— Нет. Вы не будете читать мне нотации. Это не урок, который нужно вдолбить в мою голову, и мы не в нашей учебной палатке. Это моя жизнь! И вы понимаете, как ужасно поступаете со мной! Я ничего не знаю? Так почему вы мне ничего не расскажете? Почему Мэзер не расскажет мне все сам, вместо того чтобы посылать вас сделать это за него? Генерал некоторое время смотрит на меня молча, растеряв боевой пыл. Его глаза странно блестят, волосы тусклые. Он медленно сутулится и никнет, словно его слишком часто било о скалы. А ведь когда-то он сам был нашей скалой. Я зарываюсь пальцами в волосы, и у меня вырывается стон. Где-то в глубине моей души все еще прячется ребенок, плачущий при виде печального Генерала. — Что случилось, Уильям? Однажды он меня обнял. Мне было шесть. Я была еще мала, поэтому спала в палатке с Генералом и Элисон. Я проснулась ночью от собственного крика. Вся в поту, я так громко и горько рыдала, что потом у меня долго болела голова. Генерал мгновенно оказался рядом, настороженный и ищущий врага. — Я видела их, — проскулила я. — Кого? — Он был так встревожен — глаза расширены, брови сдвинуты, — будто ожидал, что в любую секунду из теней выпрыгнет солдат Спринга. — Моих… — я не могла этого произнести: маму, отца. На самом деле в своем сне я видела не их, а тех, кого создал по моим представлениям мой собственный разум. Двух любящих людей, зарезанных на улице, и выпавшего из их рук ребенка, которого потом подобрал Генерал. Однако в моем сне они горели. Они кричали в охваченном огнем здании, в то время как Ангра стоял снаружи — чудовище, а не человек, сжимающее в руке посох. Свой накопитель. Оранжево-красные языки огня ползли вверх и вниз по эбеновой поверхности посоха, стелились по земле и подпитывали пламя, пожирающее дом. Я кричала позади него, чтобы он остановился. Ангра повернулся ко мне. — Только когда вы все будете мертвы. Когда я рассказала свой сон Генералу, он долгое время молчал, а потом обнял меня, прижал к своей груди и позволил к нему прильнуть. — Ты ни в чем не виновата, Мира, — прошептал он. — Ты ни в чем не виновата. За шестнадцать лет он обнял меня лишь раз. Я опускаю руки. Генерал напряженно смотрит на юг, будто если достаточно сосредоточится, то увидит отсюда Винтер. — Я пришел сюда четырнадцать лет назад, — тихо говорит он. Я не шевелюсь. — Спустя два года после нападения Спринга. Столько времени мне потребовалось, чтобы подавить свою гордость. Корделл был одним из королевств, к которым мы обратились за поддержкой, когда Спринг стал слишком силен, но он не пришел нам на помощь. Никто не пришел. Ни одно королевство Гармонии или Сезонов. Генерал выпрямляется и прижимает ладони к глазам. — Придя сюда, я по-всякому умолял Ноума нам помочь. Мы терпели такую нужду, что были бы рады всему, что бы он нам ни дал. У него было все, но… — Генерал замолкает, погружаясь в воспоминания и опуская голову так низко, что подбородок касается груди. — За эти четырнадцать лет Ноум ни капли не изменился, и он желает того же, чего хотел и тогда. Того же, чего хотят все королевства Гармонии, — доступа в наше королевство, к нашим горам. Законную и крепкую связь, дарующую возможность найти магический источник. Я киваю. Не знала, что Генерал уже здесь бывал. Теперь мне понятна его ненависть к Ноуму и пылкая ярость к Корделлу. Я сжимаю губы. Раньше Генерал никогда не говорил со мной так открыто. — Однако ведь ничего не осталось. Не было больше винтерианского двора, с которым можно было бы договориться о сделке. Только Мэзер. Но у Ноума не было ни дочерей, ни племянниц. Поэтому он предложил союз между тобой и Тероном с условием, что, когда наше королевство будет отстроено, ты получишь титул при дворе нового Винтера, титул, достойный будущей королевы Корделла. — Генерал вздыхает. — Ты была такой маленькой. Такой крохой. Я не мог… не мог обещать тебя ему. Ты даже не была моей дочерью. Кто я такой, чтобы устраивать твой брак? В горле встает комок. Я сглатываю, но он не уходит. — Это было четырнадцать лет назад. Прошло целых четырнадцать лет, а мы так ничего и не достигли. Да, мы достали половинку медальона, но нам не удастся получить вторую, не убив Ангру, а мы никогда не сможем этого сделать