Часть 1 из 63 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Анатолий Георгиевич Алексин
О себе писать трудно [1]
Смешилка — это я!
Как я изобразила… банкира
Как я превращалась в звезду
Как я превращалась в… министров
Как я несла «бремя славы»
Как я лечила смехом
Как другой сценарий не подчинился…
Как родился дуэт с Нудилкой
Как о любви моей заподозрила общественность
Как я окончательно решила… не выходить замуж
Как кинокамера «заглянула» в нашу квартиру
Как появился «отзывчивый дом Смешилки»
Очень страшные истории
Вместо предисловия
Первая очень страшная историяГлава I, в которой мы знакомимся с героями повести, не все из которых будут героями
Глава II, в которой мы неумолимо приближаемся к страшной истории, хотя это можно и не заметить
Глава III, в которой мы делаем еще несколько шагов навстречу страшной истории
Глава IV, в которой мы отправляемся на старую дачу
Глава V, которая подводит нас буквально к самому порогу страшной истории
Глава VI, из которой становится ясно, что мне ничего не ясно
Глава VII, в которой мы снова знакомимся с героями повести, не все из которых будут героями
Глава VIII, в которой я наконец… впрочем, сами поймете!
Глава IX, в которой события опять с головокружительной быстротой сменяют друг друга
Глава X, в которой слышится крик из подвала
Глава XI, в которой мы слышим разные голоса и топот погони
Глава XII, самая короткая и самая последняя (в этой повести!)
Послесловие
Вторая очень страшная история (еще пострашней первой!)Предисловие, из которого становится ясно, как я дошел до жизни такой (в положительном смысле!)
Глава I, в которой меня выносят ногами вперед
Глава II, где впервые появляется Мура — руководительница «Клуба поразительных встреч»
Глава III, в которой я спускаюсь не на землю, а… в президиум
Глава IV, из которой все вытесняет любовь
Глава V, которая начинается за здравие, а кончается… сами знаете чем
Глава VI, где меня обвиняют в убийстве
Глава VII, в которой я обнаруживаю соперника
Глава VIII, в которой вторая очень страшная история становится еще пострашней первой
Глава IX, в которой я из обвинителя становлюсь защитником
notes1
* * *
Анатолий Георгиевич Алексин
Смешилка — это я!
(сборник)
© Алексин А. Г., наследники, 1969, 1988, 2010
© Медведев Е. А., иллюстрации, 2010
© Оформление серии, составление. ОАО «Издательство „Детская литература“», 2010
О себе писать трудно [1]
О себе писать очень трудно… Поэтому я буду рассказывать не столько о себе, сколько о деле, которому я, в меру своих сил и способностей, служу. Представляю себе, что мне задали несколько вопросов и я на них должен ответить.
Обращаясь к ранней поре жизни, я прежде всего думаю о маме. Ее уже нет… А я все еще мысленно говорю: «Прости меня, мама». Она рассказывала знакомым и близким, какой у нее заботливый сын, — очень хотела, чтобы люди ко мне хорошо относились, чтобы уважали меня. Я и в самом деле старался спасти ее от болезней, от житейских невзгод, торопился выполнить ее нечастые просьбы. А слов, которыми сейчас до того переполнен, что они подступают к горлу, не высказал. Многое мы, увы, осознаем запоздало, когда исправить уже ничего нельзя. Случалось, забывал позвонить в назначенный час. «Я понимаю: ты так занят!» Иногда раздражался по пустякам… «Я понимаю: ты так устал!» Она все стремилась понять, исходя из интересов сына, которые были для нее подчас выше истины. Если бы можно было сейчас позвонить, прибежать, высказать! Поздно.
В годы войны я видел: матери, работавшие сутками в тех цехах, где по медицинским законам мирного времени, отброшенным войной, можно было находиться не более четырех или пяти часов, отдавали детям все, что полагалось за «вредность» производства. И дети выпивали молоко, съедали хлеб, намазанный слоем масла, который был не толще папиросной бумаги. Сейчас я думаю, что мы порой чересчур уж бездумно принимаем жертвы своих матерей. Принимая их, мы обязаны всякий раз спросить совесть: «Не отдает ли нам мать последнее? Не отдает ли то, без чего не может выжить на земле человек?» Жертвенность материнского чувства естественна, но естественной должна быть и наша готовность противостоять благородной «неразумности» материнских щедрот, материнской отваги.
В муках мы, как писал Н. А. Некрасов, только «мать вспоминаем». Но и за спасением от первых детских недугов тоже обращаемся к ней. «Ничего страшного. Все пройдет…» — шепчет мама. И болезнь проходит, потому что рядом Она. «Ах, если б навеки так было!»
Матери… Им более всего дорог свой ребенок — пусть он не прославленный ученый, не полководец-победитель, пусть не очень удачливый, даже убогий. Их бескорыстие, их верность и преданность поистине безграничны. Способность к такой самоотверженности раздвигает стены старого дома, границы одной семьи — женщина, отдающая, казалось бы, все без остатка своим собственным детям, создает вокруг себя климат сердечности, доброты, столь необходимый для физического и нравственного здоровья. Не только ее детей — для нравственного здоровья всей нашей планеты. Таково свойство подлинной человечности.
Перейти к странице: