Часть 2 из 18 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Через час, спрятавшись в высокой траве парка, вдалеке от аллей, радостные эмоции переполняли меня. Сколько мало надо было в те года для счастья! Темно-бурый цвет лезвия полностью скрыл стальной блеск, но эта проблема легко решалась с помощью пасты ГОИ, которая была у меня дома. В пластиковые боковины рукоятки за многие лета уже намертво впиталась промасленная грязь, и все попытки содрать её ногтем не приносили результата. И даже это не расстраивало. Главное, что у меня, двенадцатилетнего пацана, был свой штык-нож! А всё остальное — ничто.
Естественно, в том возрасте, более таинственного и лучшего места для схрона, кроме, как кладбище, сложно было придумать, и на следующий день я уже бродил среди памятников, ища подходящее. Моё внимание сразу привлекла одна неухоженная старая могила на восточной окраине городского погоста. Было заметно, что к ней уже давно никто не приходил, кроме сторожа с дежурной палкой, отпугивающих стуком ворон, который обрывал бесконечно растущую траву. Ржавая оградка, наполовину выдавленная из земли разросшимся стволом и корнями старого дерева, ровесника захоронения, образовала небольшое углубление в земле. Эта пустота и стала искомым местом.
Вскоре начищенный до завораживающего блеска клинок и заточенный глухонемым стариком около базара на ножном станке, приковывал завистливые взгляды моих друзей, когда в парке, хвастаясь, давал подержать в руках. Эти дни получалось его прятать дома, но я понимал, что это ненадолго и мать во время генеральной уборки квартиры обязательно найдет и, даже не сомневаясь, выкинет, а тайник уже был готов. На занятиях майор рассказал, что существуют специальные контейнеры для долгой сохранности содержимого в тайнике, но можно его сделать и самому. Картон явно не подходил для этих целей, и ничего лучше, чем взять дерматиновую коробку от автомобильной аптечки, я не придумал. К ножу присоединилась ещё одна моя гордость — бензиновая зажигалка из гильзы автомата Калашникова, сделанная по моей просьбе соседом часовщиком. А также целая упаковка сухого спирта, цыганская иголка с капроновыми нитками, бинт, кусок ваты, зелёнка, увеличительное стекло и ещё один предмет самодовольства, плоская, видавшая лучшие времена, карманная фляга, купленная на той же барахолке. Аптечка была помещена в полиэтиленовый пакет, который для большей надежности и защиты, стянув, обмотал изоляционной лентой.
Откопать и очистить изгиб бокового корня, под которым образовалась удобная ниша, мне помогла детская алюминиевая лопатка для песочницы, которая также нашла своё место в аптечке. Итак, схрон был готов. Засыпав его землёй, посадил два пучка травы и аккуратно притоптал, представляя, как в будущем, когда что-нибудь понадобится, я под восхищённые взгляды друзей, словно настоящий герой, вроде Зорро или командира партизанского отряда, с серьезным лицом извлеку свой клад из земли.
Спустя шесть месяцев, наш кружок прекратил своё существование. Директор школы не был красноречив, в двух словах объяснив, что преподаватель уехал и вести занятия некому. Было очень обидно, что майор даже не попрощался, и вскоре каждый из нас нашел новые интересы. Только через два года мы узнали, что он тогда обратился в областной военкомат с просьбой отправить его в Афганистан, где и погиб, подорвавшись на мине.
Я занялся легкой атлетикой и ежедневный преодоленный на тренировках километраж заставил забыть о своём ребяческом увлечении. Теперь в голове крутились мысли только о соревнованиях и показаний стрелок секундомера. Пришла молодость и время, проведенное в «Кружке юного разведчика», вместе с тайником канули в прошлое. Затем был городской техникум, военкомат, где меня сразу приписали в разведывательный батальон (видно характеристика со школы сделало своё дело), а дальше два года службы и сталелитейный завод.
И вот спустя девятнадцать лет сложившиеся ситуация открыла этот файл в голове. Пакет с деньгами и мобильным обратно решил не доставать, поскольку не знал, какое состояние старого детского тайника. Полная луна оказалась хорошим помощником, и я без труда нашел ту самую могилу, с удивлением отметив, что, по крайней мере, в свете самого преданного спутника Земли, по большому счету ничего не изменилось с того времени. Абсолютно безобидный предмет для потребностей человека, коим был полиэтиленовый пакет, в отличие от всего в этом мире, оказался не подверженный биологическому разрушению и, собрав на себе грязный конденсат, внутри был сухой, полностью защитив аптечку с содержимым от почвенной коррозии, что не могло не радовать. Штык-нож теперь уютно располагался в ладони взрослой руки, которая на инстинктивном уровне, играючи, прокрутила его острие в воздухе, перейдя с хвата клинком верх на положение клинком вниз и затем с выбросом лезвия вперед. Всё остальное осталось в аптечке. Природа легко могла заменить её высушенным в тени очищенным кусочком мха, обернутым нитями паутины. Я не знал, что ждёт впереди, но сейчас было известно только одно, это полное отсутствие страха, а значит, направление правильное.
Углубляться ночью в темные дебри было равносильно брожению слепого щенка среди заваленных книг взорванной библиотеки. Твоему продвижению бесконечно мешают одни и те же вещи, которые ты не видишь. Поэтому обосновываться в лесу решил начать с первыми лучами солнца, а сейчас, подмяв под себя высокую траву и скрывшись за кустарниками на опушке, я лег на спину, уставившись в звездное сентябрьское небо. Благо, погода ночью ещё радовала теплом. Это нельзя было назвать сном, так, дремота с включенным в голове датчиком сигнализации на движение. Меньше всего на тот момент я хотел услышать треск ломающейся ветки или резкий повторяющийся птичий крик, сигнализирующий тревогу. Легкий ветерок напоминал профессионального пианиста, который выдавал пассажи, играя листьями деревьев, словно клавишами рояля. И эта музыка убаюкивала, заставляя забыть то, что привело меня сюда.
