Ухватившись за эти слова, я пытаюсь заткнуть ими дыру в головоломке. Что я помню о смерти Генерала? Охватившее меня отчаяние; безрассудное, неистовое и сильнейшее желание, чтобы он жил. Может, это тоже своего рода подчинение магии? Готовность принять что угодно, пойти на что угодно, лишь бы спасти. Мэзер видит, что я погрузилась в свои мысли. — Моя королева, — склоняет он голову. Это возвращает меня к настоящему. — Ты знаешь? — выдыхаю я. Все волнения, тревоги и усилия Мэзера, то, как он всей душой жаждал соответствовать своему положению и быть достойным его, несмотря на невозможность обладания магией, — все это теперь не имеет значения. Мэзер снова кивает. Вокруг свирепствует битва, но наши взгляды на миг встречаются, и я не могу понять, что он чувствует: облегчение или страх. Однако я ощущаю его силу, вижу решимость в его глазах. Я вижу солдата перед своим правителем. Он будет держаться столько, сколько мне потребуется. Половинка медальона все еще висит на его шее. Мой взгляд на секунду останавливается на ней, а потом я оглядываюсь на Генерала с Ангрой, замкнутых в вихре порхающих мечей. Накопитель Ангры мечется в воздухе, и Генерал следит за ним жадным и отчаянным взглядом. На сердце ложится тяжесть. Генерал должен знать, с кем он на самом деле сражается. Он смотрит на посох Ангры так, словно хочет стереть его в порошок, но только этого не случится. Накопитель Ангры невозможно сломать, ведь его подпитывает Распад. Клинок появляется из ниоткуда, все вокруг застилает пыль. Я кричу и толкаю Мэзера вниз, спасая от летящего на нас с мечом солдата. Мэзер, развернувшись, бросает мне свой меч. Я подхватываю его в воздухе и бодаю солдата головой в живот. Мы падаем, скатываемся в яму с грязью, и мое лезвие мягко входит в живот мужчины. Крики становятся все громче, сыплются раздаваемые приказы. Паника побуждает быстрее выбраться из грязной ямы. С трудом встав на ноги, я устремляю взгляд на Генерала, Мэзера и Ангру. Генерал выбивает из рук Ангры посох, и тот, перевернувшись в воздухе, со стуком падает у ног Мэзера. — Хватай его, Мэзер! — Уильям… — Мэзер! Во мне поднимается ужас, и я, заледенев, наблюдаю за происходящим. Генерал нападает на Ангру, когда тот кидается к Мэзеру и из него наружу рвется что-то жуткое и пугающее. Мэзер поднимает посох. — Ломай! — сдавленно кричит Генерал и, бросившись на Ангру, сбивает его с ног. — Ломай! — Я убью тебя! — кричит Ангра, вскакивая. Бросается на Генерала, и тот вновь опрокидывает его, на этот раз у самых ног Мэзера. Один из искривленных клинков вонзается в плечо Ангры, пригвождая его к земле, а Генерал нависает над ним на расстоянии дыхания. Мэзер смотрит на меня. Его глаза снова полны твердой, граничащей с безумством решимости. Он защитит меня. Он что угодно сделает ради моей безопасности. Пусть он больше не тот, кем всегда себя считал, но хотя бы это он может сделать. Мэзер поднимает посох над головой, затем его руки напрягаются, медленно и с трудом выгибая его. Меня охватывает страх — дикий, почти осязаемый, раскаленными волнами прокатывающийся по телу, когда разрозненные кусочки знаний встают в моей голове на место. Я бросаюсь из ямы к Мэзеру. — Мэзер, нет! Остановись! Но он не слышит меня. Он ничего не знает, ни о чем не думает. Никто и подумать не может, что ответ на наш вопрос так прост. Посох с оглушительным треском ломается. Тьма вырывается из него свирепым ураганом, изрыгается вверх черной воронкой. В окружающей сумятице битвы замирают бойцы. Ветер взвывает. Столп тьмы бьет в небеса, где уже набухли свинцовые облака, и вьется, скручиваясь в вихрь, который поглотит нас всех. Обхватив руками Мэзера, я оттаскиваю его от сломанного посоха — олицетворения всего того, что так долго сдерживало нас. Мы падаем на землю: я, вцепившись в плечи Мэзера, и Мэзер, не понимающий, что происходит. Все вокруг потрясенно застыли. Солдаты Спринга, Корделла, Отема и Винтера — все, бросив биться, с раскрытыми ртами уставились на вихрь тьмы. Все, кроме Ангры, лежащего всего в паре шагов от