без поддержки. Отем будет слаб, пока его наследница не подрастет, а Саммер предпочтет наблюдать за тем, как мы умираем, нежели хоть чем-то помочь. Ни одно другое королевство Гармонии не снизойдет даже до переговоров с нами. Поэтому, несмотря на то что Ноум — правитель королевства Гармонии, несмотря на то что он использует нас… — У Генерала надламывается голос, и он на секунду замолкает. — Остается только надеяться на его помощь. Когда разведчику Ангры удалось скрыться из нашего лагеря, я отвел Мэзера в сторону и сказал, что Дендера приведет его в Витай, где он встретится с Ноумом и согласится на его предложение. Башня вращается перед глазами, и я налегаю животом на перила, чтобы не упасть. — Не вини Мэзера, он выполнял мой приказ. И теперь ты тоже будешь выполнять мои приказы. — Тихий и спокойный голос Генерала снова становится резким и требовательным. Я мотаю головой, но Генерал лишь снова повторяет эту фразу. Я должна сделать это ради Винтера. Какая ирония! Я же так хотела быть нужной. Но смех тает на моих губах. Нет… я хотела что-то значить для Винтера сама по себе, а не потому, что я винтерианская девушка и у нашего нового союзника есть подходящий корделлианец мне в мужья. Я медленно поднимаю взгляд с пола башни на лицо Генерала. Он вновь вернул себе уверенность и больше не выглядит раздавленным и разбитым. — Ханна извинялась? — тихо спрашиваю я. — До нападения Ангры она была расстроена чем-то, что совершила сама? Генерал цепенеет, словно Ангра только что заколол Мэзера прямо у него на глазах. Потом качает головой. Его лицо непроницаемо, и я не получаю ответа на свой вопрос. Я поднимаю с пола шакрам, убираю его в чехол и перебрасываю ногу через перила, садясь на них верхом. — Я знаю, есть вещи, о которых вы мне не говорите. Важные вещи. Причины, по которым все это происходит. И когда-нибудь, Генерал, я все выясню. Надеюсь только, что ваши причины достаточно веские для того, чтобы я вас простила. Я спрыгиваю с башни, перекатываюсь по крыше и несусь прочь. Холодный ночной воздух подгоняет меня, темнота и сверкающие звезды ведут меня туда, где я не буду ничего чувствовать. Я забираюсь в свою спальню через открытые двери на балконе. На постели меня ждет чистая ночная сорочка, но я даже не пытаюсь ее надеть. Я кладу шакрам и лазурит на прикроватный столик, прямо в одежде вытягиваюсь поверх одеяла и крепко закрываю глаза. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Я сосредотачиваюсь на дыхании, на том, как воздух заполняет и покидает легкие, пока не соскальзываю из реальности в сон. Сначала мне кажется, что я по-прежнему во дворце Ноума, но бальный зал здесь совсем другой. Передо мной высится великолепная лестница из белого мрамора, а сам зал имеет квадратную форму. Белый мраморный пол почти светится в спокойствии и тишине темной ночи. Это дженьюрианский дворец. Это Винтер. Я выдыхаю, и в воздух поднимается облачко пара. Я спокойна. Ханна тоже здесь. Я чувствую ее присутствие. В отдалении плачет ребенок. Я бегу вверх по лестнице, проношусь по коридорам, отделанным мрамором цвета слоновой кости. На столах мерцают огоньками белые свечи, отбрасывающие жутковатые тени на каждый поворот коридора. Наконец справа появляется комната с распахнутой дверью и льющимся из нее светом. Я спешу внутрь. В центре ее стоит колыбель, источающая мягкий белый свет. Рядом с ней Ханна. Крошка Мэзер снова плачет, да так громко, словно его что-то мучает. Я иду к ней, и Ханна смотрит на меня своими голубыми, как льдинки, глазами. — Яне могу говорить с ним, — произносит она и обходит колыбель. Меня касается аромат ее духов. — Но Ангра не следит за тобой. — Ангра? Ханна качает головой и оглядывает комнату: ее лицо испуганно и встревоженно, как будто кто-то может в любой миг выскочить и кинуться на нас. — Он идет. Но ты же слышишь меня? Слышишь? — Да, я слышу вас, — киваю я и добавляю: — Моя королева. Вся комната была залита светом, но теперь я вижу в ее углу тень. Густую и черную, непроглядную. Ханна тянет ко мне руку, но сжимает ладонь в кулак. — Скорей, — говорит она. — Сделай, что должно. — Что? — Я подхожу к ней, и она бросается к Мэзеру. — Сделай, что должно, — шепчет она в колыбельку. Тень в углу растет