Шум двигателя автомобиля в предрассветной тишине, вдалеке от города, слышен за многие сотни метров и он сразу привлек моё внимание. Очень тихо, стараясь не зацепить кустарник и тем самым потревожить какого-нибудь спящего зяблика, медленно перевернулся на живот, но обзора мне не добавилось. Взгляд нашел прямой коридор среди веток и сразу уперся в высокую степную траву. Я специально закрыл глаза, пытаясь хоть на немного обострить слух. Рокот дизельного мотора вскоре прекратился, и уже не было никаких сомнений, это по мою душу. Картина происходящего по ту сторону поля сразу предстала передо мной во всех мелочах. Три человека вышли из машины, оглянулись по сторонам, один из них достал бинокль и с видом капитана подводной лодки, который после всплытия, открыв верхний рубочный люк, протер холодные линзы и прильнул к окулярам, внимательно с угрюмо серьёзным лицом начал обводить территорию. Единственная вещь, которая успокаивала, не слышно лая собаки. Будучи на их месте, я бы ночью вскрыл квартиру и прихватил бы что-нибудь из моей одежды, желательно не стиранной, а найти четвероногих служивых, умеющих идти по следу, в нашем городке, где было целое общество охотников, не проблема. Затем вернуться к начальной точке, и там, где развернулась BMW, взять мой след острому нюху не представляло глобальных трудностей. Хорошо заплатить за ночные неудобства и обязательно найдется желающий помочь в поисках, но, судя, что прошло уже более четырёх часов, шансы найти меня по следу с наступлением дня стремительно неслись к нулю. Как хорошо, что они до этого не додумались.
Спустя минут пятнадцать машина снова завелась, и по слабозаметному столбику поднявшейся пыли грунтовой дороги было видно, что они направились на юг, в сторону балки. На востоке солнце тёмно-оранжевым пятаком уже поднималось из-за горизонта, а я, сгорбившись, словно снежный человек на знаменитом видео, с оглядкой, входил в заросли леса. Моему клинку срочно требовались ножны. Средних размеров кусок свежей бересты с тремя изгибами сложенными внутрь, длинные тонкие ленты из неё же в качестве шнурков, этого было больше, чем достаточно. И через двадцать минут штык-нож преспокойно расположился по левую руку на кожаном ремне джинсов. Кобуру решил сделать попозже, после того, как обустроюсь в лесу и тогда появиться уйма времени для такого рода занятий, а сейчас все силы бросить на полноценную спокойную подготовку ночлега, пока погода была благосклонна. И сразу возникла дилемма в поисках места. В разведроте нас учили изначально искать такой участок, который не вызывал бы никакого желания его посещать, а наоборот, только мысль обойти стороной. Это мог быть бурелом или гниющая плоть дикого зверя. Я решил отказаться от такой «защиты», компенсировав её более глубоким погружением в чащу, стараясь держаться подальше от обнаруженных парочку звериных троп. Спустя три часа мои глаза уткнулись в островок лиственных деревьев посреди хвойного подлеска на небольшом уклоне. Это говорило только об одном, процентов на девяносто пять, рядом вода, а значит исходя из правила «трёх троек», двадцать один день минимум у меня есть. Этот закон очень прост: обычный неподготовленный человек может прожить три минуты без воздуха, три дня без воды и три недели без еды. Спустившись по склону, который становился всё резче, я уперся в овраг, откуда исходило приятное тихое журчание живительного родника. Удовлетворение найденным местом и целый день впереди позволили не спеша, имея понимания строительства временного сооружения в данных условиях, соорудить двухскатный шалаш из хвойных веток, учитывая все известные мне нюансы. Спустя несколько часов я уже рассматривал своё детище со стороны, словно художник, склонивший голову набок перед мольбертом и любующейся новым шедевром. А лесная прохлада вместе с полной безмятежностью в работе позволила сохранить достаточно сил для обеспечения себя влагой.
Ручеёк на дне оврага притягивал своей свежестью и чистотой. Не понаслышке зная, что прозрачность воды может быть обманчива, так как её путь под землёй не был известен, а наличие кладбища и бывшего сталелитейного завода вполне могли принести неприятные сюрпризы для желудка, кипячение не стало бы лишним действием. И снова глаза пробежались вокруг в поисках самого универсального материала для поделок в лесу — бересты, отличающейся своей гибкостью и стойкостью к изломам. Наши прадеды недаром много веков использовали её во всевозможной кухонной утвари. В таких ситуациях одноразовый котелок из кожи молодой берёзы был незаменим и прост в изготовлении. Квадратный кусок коры, четыре нехитрых прищепки из палок, четыре распорки внутри получившийся емкости, костёр, разведенный в секунды, стоило лишь увеличительному стеклу поймать хоть один луч солнца, и я уже наслаждался лесным чаем из сосновых иголок, расположившись в тени около шалаша. Заполнив флягу под самый край остатком хвойного бальзама, мне осталось сделать только одну вещь — определить свои координаты. Выбрав довольно высокую сосну и взглядом проложив возможный путь наверх, я с разбегу, упершись подушечками опорной ноги в ствол, выпрыгнул и с первого раза зацепился за нижнюю ветку на высоте более двух с половиной метров. Остальное уже было делом техники. Подо мной растелилась зеленая пучина и верхушки деревьев, обдуваемые ветерком, прокатывались легкими волнами, напоминая морской бриз. В эти моменты хочется забыть обо всём, заполнив образовавшуюся пустоту шелестом листвы, всячески пытаясь понять, что она хочет тебе сказать.
Ориентиры не пришлось долго искать, с западной стороны ими оказались две трубы моего цеха, которые встали в одну линию, а с севера столбы электропередач, выполнявшие поворот в сторону города. Довольный результатом и продуктивностью сегодняшнего дня, я остался сидеть на дереве, прикрыв глаза, сквозь веки, наслаждаясь мягким оранжевым теплым светом готовящегося к заходу солнца.
Костер догорал, слабо подсвечивая затухающими угольками, прося спуститься и продлить ему жизнь, а редкие кучевые облака убеждали в неизменности погоды. Ночь, как и предыдущая, должна быть теплой.
