– По факту смерти его последней жены два года назад проводилось расследование, – серьёзно сообщил Гизелиус, – но за недостаточностью улик дело было закрыто и признано, что женщина сама случайно оступилась и упала с моста. – А никто не задумался, почему она пошла на этот самый мост в гололёд? Зачем ей вообще было гулять в том конце города? – Чувствовалось, что лазутчица хорошо осведомлена об обстоятельствах дела. – Не будем сейчас копаться в старых грехах купца Салена, – решительно прервал уклонившийся в сторону спор Дорд. – Милорд желает знать, зачем вы пробрались ночью в ту спальню, которая первоначально предназначалась ему?! – Я хотела… – Девушка снова кротко покраснела. – Оказать ему услугу. Нет, не подумайте ничего плохого, я случайно узнала про потайной ход и хотела предупредить его светлость о замыслах госпожи Жаннет. – А вы не могли это сделать каким-нибудь менее экстравагантным способом? – едко обронил Эртрайт, слегка разочарованный таким признанием. Да и какой молодой человек будет рад услышать, что довольно миловидная молодая особа пробралась среди ночи к нему в комнату по потайному ходу лишь затем, чтобы оградить от прихода других, не менее очаровательных девиц?! – Ваша светлость! – теперь в печальном голосе лазутчицы звучал почти откровенный упрёк. – Подумайте сами, как бы ещё я могла это проделать? Если и Камильена, и её сестры, не говоря уже об их служанках и камеристках, неотрывно следили за нами с той самой минуты, как я случайно узнала о планах их матушки?! – Во-первых, кто ваш сообщник, во-вторых, как вы узнали про планы госпожи Жаннет и, в-третьих, какой прок его светлости от вашего предупреждения, если вместо Камильены в его спальне обнаружат ВАС?! – едко усмехнулся Дорданд, с лёгким презрением глядя на изворотливую девицу. – Отвечу по порядку, – серьёзно кивнула она, сбрасывая очередную маску, – под словами «мы», я имела в виду себя и свою компаньонку, Милли. Она такая же сирота, как я, и мы воспитывались в одном монастыре, только у неё нет такого богатого и бессердечного дядюшки. – Дальше! – прервал её выпад в сторону старого графа Эртрайт, мельком окинув взглядом сжавшуюся на банкетке девицу, принятую ими первоначально за служанку. – Во-вторых, – сообщила Риселла с едва заметной усмешкой, тонко копируя Дорданда, – о замыслах своей матушки проговорилась младшая из дочерей градоначальника, Жульена. Она попыталась привлечь нас в соучастницы, чтобы обойти в этом деле сестёр. А в-третьих, его светлости нечего бояться каких-либо притязаний на свою свободу с моей стороны, так как выходить за него замуж я никогда не собиралась. – Это лишь слова. – Герцог недоверчико качнул головой. – И доказать их честность вам вряд ли удастся. – Она говорит правду, – уныло буркнул магистр, и Эртрайту не удалось скрыть своего изумления внезапным заступничеством Гизелиуса. – Но ведь вы сами… – Дорд тоже смотрел на старика слегка настороженно, такие заявления были вовсе не в его обычае. – Она действительно не приставала ко мне и благоразумно подождала, пока я оденусь и придам постели такой вид, словно на неё никто не ложился, – хмурясь, объяснил магистр. – Только после этого я позвал слуг и поднял шум. И я считаю, что девушка заслуживает той награды, которую она просит за свой поступок, ведь она сильно рисковала… своим честным именем, пускаясь в эту авантюру. – Гизелиус! – с неудовольствием нахмурился Эртрайт, но Дорданд незаметно пихнул его под столом ногой, и кузен смолк, пытаясь сообразить, с чего это брат вдруг встал на сторону учителя. А потом заметил, как переплетены тонкие, обожжённые снадобьями пальцы магистра, и тоже стиснул губы. Слишком часто приходится ему присутствовать при различных деловых встречах Дорда, чтобы он не знал об условных жестах, принятых между герцогом и магом. И конкретно этот, замаскированный под простое нервное движение жест красноречиво говорил, что сейчас лучше ничего больше не выяснять, оставив все вопросы на потом. – И чего же она просит? – прервал краткую заминку секретарь, поднимая взгляд на кротко потупившую глазки лазутчицу и разглядывая её с новым интересом. – Разрешения присоединиться к нашему обозу в путешествии до Дивноводска. Там она надеется найти себе знатных покровительниц… или работу. – И какая ей подошла бы работа? – Эта тема всегда живо интересовала Эртрайта, к явному неудовольствию его повелителя и кузена. – Она имеет диплом травницы, – с некоторой мстительностью выдал магистр, – и вполне может претендовать на роль домашнего лекаря в не очень знатном семействе. – Хорошо, – торопясь закончить с этим делом, слегка разочарованно буркнул лжегерцог, никогда не питавший особой страсти к занудному занятию