и растет. Она расползается между нами, я что-то кричу Ханне, и весь мир погружается во тьму. Тьма и протяжный крик растворяются в утреннем свете. Я переворачиваюсь на бок, и взгляд падает на дурацкий лазурит Мэзера. Я не раз видела Ханну во сне, но раньше она никогда не разговаривала со мной. Я дрожу. Это камень вызывает у меня видения и кошмары? Наверное, все эти сны, да еще после позднего бала, означают, что я страшно измотана. И у меня руки чешутся запустить во что-нибудь свой шакрам. Однако у Розы и Моны свое мнение по поводу того, как я должна провести этот день. После завтрака, во время которого мы повздорили насчет посещения занятий по этикету, я сбегаю от них через балкон. Роза приходит в ярость, видя, как я спрыгиваю вниз, Мона же прячет улыбку за прижатой ко рту ладонью. Обожаю Мону! Что бы там ни говорил вчера Ноум о подчинении, я не позволю надеть на себя хомут так просто. Может, я и угодила в брачную ловушку, но это не значит, что я стану вылепленной по вкусу Ноума будущей королевой-рабой. Поэтому я решаю осмотреться во дворце. Я делаю так, как Ханна мне и сказала. Что бы она там ни имела в виду. К тому же это не было настоящим предупреждением. Скорее просто плодом воображения уставшего мозга. Я устремляюсь по выложенной булыжником дорожке, огибая аристократов. Те либо оживляются при виде меня, либо начинают перешептываться, неодобрительно морща носы и недобро прищуриваясь. Наверное, из-за моей походной одежды и шакрама на спине. Тех, которые морщат носы, становится все больше и больше, и я осознаю, что бегу по дворцовому саду, как не подобает делать приличным будущим королевам. Они должны порхать в роскошных нарядах, застенчиво хихикать и не интересоваться делами всего остального мира, ведь решения всегда принимают мужчины. Я не стану такой королевой, пусть Корделл и не мое королевство. Я знаю только, каким солдатом всегда хотела быть — энергичным, бдительным, пылким, отчаянно желающим стать частью Винтера. Неужели Ноум примет все меры для того, чтобы я оставалась беспомощной марионеткой — красивой белой статуэткой, идеально вписывающейся в декор одного из его альковов. Я думаю обо всем этом так, будто уже смирилась с той жизнью, которую мне навязали. Понимаю, что нет выбора и теперь такова моя роль. Но я по-прежнему не хочу и в душе насмехаюсь сама над собой. Мысли эти безостановочно крутятся в голове, и я бесцельно брожу по прелестному саду, делая вид, что это место мне не претит. Не выдержав, я перепрыгиваю через ряды кустов, образующих живую изгородь, протискиваюсь сквозь полосу тесно засаженных растений и оказываюсь в чудесном-пречудесном месте. Вокруг стоят звуки битвы: крики солдат, звон мечей и свист рассекающих воздух стрел. Мужчины, одетые и полураздетые, бьются друг с другом с оружием в руках или на кулаках на отгороженных веревкой круглых участках. За их спинами тянется длинная конюшня с распахнутыми дверями, слышится тихое лошадиное ржание. Туда и обратно снуют мужчины с оружием и доспехами. Это тренировочная площадка Корделла. Место для тренировки с метательным оружием расположено слева: на нескольких деревянных шестах установлено не менее двух дюжин мишеней. Кто-то метает кинжалы и ножи, кто-то стреляет из старых добрых луков, но больше всего солдат оттачивают стрельбу из арбалетов. Обилие сверкающего металла вызывает у меня такой же восторженный тихий смех, какой вызывало у Розы и Моны мое бальное платье. Я чувствую, как шакрам давит между лопаток, буквально моля меня о том, чтобы я присоединилась к всеобщему веселью. Что я и делаю. Вхожу на участок для тренировки, достаю шакрам, замахиваюсь и пускаю его. Лезвие стремительно летит вперед, делает срез на кончике деревянного шеста и возвращается в мою ладонь. — Мира? Я поворачиваюсь, и шакрам льнет к ладони, которую покалывает от желания бросать и бросать его, пока я не избавлюсь от обуревающих меня все эти дни эмоций. Но я стою столбом, прищурившись, чтобы скрыть реакцию, вызванную Тероном, и не пялиться откровенно на его обнаженную блестящую кожу. На нем нет рубашки, и мышцы на его груди красноречиво демонстрируют, что мужчины Корделла проходят самые суровые тренировки. Терон отходит от группы стоящих у конюшни солдат, и те слегка разворачиваются к нам, приоткрыв рты, видимо, от неожиданно прерванного разговора. Они все покрыты потом и вооружены: в руках и на поясах мечи и ножи. Терон ничем не уступает им. Он убирает меч в ножны на поясе, и от его радостной улыбки мои и так уже зардевшиеся щеки вспыхивают еще больше. Окружающие нас солдаты перестают тренироваться. По их склоненным набок головам я понимаю, что они не привыкли видеть женщин на своей площадке. Или не привыкли к тому, что эти женщины поражают их мишени. — Превосходное творение Отема, — кивает Терон на шакрам. — Моя тетя после свадьбы отправила нам целую партию таких. Это твой выбор оружия? Да, я люблю метать шакрам. Он требует меньшего сосредоточения. К тому же он легче боевого топора, который наследный принц Корделла поднимает с земли, напрягая бицепсы. В ответ я меняю позу и снова пускаю шакрам. Вспоров воздух изящной дугой, он проходится по шесту всего в волоске от моей последней зарубки и летит обратно ко мне. Снег небесный, как же это приятно! — А твой выбор каков? — поднимаю я взгляд на Терона. Он взвешивает в руке топор и оглядывается на глазеющих на нас мужчин, большая часть которых указывает на мой шест и пораженно качает головами. — С чего бы мне так сразу выдавать свои сильные стороны? Терон смотрит на меня с дразнящей улыбкой, и я невольно сжимаю пальцы на рукояти шакрама, как будто только с его помощью могу устоять перед ней. — Всего первый день при королевском дворе, а уже распугиваешь солдат, — раздается за моей спиной голос Мэзера. С Тероном, стоящим впереди, и приближающимся сзади Мэзером я ощущаю себя так, словно осталась безоружной на поле боя. Я разворачиваюсь к нему, готовая обругать его самыми последними словами — словами, подходящими грубому солдату, не леди. Но все они застревают в горле, когда я вижу его. Потому что — матерь холодов! — он тоже без рубашки. На его шее посверкивает половинка медальона, а кожа в россыпи веснушек так и притягивает внимание к рельефной мускулатуре. Я конечно же не раз видела его с обнаженным торсом, просто вряд ли когда-нибудь смогу привыкнуть к этому зрелищу. Он явно тренировался с кем-то из солдат, а я проскользнула мимо, не обратив внимания на него в толпе других полуобнаженных тел. В свое оправдание могу сказать, что эта площадка переполнена прекрасными мастерами корделлианского боевого искусства. Я с усилием отрываю глаза от торса Мэзера, смотрю на его лицо и тут же снова на грудь. Сглотнув, стискиваю зубы. Похоже, тренировочная площадка скрыта за стеной вечнозеленых растений не просто так, а чтобы на солдат не таращились девчонки. — В Корделле что, рубашки под запретом? — ворчу я, повернувшись к мишени и опустив голову к шакраму, дабы скрыть краску, заливающую шею. Терон смеется, но его смех затихает, когда мы с Мэзером ничего больше не говорим. Он неловко переступает с ноги на ногу, крутя в ладони топор. Я чувствую, что он смотрит на Мэзера. Оба пойманы в окружающую меня паутину неловкости, а я — в эпицентре какой-то странной вражды между королем Винтера и принцем Корделла. Как, во имя холодов, это случилось? Однако я не испытываю жалости к Мэзеру. Даже когда он приближается ко мне и я слышу, как он медленно, словно болезненно, дышит. Я слишком остро ощущаю устремленные на нас со всех сторон взгляды. Мэзер останавливается так близко от меня, что я бы и с закрытыми глазами чувствовала его. — Мы можем поговорить? — тихо спрашивает он. Волоски на моей шее шевелятся. Нет. С чего мне вообще с ним говорить? Но я не должна злиться на него. Во всем виноват Генерал. Я смотрю на Терона. Он повернулся в сторону мишени, установленной рядом с моим шестом. Принц поднимает руку, и каждый мускул на его спине напрягается, когда он взмахивает топором. Размах становится все шире и шире, крепче и крепче, затем бросок — и топор летит, переворачиваясь в воздухе. Его лезвие входит в самую середину мишени, и рукоять покачивается от силы удара. Терон разворачивается ко мне, улыбаясь. — Мой выбор оружия не важен, — говорит он, продолжая наш разговор, как будто его никто не прерывал. Его взгляд перемещается на стоящего за моим плечом Мэзера. — Что бы я ни использовал, я всегда достигаю цели.