Треск объятых огнём сухих палок разбавлял тишину и только сейчас обратил внимание на долгое отсутствие криков или пение птиц, что в отличие от цвета заката и типа облаков, говорило о приближение холода. Сойдясь на мысли, что ошибаться у крылатых шансов больше, расположился в шалаше, вытянув ноги в сторону костра. Наконец-то, усталость взяла своё, и вскоре я уже спал, вдыхая свежий воздух пропитанный запахом хвои, наслаждаясь единением с природой. Мой сон не отличался оригинальностью. Это были пейзажи, которые резко менялись без плавного перехода от одного к другому, как будто в мгновение перемещался на большие расстояния. Сначала иду по степи, оборачиваюсь … и уже нахожусь на рабочей площадке около электродуговой печи в каске с темно-синими очками на козырьке, делаю шаг в сторону пульта, и он превращается в гараж, а углеродные электроды, висящие над сводом, вытягиваются в большой тополь, и теперь я стою на неизвестной мне дороге. Оглядываюсь, чувствуя опасность, и вот прямо на меня мчится черный автомобиль, за рулём которого никого нет. В последний момент он исчезает, а клубы поднявшейся серой пыли превращаются в белоснежные облака и сейчас меня окружают небольшие холмики с аккуратно подстриженной зелёной травкой, напоминая поле для гольфа. Вдруг резко становится темно, а сильные короткие порывы ветра приносят беспокойство и холод.
Я открыл глаза и нажал подсветку на часах, где в правильном порядке расположились четыре цифры: ноль, один, два, три. Сон пропал, но неприятное чувство тревоги осталось. Там, далеко в подсознании, без какого-либо повода, зародилось ощущение, что рядом есть ещё кто-то и правая рука машинально нащупала пистолет за поясом. Стараясь сделать бесшумно минимальное количество движений, я присел прямо на выходе из шалаша. Глаза довольно быстро адаптировались к окружающим меня темным контурам кустов и деревьев, благодаря пробивающимся пучкам слабого неонового света полной луны. Гробовая тишина вокруг больше напрягала, чем успокаивала. Медленно переводя взгляд, всеми силами старался заглянуть глубже в лесной мрак, но он не пускал. Разворошив угли и обнаружив, что в некоторых из них ещё теплятся огоньки, я кинул жменю хвороста и как веером, поддал воздух остатком куска бересты. Вспыхнувшие маленькие ветки мгновенно сузили мои зрачки, на пару секунд ослепив и передавая огонь более крупным, которые были заготовлены ещё днём. Недаром человечество всегда поклонялось огню, как защитнику от всего нелюдского. Тревога внутри, под приятный треск костра, начала уступать место спокойствию и в какой-то момент даже начал забывать про неё, хотя понимал, что уснуть до утра теперь уже не получится.
Пламя всегда отличалось таким умением, как гипнотизировать всё живое и я в этот момент не стал исключением, бессмысленно уставившись на него, любуясь необычным танцевальным движением темно оранжевых языков. Не забуду, как в цеху, на одном из выпусков металла, также, не отрываясь, уставился на струю, вылетающую из сталевыпускного желоба в ковш, и настолько сфокусировался взглядом, что в какой-то момент передо мной, словно голограмма, открылась совершенно иная картина. Это уже был не просто поток расплавленного железа. Я четко видел сквозь защитные очки подобие чешуи, словно огромный бело-синий удав, вращаясь, медленно спускался вниз. Зрелище впечатляло. После смены, восстанавливая водный баланс организма бутылкой холодного пива, рассказал об этом на проходных. Кто-то из коллег улыбнулся, кто-то промолчал, но на следующий день многие подошли ко мне с неподдельным удивлением, что за столько лет работы и, видя тысячи выпусков стали, они никогда не замечали ничего подобного.
Край глаза зацепил изменившийся порядок прыгающих теней от костра и выхватил из темноты небольшое движение. Я в мгновение поднял голову и резко, от неожиданности, отпрянул назад. По ту сторону пламени напротив меня стоял волк. Кисть автоматически выдернула пистолет из-за пояса, а большой палец по ходу опустил флажок предохранителя и лег на курок, готовый взвести его в любой момент. Когда пролетели первые секунды такого «сюрприза» и мозг перешёл в рациональное поле, я медленно поднялся, не сводя глаз с серого непрошеного гостя. Только сейчас стала понятна вся неестественность данной ситуации. Встречать волков мне приходилось и до этого, но никогда, ни один из них не вёл себя так. Они не подходят к людям, уже на генном уровне считая человека смертельно опасным. Они, как любой зверь, панически боятся огня. Здесь же было всё наоборот, но самым странным выглядели его зрачки — они были огромные, когда при такой близости к костру, должны сузиться. Сначала я решил, он слепой, но эта мысль был откинута тем, что случилось дальше. Волк смотрел куда-то сквозь костёр, меня и шалаш, будто находился в другом пространстве, где в полной тьме его глаза прорезали два тонких тоннеля, словно лазерный прицел, не чувствуя преград. Затем он медленно поднял правую лапу и вытянул вперёд прямо в огонь. Только я почувствовал мерзкий запах жженой шерсти, как серый также, неторопливо, воротил её обратно, вывернул, поднёс к морде и стал облизывать подушечки когтей. Мало того, что зверь ничего не видел, он ещё не чувствовал боли и страха. Это выглядело более, чем ненормально. С другой стороны, и это успокаивало, в поведении волка не было не единого намёка на агрессию. Затем, продолжая всё также не замечать меня, лесной хищник опустился на передние лапы, уткнулся носом в землю, прикрыв его той, что была подпалена. Глаза закрылись. Казалось, он уснул в этой странной позе, и только неадекватное, как и всё происходящее с ним, движение ушей говорило об обратном. Я не имел научных званий в зоологии, тем более, в одном из её разделов — этологии, изучающей поведение и инстинкты животных, но основные понятия в этом вопросе не были для меня чужды. Мало нашлось бы людей, кто смог сразу объяснить происходящее. Одно ухо волка было прижато, что говорило об угнетенном состоянии или о болезни, когда второе стояло торчком, слегка вращаясь, явно прислушиваясь к чему-то. Секунд через тридцать его глаза резко открылись, словно экран включившегося по будильнику телевизора, заставив меня дёрнуться от неожиданности. Теперь зрачки сузившись, среагировали на огонь, и в них появилось осмысление происходящего. Он посмотрел на меня, встал на передние лапы и медленно задом начал отходить, с неподдельным трепетом постоянно озираясь направо в непроглядную тьму кустарника. Серый явно чего-то боялся и это был не я, не костёр. Это был кто-то скрывающийся рядом. Темнота медленно поглотила обратно силуэт волка, и в такой ситуации меня уже согревало не пламя, а щёчки с перекрёстной насечкой и рельефом звезды рукоятки пистолета Макарова.