изготовления зелий. – Принимая во внимание ходатайство Гизелиуса, разрешаем вашей карете примкнуть к нашему обозу. Однако… дамы, вы должны понимать, что в глазах большинства обитателей этого городка, после того как вы отправитесь на барку в составе нашего обоза, ваша репутация… сильно пострадает. – Мы готовы к такой жертве, – тихо, но твёрдо произнесла Риселла и снова мило покраснела, хотя могла и не стараться – после того как магистр объявил о её профессии, ни герцог ни его кузен больше не верили во внезапность таких проявлений скромности, – но у меня нет кареты. – Позаимствуем временно у градоначальника, она ему все равно пока ни к чему, – безапелляционно решил Дорд и, заметив заинтересованный взгляд лазутчицы, мгновенно поправился: – Прикажете распорядиться, ваша светлость? – Распорядись, Кайд, – милостиво кивнул Эртрайт, сообразив, что больше никаких объяснений от магистра они не получат, пока не окажутся вдали от слишком «ушастых» стен этого дома. Дорд послушно склонил голову и взялся за колокольчик, исподтишка наблюдая за навязавшимися им попутчицами. И был сполна вознаграждён за свою предусмотрительность, заметив мимолётное многозначительное переглядывание девиц. И если до этого момента он собирался просто присматривать за пронырами, то теперь был твёрдо намерен самолично не спускать с них глаз и вдобавок приказать Монрату приставить к девицам самых ушлых и надёжных охранников. Глава 5 Ранним утром, когда солнце ещё только чуть осветило край неба, вышедший на крыльцо Дорд сделал от лица герцога толпе провожающих небольшое, но веское заявление. Им было сообщено, будто девица, проникшая ночью в спальню герцогского лекаря, совершила такой необдуманный поступок в приступе крайнего отчаяния. Испуганная твёрдым решением дядюшки выдать её замуж за престарелого вдовца со зловещей репутацией, девушка просто искала способ попросить защиты. И снизошедший к её просьбе герцог милостиво позволил сиротке добраться до ближайшего крупного города вместе со своим обозом. Разумеется, в толпе немедленно замелькали кривые ухмылки и послышались многозначительные смешки, но некоторые из присутствующих предпочли задумчиво спрятать глаза, и это не осталось незамеченным внимательным секретарём. Он дал себе слово, что по прибытии в Дивноводск немедленно направит королю письмо с требованием командировать в Кархин ушлого тайного сыщика с заданием разузнать всё про чёрного вдовца. Однако это было всё, что Дорд мог, а самое главное – желал сделать для лазутчицы и её компаньонки. За собственную репутацию, как и за репутацию спутников, Дорд нисколько не переживал: то, что обычно ставится в вину девушкам, мужчинам напротив, придаёт интригующий ореол ловеласов и сердцеедов. Тем более самым «пострадавшим» должен считаться магистр, а он почему-то повёл себя с завидным равнодушием. * * * – Ну, метр, рассказывай! – дождавшись, пока карета выберется за пределы города, нетерпеливо потребовал герцог, и Гизелиус обречённо вздохнул. Зря он надеялся, что за два часа друзья позабудут про его странное поведение, ну, или хотя бы отложат эту процедуру на потом. Не судьба. – А чего вы, собственно, хотите услышать?! – хмуро пробурчал он, но никто из его спутников не проникся ни состраданием, ни благородством. Наоборот, герцог поудобнее облокотился на подушки, а Эртрайт, раз десять повторивший за утро, что засыпает на ходу, вытянулся на переднем сиденье и подпёр голову рукой. При этом оба с уставились на Гизелиуса с очень заинтересованным видом, и у того не осталось ни малейшего сомнения – теперь, пока эти двое тщательно не перетрясут все его сокровенные тайны, вырваться из их лап ему не удастся. – Вы оба ничего не знаете о моей личной жизни, – скорбно сказал магистр, окончательно убедившись, что влип, как гусь в пирог, – однако мой старый господин, герцог Агранат, был обо всём прекрасно осведомлён. Так вот, десять лет назад я сочетался законным браком с одной… очень своенравной особой. – Не может быть! – Подпрыгнувший на диванчике Эртрайт совершенно забыл про всякий сон. – И ты скрывал это от своих друзей? Гизелиус, как ты мог?! А ещё учил меня честности! – Я учил тебя честности в делах и соблюдению установленных правил при заключении магических обязательств. – Магистр оскорблённо поджал губы. – А если я не стал распространяться о своей личной жизни, так это потому, что её пока практически нет! – Метр, будь добр, объясни нам, бестолковым, как это возможно, одновременно быть женатым и не иметь личной жизни?! – прищурился герцог и достал из настенного кармана мешочек с орехами. – Мне тоже насыпь, – протянул ему пустой кубок Райт. – Рассказ обещает быть занимательным! – Вот поэтому я вам и