кажется это весьма странным? — Несомненно! — воскликнул Ма Жун. — А могут старуха или мальчик описать эту женщину и татарина? — Нет, к сожалению, — ответил боксер. — Я их об этом спрашивал, но женщина закрывала нижнюю часть лица нашейным платком, а мужчина длинными концами капюшона. — Мы должны немедленно доложить об этом! — сказал Цзяо Тай. — Это ведь первое свидетельство очевидцев о том, что произошло с девушкой! — Я проведу вас к выходу коротким путем, — сказал Лань. Он повел их по узкой, полутемной улочке, заполненной толпой. Вдруг они услышали пронзительный женский вопль, после чего раздался треск ломающейся мебели. Толпа мгновенно рассеялась, и через мгновение три приятеля остались на улочке одни. — Это там, в том темном доме! — крикнул Ма Жун. Он бросился вперед, пинком распахнул дверь и ворвался внутрь; его спутники последовали за ним. Они пробежали через пустую гостиную к широкой деревянной лестнице. Наверху имелась только одна большая комната, выходящая на улицу. Внутри был полный беспорядок. В центре ее пара верзил избивала двух мужчин, корчившихся на полу. За кроватью возле двери пряталась полуодетая женщина, а еще одна на кровати перед окном пыталась прикрыть свое обнаженное тело набедренной повязкой. Головорезы оставили своих жертв и обернулись на вошедших. Кряжистый парень с повязкой на правом глазу, введенный в заблуждение бритой головой Ланя, счел его самым слабым среди нападающих и попытался нанести удар по лицу. Но боксер едва заметным движением отклонил голову и, когда кулак пролетел мимо него, небрежно толкнул бандита в плечо, отчего тот стрелой пролетел через комнату и врезался в стену с такой силой, что посыпалась штукатурка. В этот момент его приятель, нагнувшись, хотел ударить Ма Жуна в живот головой, но тот приподнял колено и ударил им нападавшего в лицо. Голая женщина опять завопила. Одноглазый мужчина поднялся и сказал, тяжело дыша: — Будь у меня при себе меч, я бы искрошил вас на кусочки, мерзавцы! Ма Жун хотел ударить одноглазого, но Лань остановил его. — Мне кажется, — спокойно сказал он, — что мы приняли не ту сторону, братец! — Обращаясь к упавшему бандиту, он добавил: — Эти двое — чиновники судебной управы. Двое пострадавших, поднявшиеся к тому времени на ноги, поспешно бросились к двери, но им преградил дорогу Цзяо Тай. Лицо одноглазого оживилось. Осмотрев трех друзей, он инстинктивно выбрал Цзяо Тая и обратился к нему: — Сожалею об ошибке! Мы думали, что вы заодно с этими двумя подлецами. Мы с другом — солдаты Северной армии и находимся в отпуске. — Покажите ваши документы! — резко бросил Цзяо Тай.