Даже не знаю, как объяснить, но не было чувство страха, это было ощущение непонятной опасности, которая вызывала напряжение, особенно в большом пальце кисти правой руки, лежащем на взводе ударника. Понимая бесполезность созерцания стены кромешного мрака в глубине чащи, я полностью переключился на акустическое восприятие, снова присев около входа в шалаш. Вокруг стояла гробовая тишина, разбавленная только легким треском тлеющего костра. Если этот кто-то и прятался в пуще, то надо отдать должное, делал это искусно. Ночью, передвигаясь в лесу и даже стоя на месте, практически невозможно сохранить полное безмолвие. Всегда найдется маленькая ветка, которая предательски хрустнет под твоей ногой, вспугнув спящую птицу, и хлопанье крыльев взорвут воздух также резко, словно аплодисменты в зале после классически выдержанной актёром театральной паузы. Как не напрягался слух, молчание леса было стабильно мертвым — полный штиль по шкале Бофорта. Ощущение чужого присутствия постепенно покидало, и я решил, что днём обязательно загляну в эти заросли кустарников в поисках чьих-либо следов. С приходом этой мысли тело сбросило немного напряжение, периодически давая прикрывать глаза в приятной дремоте и позволив себе моментами немного расслабиться, оставив только на боевом дежурстве дар слышать.
Глава 3
«Империя» наносит ответный удар
Оставшаяся часть ночи пролетела в полной тишине и вскоре серый утренний лес начал обретать цвета, раскрашиваемый пробивающимися сквозь кроны деревьев лучами восходящего солнца. Маленькие глотки свежего хвойного чая не только приятно согревали, но и придали насыщенность окружающему меня природному очарованию. В такие моменты я всегда вспоминал картины Ивана Шишкина, прекрасно понимая, какая сила тянула его на создание своих шедевров.
Даже эта гипнотизирующая живая красота не способна была утихомирить возрастающее чувство голода, поэтому сегодняшний день тоже должен был пройти не менее продуктивно, чем вчерашний. Но сначала, надо исследовать не только кустарник слева, а и всю округу. Решив заняться этим через час, когда станет ещё светлее, я прилег около шалаша, уткнувшись взглядом в продирающиеся из-под веток куски чистого синего неба. Чуть сэкономить сил никогда не помешает.
Теплая сухая погода, присутствующая последние дни, не была хорошим подспорьем для следопытов. Прекрасно это понимая, мои глаза начали искать не отпечатки на траве (этим займусь позже), а любое изменение, где явно присутствовало внешнее воздействие. Зайти в орешник и не сломать маленькую веточку, заставив листок висеть в неприродном положении, практически невозможно. Посреди зарослей я нашёл место, откуда, как на ладони просматривался мой лагерь и, застыв, пристально начал изучать окружающие кусты. Когда знаешь, что искать, то на это не требуется много времени, в конце концов, это не чёрная кошка, которой нет в тёмной комнате. Один надломленный отросток сразу бросился в глаза и, судя по неизменившемуся цвету листочков на нём, это случилось не так давно, а судя, на какой высоте находилась ветка, резюме поисков заставило пробежать по коже небольшому отряду мурашек, это был человек, которого хорошо знает и боится ночной волк. Человек, который в отличие от меня, явно не первый день в лесу. Человек, который обладает непонятной силой и влиянием на диких зверей. Человек, который бесшумно передвигается в полной темноте. Если сказать мягко и без лишнего пафоса — необычный человек.
За кустарником, что и требовалось доказать, я не нашел никаких поверхностных следов. В низкой траве при сухой погоде уже через два часа они становятся почти незаметными, а спустя четыре, полностью исчезают. Пришлось перейти ко второй фазе плана на сегодня — обеспечить работой соляную кислоту желудочного сока. Найти несколько белых грибов и подберезовиков не составило много хлопот и через час, нанизанные на своеобразный шампур из заостренной ветки, они, с приятным вкусом костра, уже усиливали слюноотделение. Загнав назад в угол проснувшееся чувство голода, я занялся анализом произошедшего. То, что «Империя» должна нанести ответный удар, не было никаких сомнений, вот только при выборе способа возникла дилемма, у которой с обеих сторон были свои плюсы и минусы. Первая мысль говорила, что лучшая защита, это нападение и надо, не теряя времени, отправиться на розыск жилища ночного наблюдателя. Вторая же вступала в дискуссию, доказывая, что лучшая защита, это хорошо подготовленная оборона с ярко выраженным акцентом на контратаку, на данный момент — засада.
Самым большим минусом поисковой операции было полное отсутствие представления, в каком направлении её совершать. Также, она бы потребовала затратить много сил и оставить лагерь без присмотра на долгое время, что в теперешней ситуации было небезопасно. Вернувшись, я не знал бы, что меня здесь ждёт, а неожиданности за эти два дня уже поднадоели. С другой стороны, следующей ночью использовать разведенный костёр и шалаш в виде наживки, а самому замаскироваться поблизости, выглядело более рационально, но здравый смысл подсказывал, что сегодня никто не придёт. Не было никаких сомнений, что ночной гость видел, как я в свете костра пристально всматривался в скрывающую его тьму кустарников, явно что-то заподозрив. Поэтому любой осторожный человек, коим бесспорно был он, не будет повторять свой маневр, но и бездействовать также не будет. В конце концов, выбор был сделан, и время позволяло спокойно, с расстановкой, заняться повышением обороноспособности своего лагеря. Часть мотка капроновых ниток превратилась в четыре ловушки-петли, основной функцией которых было не захват или причинение вреда, а сигнализация. При срабатывании должен был раздаться громкий звук, как будто кто-то напролом лезет через кусты, вызванный скрытой в них и лежащей неглубоко на листьях палкой. Сухие ветки я рассыпал по всему периметру, спрятав их аккуратно в траве, треск которых под ногой выдал бы незваного гостя. Место для лёжки было выбрано в тридцати метрах левее от входа в шалаш, на склоне к ручейку. Сползающее в овраг уже не один год старое большое бревно оставило за собой нишу в земле, которую пришлось немного отредактировать под себя с помощью детской лопатки. Отсутствие поблизости магазинов с постельным бельём вынудило в качестве матраса использовать сухой мох, а вместо одеяла еловый лапник.