не рассказывал! – Магистр обиженно покосился на орехи. Ну прямо как дети на деревенских посиделках в ожидании жуткой сказки! – Хотя особо говорить и нечего. – Тут он уже вздохнул не понарошку. – Вы ведь знаете, что мы, маги, входим в особую организацию, в которой занимаемся только своими делами, не ввязываясь в различные политические разборки? – Знаем, в ковен вы вступаете, когда получаете титул магистров. А вот насчёт истинности утверждения о «никогда и ни в какую политику» я бы поспорил, да доказательств маловато, – иронично усмехнулся Дорданд. – Но не будем отвлекаться от темы. Как я понял, ты ведёшь к тому, что твоя жена тоже маг? – Да, – уныло подтвердил Гизелиус, – я знаю её давненько, и она всегда мне очень нравилась… но была замужем. Однако маги, хотя и имеют возможность возвращать себе молодость, зачастую живут даже меньше обычных людей. Увы, такая уж у нас опасная профессия. Когда Тренна овдовела, я был одним из первых, предложивших ей помощь… и союз… брачный, разумеется. Но она раздумывала ещё три года, пока не приняла моё предложение. Мы поженились десять лет назад, и целый месяц я был самым счастливейшим магистром в ковене. До тех пор, пока не встал вопрос, где мы совьем своё гнёздышко. – Она не захотела ехать в Анрим?! – холодно приподнял бровь Дорданд. – Категорически. У неё небольшая школа… при одном из монастырей, и она считала себя обязанной довести до выпуска принятых в обучение девиц. А я имел вполне определённые обязательства перед вашим отцом… и не желал сидеть в женском монастыре. Да мне там просто нечего делать… – Всё ясно… она тебя бросила! – В голосе Эртрайта звучало осуждение в адрес незнакомой Тренны, так жестоко обошедшейся с его учителем. – Или ты её?! – нахмурился Дорд. – С чего вы это взяли? – возмутился Гизелиус. – Мы просто купили домик на нейтральной территории и проводили там вместе все свои выходные… и праздники. – Так вот на какие секретные задания всё время отправлял тебя отец! – догадался герцог. – Но Гиз, почему ты ничего не сказал мне?! Неужели я бы не понял и не отпустил тебя к жене?! – К тому времени… как с герцогом произошло несчастье, мне уже не нужны стали выходные… – Теперь лицо магистра было несчастным по-настоящему. – И до вчерашнего вечера… вернее, ночи, я не имел о жене никаких сведений. – Она тебя всё-таки бросила! – возмущённо постановил Эртрайт. – Вот в этом вся суть женщин! Сначала обвиняют мужчин в непостоянстве, а при первом удобном случае бросают их сами! – Нет… – виновато промямлил магистр, проклиная про себя Риселлу, из-за которой ему приходится терпеть допрос с пристрастием, – всё было не так… это я провинился. – Ты… что?! Нет, Гиз, я не могу поверить… да ты же от женщин как от чумы шарахаешься… Как это получилось, будь добр, поясни. Возможно, просто произошло недоразумение?! Герцог бросил в рот сразу несколько орешков и яростно заработал зубами: когда он нервничал, у него не хватало терпения сидеть ничего не делая. А уничтожение орехов – какое никакое, а занятие. – Нет… недоразумения не было. Она поймала меня с поличным, – с отчаяньем обречённого признался магистр. – Но ты же маг! – Эртрайт, не раз видевший, на что способен учитель, в волнении даже сел на диване и всплеснул руками. – Неужели ты не поставил никаких охранок и никакой защиты?! – В том-то и дело, что поставил! – едко хмыкнул Гизелиус, но его злость была направлена лишь на самого себя. – Но я-то поставил на внешний периметр, а она была внутри! – Но как же ты мог не заметить собственную жену? Или у тебя такая огромная спальня? – При чём тут моя спальня? Дело было в столице, когда я ездил в лавку за редкими травами. В харчевне я случайно познакомился с очень миленькой женщиной… – Магистр так тяжело вздохнул, что без слов стало понятно, как сильно он корит себя за неосторожность. – Она назвалась травницей… и проявила ко мне очень понятный интерес, а потом пригласила в свою спальню… посмотреть на одну траву… – Ну, вы пришли, посмотрели на её траву, – нетерпеливо подтолкнул магистра к главному герцог, – а откуда в комнате взялась твоя жена? – Так разве же я не сказал? – ошарашенно уставился на хозяина маг. – Это она и была, Тренна! Под чужой личиной… и не отопрешься теперь никак… – Нет… вот этого ты не сказал… – Не менее потрясённо взирал на учителя Эртрайт. – Но какое коварство! Теперь я окончательно убедился в правоте Дорда – девушек нужно выбирать очень придирчиво… и устраивать им не менее хитроумные проверки, чем тебе твоя жена! – Да, я тоже не сразу понял… о чём ты говоришь, – отложив мешок с орехами, хмуро признался герцог. – Но объясни, пожалуйста, ты же магистр, неужели вы не видите таких вещей, как наведённая личина?!