День, как и вчера, пролетел незаметно и довольный проделанной работой, я снова заваривал лесной чай. Согреваясь внутри горячим напитком мне очень хотелось ни о чём не думать, но мысли сами наполняли образовавшуюся физическим трудом пустоту в голове. Когда информация о противнике настолько скудна, просыпается злость от ощущения слепоты и невозможности спрогнозировать его поведение. Поэтому, оставалось только одно, чему усиленно обучали в разведке — терпеть ожидание, превратившись в пень или камень, а действовать придется по обстановке. Единственное, что знал точно, всю ночь придется бодрствовать и четыре часа до полной темноты, пока есть возможность, надо потратить на сон.
Глаза, словно по щелчку гипнотизёра, открылись, когда всё вокруг начало окрашиваться в серый цвет. До наступления полной темноты оставались считанные минуты и вскоре, я уже лежал в засаде, ощущая тонкую горечь запаха оружейного масла пистолета Макарова, приютившегося рядом с головой. Специально соорудив пирамиду перевернутого костра, который не требует вмешательства всю ночь и самостоятельно регулирует горение, передо мной, как на ладони, тусклым светом освещалась поляна перед шалашом. Спустя три часа, напряжение на подсознательном уровне начало вбрасывать в кровь свою дозу адреналина, затачивая все чувства до бритвенной остроты. Наступала глубокая ночь. Сколько их похожих было проведено в армии на учениях, но эта отличалась кардинально — впервые я был один, без поддержки и с неприкрытым тылом, что не придавала позитива моему настроению.
Он, как вчера, снова появился бесшумно, медленно вытягивая своё тело из темноты, словно она его порождала, и направился к костру, похрамывая на переднюю правую лапу. Ожог давал о себе знать, но волк не придавал этому никакого значения, опять остановившись перед огнём и замерев в стоячей позе, смотря прямо перед собой. Я не видел его глаз, но уверен, они были точно такими стеклянными и отсутствующими, как прошлой ночью. Спустя несколько минут, он резко, навострив уши, повернув голову в мою сторону, заставив затаить дыхание, а затем, как горный козёл, подпрыгнул с места на прямых ногах и начал бег по кругу, постоянно увеличивая скорость, что его заносило на поворотах, при этом, абсолютно не обращая внимания на рану. Не выдержав заданного темпа, он упал и, перевернувшись, лихорадочно замотал головой и стал крутить лапами в воздухе, словно педали велосипеда. Я думаю, даже директор Кунсткамеры оценил бы такое поведение, как ненормальное.
Затем волк, словно замёрз. Продолжая лежать на спине и вытянув вверх прямые лапы, он замер в таком положении, напоминая опрокинутое чучело из местного краеведческого музея. По всему было видно, что зверь отключился и через минут пять, потеряв равновесие, свалился набок. Это привело его в чувства, и он тягуче стал поднимать своё тело с земли. Встав в полный рост, волк снова медленно повернул голову в мой бок и, как вчера, неуклюже стал пятиться назад. Только теперь его взгляд был направлен не на кустарник, а в обратную сторону, что говорило только об одном — вчерашний ночной гость снова здесь, всё-таки он пришёл и сейчас где-то рядом. Я перевёл взгляд в ночной мрак прямо перед собой, моля глаза, как можно быстрее после света костра, привыкнуть к темноте.
Еле слышный хруст сухой ветки рядом, в метрах семи, прозвучал для меня равносильно раскату грома. Тело напряглось, но это никоим образом не повлияло на мою уверенность. Сегодня мой выход на сцену в роли охотника, а будет это провал или успех, покажет ближайшее будущее. Луна, словно желая помочь всеми силами, отбросила скрывающее её облако, протиснув, насколько была способна, свой синий свет сквозь кроны деревьев и я увидел его силуэт. Он сидел на одном колене, выглядывая из-за дерева и наблюдая за поляной со странным приспособлением на голове. Кто-то по незнанию или очень впечатлительный в этот момент увидел бы перед собой, как минимум, инопланетянина или киборга из фантастического фильма, но мне это устройство было хорошо знакомо. Армейский старый прибор ночного видения с непонятным по сей день для меня названием «Квакер». Расстояние и моё лежачее положение не позволяло совершить внезапное нападение, поэтому, как терпеливому хищнику, пришлось выжидать подходящий момент. Ночной наблюдатель явно нервничал, так как его голова постоянно вертелась не только по причине малого обзора «Квакера», который составлял лишь сорок градусов, но и отсутствие меня в прямой видимости. Я был уверен, он не уйдет, пока не обнаружит моё пребывание или не начнёт светать. Волк больше не появлялся, и мы сейчас напоминали двух гроссмейстеров в пустом зале, один из которых сделал первый ход, но даже не догадывается, что соперник абсолютно не желает переводить партию в позиционную борьбу, готовя ответ в виде молниеносной атаки с объявлением шаха и мата.
По ощущениям, прошло около получаса, и незнакомец решил сменить дислокацию. Он поднялся с колена и, как можно мягче ступая на землю, направился прямо на меня, видимо, желая подойти к лагерю с тыла. Каких-то секунд пять, и его нога аккуратно встанет на мою голову. В этой ситуации действия были отработаны до автоматизма. Первое, в последний момент схватить стопу, и, не имея возможности дотянуться до колена, чтобы использовать его в качестве упора для рычага, резко вывернуть её на 180 градусов. При таком приёме, ночной наблюдатель, потеряв равновесие, должен был упасть назад на живот, развернувшись в полёте. Второе, мгновенно покинуть земляную нишу и оседлав сверху, сделать удушающий замок, а дальше, всё будет зависеть от его поведения.
Армейский ботинок на правой ноге, зависший в воздухе прямо перед моим лицом, удобно расположился в захвате кистей рук. Стремительным рывком, не жалея силы, развернул его внутрь. От неожиданности гость, как я и задумал, упал навзничь, подставив спину, успев в последний момент подложить под себя руки. Первая часть атаки была выполнена на «отлично» — пять баллов за внезапность и столько же за проведенный приём. А вот вторая желала лучшего. Каждое дело состоит из такого огромного количества мелочей, что просчитать их практически невозможно. Сейчас этим нюансом стало большое отличие протектора на моих, далеко не новых кроссовках, от тех же «берцев». На службе такая атака из засады вызвала бы смех. Согнув левую ногу для толчка, словно при низком старте на беговой дорожке и сжавшись, как пружина, я бросился вперёд, но сцепление стёртой подошвы со слоём мха равнялось нулю, а склон в этом случае только усугубил положение. Ступня поехала вниз и следом за ней, также с пробуксовкой, выпрямилась правая нога. Нельзя сказать, что теперь я стал добычей, но уничтожив эффект неожиданности, между нами снова был паритет. Момент для нейтрализации был упущен и в данной ситуации, ничего не оставалось, как защищаться. Я схватил лежащий над плечом пистолет, направив ствол верх, где уже стоял во весь рост незнакомец, который опустив голову, смотрел на меня через прибор ночного видения и даже линзы окуляра не помешали ощутить, как встретились наши взгляды. Затем он развернулся и, прихрамывая, через несколько секунд исчез в темноте вместе с тусклым мерцанием луны, которая укрылась очередным облаком.
Произошедшее создало больше вопросов, чем ответов. Если не задумываться об опять аномальном поведении волка, то сильно интересовали только два, не откуда у этого человека «Квакер», а как он заряжает аккумулятор? И много ли он наследил, уходя с растяжением связок голеностопного сустава? Мне было известно только одно, сегодня отправлюсь на поиски его жилища, которое не должно быть далеко. Человек с такой травмой не способен проделать длинный путь и тем более путать следы и пытаться их скрыть. Я снова стал охотником, и эта мысль вызвала нездоровую ухмылку одержимого — две таких ночи в лесу давали психическому здоровью знать о себе. Поневоле превращаешься в зверя.
Поджаренные на камне личинки жука короеда с двумя большими белыми грибами придали требуемое количество калорий для сыскного променада, который решил начать с места ночной засады. Перенос полностью всего веса на левую ногу заставил возмутителя моего спокойствия оставить довольно глубокие отпечатки на пожелтевшей сентябрьской траве. Теперь только постоянный посетитель кабинета окулиста не смог мы распознать их. Четко просматривалось, как он делал остановки для отдыха, опершись рукой на дерево. А через пару сотен метров я обнаружил на одном из стволов свежий излом от ветки, которую странный гость начал использовать в качестве посоха или костыля, оставляя в земле глубокие вмятины. Не открою большой тайны, что в такой ситуации раненый зверь вдвое опасен, а человек, тем более больше ещё в пару раз. Судя по тому, сколько прошло времени с начала поиска, преодоленное расстояние уже приближалось к километру и как бы ни хотелось, но волнение потихоньку начало давать знать о себе, обостряя все чувства. На подсознательном уровне это означало только одно — его логово совсем рядом.
Теперь моя скорость снизилась до 4–5 метров в минуту. Я каждый шаг останавливался, с пристрастием вглядываясь во всё окружающее, выискивая любой мельчайший намёк на ловушку, и только потом делал следующий. Вскоре впереди между деревьями появилась ровная стена из высоких кустов боярышника. Они были посажены по одной линии, выполняя функции частокола, что без лишних сомнений говорило только об одном, это было сделано искусственно, а значит, где-то есть вход. Уже на подходе к этой живой изгороди, за стволом большого старого вяза увидел рысь, лежащую на боку с прижатыми к телу лапами. С первого взгляда она казалась мертва. Подняв с земли тонкий сплющенный орешек, бросил в неё. Никакой реакции, семя вяза осталось лежать на густой шерсти. Я присел на корточки и аккуратно, ожидая в любой момент выпад дикой кошки, медленно начал приоткрывать ей веко. Увиденное заставило отпрянуть и быстро встать на ноги. Зрачок, словно сошедший с ума метроном с маленькой амплитудой, непроизвольно совершал колебательные движения с огромной частотой. При этом рысь даже не шевельнулась. Такое я видел впервые, и это вынудило погрузиться в небольшой ступор с одной мыслью, в лесу не только безумный волк, здесь всё неправильно. Сразу вспомнил рассказ Ивана о странном поведении зайца в поле перед лесом и падающих с веток птицах. Да, лес, который должен был стать убежищем на первое время, явно не отличался безопасностью. Теперь запах непонятной, и поэтому более выраженной угрозы, как озон после дождя, ощущался в каждом глотке воздуха, насыщая все клетки моего организма, заставляя аналитическое подразделение мозга включиться на полную мощность, выставляя приоритеты для дальнейших действий. Я не забыл, зачем сюда пришёл и теперь понимал, что ночной гость, даже если не связан с таким поведением животных, то всё равно знает об этом больше меня, поэтому первая цель предельно ясна.
Проход через зеленую стену боярышника, к которому привели следы, был искусно спрятан и уже с небольшого расстояния незаметен. Только в непосредственной близости бросался в глаза один куст, который посажен не на одной линии со всеми остальными, а на метра полтора вглубь. И зайдя в эту нишу, слева образовался узкий, но вполне подходящий для человека проём, по бокам которого было несколько недавно надломленных веток. Я стоял и представлял, какой отличной мишенью будет моё тело, стоит лишь сделать шаг из этого прохода, поэтому первой реакцией на такую мысль стало извлечение пистолета из-за пояса. Внутри двора росло дерево, ствол которого не был виден в проёме, но судя по веткам выступающими над кустом, оно находилось метрах в восьми, и вполне могло послужить укрытием от выстрелов. У меня не было никаких сомнений, что если у человека в лесу есть армейский прибор ночного видения, то огнестрельное оружие и подавно. В такой ситуации просматривалось только одно действие. Два быстрых прыжка с кувырком вперёд и максимум через три секунды меня будет защищать деревянный щит толщиною сантиметров сорок. Закончив про себя обратный отсчёт с цифры пять, как пловец стартующий с тумбы, нырнул из проёма. Если бы прозвучал выстрел, то мои действия выглядели оправданно и профессионально, а в полной тишине получились немного комические. Прижавшись спиной к стволу, я улыбнулся, представив себя со стороны, как нарушая спокойствие пустого двора, длинными кувырками с пистолетом в руке ввалился в него. С другой стороны, правило про береженного никто не отменял. Совершая перевороты, глаза мельком зацепили небольшое строение и, теперь выглядывая вполоборота из-за дерева, начал изучать его.
Передо мной была боковая сторона хижины. То, что она в возрасте, и довольно приличном, сразу бросалось в глаза, но также было заметно, что её давно не поддерживают в функциональном состоянии. Несомненно, это и был дом лесника, который в детстве мы с пацанами безуспешно пытались найти. Грязное окно, скорей всего специально не мылось, будучи своеобразной тонировкой. Даже если кто-то стоял внутри впритык и рассматривал весь двор через тонкую, незаметную извне, полоску на запыленном стекле, его было не видно. Не лучшая, но и далеко не худшая маскировка для наблюдения. С первого взгляда казалось, что на данный момент никого нет, однако приведшие сюда следы упорно убеждали в обратном. Как я понял, вход, через который попал, был не центральный. Скорей всего, точно такие проёмы в кустах, находились по каждую сторону периметра. Явно, человек, который обитает здесь, всячески пытался показать заброшенность хижины, что говорило только об одном — он, как и я прячется в лесу и не хочет быть обнаруженным. Если запущенность избы и двора можно было списать на огромную лень постояльца, то отсутствие собаки являлось железобетонным аргументом его скрытности. Также про себя отметил небольшую высоту лесничего домика. Как правило, чем ниже крыша, тем больше подвал, и этим объяснялась вся картина.
Я вышел из-за дерева, держа расслабленно пистолет в согнутых руках на уровне солнечного сплетения, и направился в сторону хижины. Остановившись сбоку от лутки, обернулся и ещё раз оглядел округу. Полная тишина, которая, исходя из опыта, всегда предшествовала какому-нибудь сюрпризу, заставила покрепче сжать рукоятку ствола. Ржавые петли смотрели на меня, как будто с ухмылкой, показывая, что они первые нарушат это безмолвие. Не обманули. Я дотянулся до ручки, лишь стоило чуть приоткрыть дверь, как мерзкий скрип гниющего металла вызвал неприятную вибрацию барабанных перепонок и взрывным эхом отразился внутри помещения. Если был хоть небольшой шанс на внезапность, то он окончательно растворился, и ничего не оставалось, как перейти к дипломатии.
— Знаю, что ты здесь. Надо поговорить, — как можно уверенней и спокойней запустил слова в темноту хижины.
Пауза с ответом начала затягиваться, вынимая мысль, что ошибаюсь и сейчас здесь совершенно один. Еле слышное шевеление внутри избы мгновенно спрятало это суждение назад.
— Стой там, сейчас выйду.
Я отошел от входа метра на три и уставился на приоткрытую дверь, спрятав пистолет за пояс. Открытое оружие, как оголённая женщина, притягивает взор, заставляя напрячься, и мешает диалогу, сбивая мысли с верного пути. Дверь открылась, снова издавая раздражающий скрип, и на пороге с самодельной тростью появился он.
Это был сухой мужчина с небольшой лысиной среднего роста возрастом больше сорока. В глаза сразу бросилось небольшое искривление носовой перегородки, которое даже не пытались исправить и наколотые перстни на пальцах правой руки. Левую кисть держал в кармане. Слегка наклонив голову вбок и немного опустив, он, внимательно изучая меня уже при дневном свете, смотрел из-подо лба. В его колючем взгляде сочеталось холодное безразличие с решительной опасной твёрдостью, присущие тем, кто воочию видал жизнь во всех её низменных «прелестях» и поступках. Но при этом остался при своём мнение, что свойственно только людям с сильным духом. Я чувствовал, что убить для этого человека не слишком сложная задача, его больше будет волновать причина, что говорило о высокой мозговой деятельности. Сумма всех этих талантов и внешних признаков равнялась одному выводу — передо мной стоял не обычный уголовник, из-за которого я оказался здесь, а авторитетный блатной, судя по всему, находящийся в бегах.
Уголовная романтика, которая была не чужда в юности моим ровесникам, обошла меня мимо. И хоть, не без удовольствия я пару раз перечитывал шедевр Марио Пьюзо «Крёстный отец», каждый раз проникаясь огромным уважением к Дону Вито Корлеоне, уже тогда считал, что разница между итальянской мафией и нашей бригадой, такая же, как между Alfa Romeo и Жигули. Одна вызывает уважительное преклонение, вторая же, неудобство, напряжение и головную боль. Поэтому его заслуги в криминальном мире для меня были также безразличны, как успехи душевнобольного в изучении таблицы умножения. В первую очередь, передо мной стоял человек, как и все, состоящий из воды, костей и кожи, который не может прожить без воздуха.
Так случилось, что в армии я уже сталкивался с беглецом из тюрьмы. Однажды летним вечером, перед поверкой, нас подняли по тревоге на поимку одного заключенного, который тяжело ранив заточкой двух охранников, бежал из зоны, находящейся по ту сторону леса. Задача была проста — заблокировать всю его граничную линию в двух заданных квадратах, чтобы мышь не пробежала. Ночь тогда была темная, но очень тихая и приближающиеся резкие крики пуганых птиц, говорили, что он следует прямо на нас. Остальное уже было дело техники, за что, кстати, потом объявили благодарность и поощрительный отпуск домой на десять суток. Но само ярко запомнился момент, когда мы его брали. Рецидивист без страха смотрел на наведенные автоматы в свете фонариков, вытянув вперед руку с окровавленной пикой и, сквозь слюну, хриплым рыканьем пытался угрожать, когда в темноте за нашими спинами раздался властный, не терпящий возражений, голос комбата:
— Что ты там шипишь? Эти пацаны по одному моему щелчку пристрелять тебя, как бешеного пса. Поэтому, закрыл пасть, откинул нож в сторону, уткнулся мордой в землю и клешни за голову.
В тот момент я увидел, как изменились глаза уголовника, в них отразилось доселе неизведанное его сознанию — послушание. Один раз битый волк становится собакой.
И сейчас я также не чувствовал никакой боязни перед новым знакомым. Мы, молча, смотрели друг на друга, и первое мнение уже крепко отпечаталось в мозгу. Каждый ждал, кто заговорит первым.
Не поднимая головы, он хозяйским голосом произнёс:
— Знал, что ты меня найдешь. Рассказывай, коль пришёл. Весь во внимании.
Я не знал, что говорить, лишь по одной причине. Об этом варианте встречи не задумывался, полностью отдавшись поиску, поэтому, понимая, что дальнейшее молчание будет только усугублять этот зародившийся скользкий мир, ответил первым пришедшим в голову вопросом:
— Как будем лес делить?
— А зачем делить, — на его лице появился ухмылка, — лес большой, на всех хватит.
— Договорились, но в гости только со стуком, — выдержав паузу, с улыбкой добавил, — … сосед.
— Решено… хм, сосед, — он развернулся и направился в хижину, демонстрируя, что переговоры окончены, а контракт подписан.
В свой лагерь я возвращался не спеша, собирая по пути обед и ужин из даров природы. Под деревом, где лежала рысь, осталось пустое место, и только примятый маленький куст папоротника напоминал о её пребывании. Лишь сейчас понял, что по сути, ничего не узнал. Опять количество вопросов с подавляющим преимуществом превосходило численность ответов, и анализом этой встречи я решил заняться не на голодный желудок. Было твёрдое ощущение, многое не сходится в происходящем. Но что именно? В одном у меня была полная уверенность — сегодня будет спокойная ночь.
Сделав поточные дела в лагере, я занялся облицовкой шалаша дёрном для защиты от будущего дождя, который может прийти в любой момент всерьёз и надолго, не спрашивая разрешения. И, как вчера, день пролетел незаметно. Умиротворенность вечерней лесной глуши не вызывала желание думать о своих проблемах, а несла мысли о чём-то неземном и духовном, заставляя отторгаться от действительности. Но эта самопроизвольная медитация, на данный момент, не принесла бы мне душевное равновесие, а только забрало бы время, поэтому резко мотнув головой, я отогнал эти философские раздумья прочь и достал штык-нож. Ничто так не возвращает к происходящей реальности, как наличие в руках холодного лезвия, которое передаёт свою остроту каждому нервному окончанию. Таким образом, что мне известно.
Мой новый знакомый по всем признакам связан с криминалом и уже долго скрывается в лесу. Ему явно помогают извне, то есть потаённая связь с городом присутствует. Это было заметно по не старым армейским брюкам прямого покроя с набедренными нашивными карманами, в народе называемые «афганкой» и ботинками из того же комплекта полевой формы, а наличие заряженного прибора ночного видения окончательно цементировало этот вывод, который сразу прогрессировал в следующий — он знает, кто я и что делаю здесь. Причинно-следственная связь, словно тутовый шелкопряд свивала дальше свою прочную нить, требуя новых пояснений. Сразу напрашивался вытекающий из недавнего умозаключения вопрос, почему «братва» до сих пор не нашла меня и не закопала в таком идеальном месте, как этот глубокая чаща? Почему? Когда это можно было сделать на раз, два, три. И снова нет ответа. О поведении животных старался не задумываться, остановившись на мысли, что они «подсели» на какие-то галлюциногенные ягоды или грибы. Да, этот лес, как и раньше, хранил известные только ему секреты. Уходя в это море лиственных и хвойных деревьев, я рассчитывал на спокойное осмысление того, что мне делать после непреднамеренного убийства и нежданно для себя ошибся, лишившись безмятежности даже во сне.
Глава 4
Выстрелы о помощи
На следующий день, лучший друг осени дождь зарядил на целую неделю, превратив дни в монотонный скучный фильм со сжатым бюджетом и сценарием. Никаких смен декораций, никаких событий. В такую погоду легче всего было подхватить что-нибудь из простудных заболеваний, поэтому в редкие перерывы, пока тучи набухали новой порцией водяного пара, я сразу разводил огонь для рассеивания влажности рядом с шалашом. Сделать костёр в такую погоду не было великой проблемой, тем более что этому обучали. В этой ситуации лучше всего подходила так называемая «финская свеча» или её подобие, когда вместо расколотого вдоль бревнышка использовалось несколько средних поленьев. Единственное, что пригодный для розжига и на запас хворост надо было искать на стволах деревьев выше, чем полтора метра от земли. Всё, что ниже уже было беспощадно промокшим. Линзу, которая без солнца превратилась на время в самую ненужную вещь, заменила самодельная зажигалка из гильзы. И пусть бензин в ней испарился ещё много лет назад, кремень исправно выдавал требуемую искру.
Ночи по ощущениям становилась всё холоднее, и утеплиться свитером с длинной зимней курткой мне не помешало бы, а для этого надо будет посетить тайно город. По этому поводу я рассматривал несколько задумок, но основная — дать знать о себе Ивану. Конечно, самым безопасным и поэтому менее проблематичным вариантом, была бы встреча на поле перед лесом, где на выходных он иногда охотился. Но пока небо каждый день методично сбрасывало на местную округу тонны воды, все эти планы приходилось оставить до лучшей погоды.
Волк больше не появлялся, и моё одиночество разбавляли лишь высоко вверху звуки раскачивающихся веток, вызванные очередными порывами ветра. Я спокойно относился к ним, потому что перед тем как выбрать место для лагеря убедился в отсутствие сухостоя и поэтому не боялся внезапно обвалившегося дерева на мою голову во время сна. Батарейка на часах была поменяна три месяца назад, лишив меня, как минимум на пару лет, «удовольствия» попавших на необитаемый остров вырезать ножом календарь на коре. Вот в такой серости и сырости прошло восемь дней, где начал скучать не за телевизором, не за интернетом, не за общением, а за … баночкой свежего светлого пива, рок-н-роллом и пропущенных матчах Лиги чемпионов.