нас с Мэзером. Его взгляд встречается с моим. Рукоять клинка торчит из зазора между его нагрудником и наплечником, кровь из раны стекает на щеку. Но глаза его ярко горят, отражая внутреннюю бурю. Он и сам не знал всей мощи магии, ограниченной королевскими накопителями, пока не сообразил, как я использую ее. Магия и Распад вольются в него, напитают, станут с ним одним целым. Он сможет использовать их во зло на новом, непостижимом уровне — без посоха или любого другого предмета. Тьма вытягивается и выжидающе замирает, словно отсчитывая время. Порыв ветра — и он взрывается, резко опадает и обдает нас сокрушительной волной воздуха и комьями земли. Мэзер накрывает меня своим телом, и мы прижимаемся друг к другу, спасаясь от обрушивающихся камней. И все заканчивается. Вот так просто. Никакого финального взрыва, никакого предсмертного крика. Ничего. Словно валяющийся на земле разбитый накопитель был обычным посохом. Я отстраняюсь от Мэзера, зная, что увижу. Магия во мне шелестит, шепотом делится знаниями в глубочайших слоях сознания. Генерал, опустившись на колени, округлившимися глазами смотрит на пустое пятно грязи под собой. Клинок, всаженный в землю, не двигается, неподвластный легкому ветру. Но Ангры нет. 31 С окружающим миром что-то происходит: он кренится, и я, встав на дрожащие ноги, падаю вперед. Генерал ловит меня и притягивает к своей груди. Его сильные руки так крепко обнимают меня, что происходящее чудится сном. Кажется, что сейчас он назовет меня своим «солнышком», а Элисон за нашими спинами будет накрывать стол для Нессы и ее семьи. Когда я, отстранившись, гляжу в его лицо, мир перестает раскачиваться, и он произносит: — Все кончено. Я смотрю на пятно грязи там, где лежало тело Ангры. Неужели разрушение посоха уничтожило и его самого? Все так и думают. Даже солдаты Спринга, побросавшие оружие, когда их король исчез. Зеленые, золотые, бордовые и белые цвета кружат по площади, победители радостно кричат, глядя в потемневшие небеса. Я закрываю глаза, делаю вдох, прислушиваясь ко всеобщему ликованию. — Мира. Открываю глаза. Генерал смотрит на меня так, как не смотрел никогда — с восхищением. — Давным-давно мы решили, что я буду тем, кто расскажет тебе обо всем, — тихо говорит он. — Я не знаю, как об этом узнал Ангра. Я должен был… Меня заполняет холод — бурлящая внутри магия накопителя, пробужденная и неугомонная. Вздохнув, я накрываю руку Генерала дрожащей ладонью. — Нет, — качаю я головой. — Эту тайну должна была открыть Ханна, не вы. — Ханна? — хмурится Генерал. Я пожимаю плечами, не зная, как ему объяснить, но Генерал и не ждет объяснений. Он отступает на шаг, опускается на колени и протягивает ладонь, на которой лежит серебряная цепочка. — Моя королева, — произносит он. Я вздрагиваю. Не хочу, чтобы Генерал звал меня так. Но о том, чтобы он смотрел на меня так, я мечтала всю жизнь. Я тянусь за цепочкой, но меня опережает другая рука. Мои пальцы зависают в пыльном воздухе прямо над ладонью Мэзера, забирающего медальон. Затем он снимает со своей шеи вторую половинку и протягивает мне обе. — Ваш медальон, моя королева, — произносит он и проводит языком по губам. Его рука дрожит. Он — воплощение силы и стойкости, но в глубине его глаз таится страх. Страх от того, что он более не тот, кем был; страх оттого, что множество его обязанностей перекладывается на другие плечи. Я поднимаю руку, хочу извиниться, расплакаться. «Прости, что это я. Прости, что вся твоя жизнь разрушена. Прости, что мы так быстро повзрослели. Прости, пожалуйста, за все». Я хочу это произнести, но просто молча забираю из его руки половинки медальона. Мэзер выдыхает и выпрямляется, расправив плечи под тяжестью всего, что на него свалилось. Его губы дрогнули в бледном подобии улыбки и так и застыли, выражая нечто среднее между счастьем и шоком. — Я в вашем распоряжении, моя королева, — тихо произносит он и склоняет голову. Я касаюсь ладонью его щеки прежде, чем осознаю, что делаю, и морщусь, почувствовав боль в плече. Как бы мне хотелось, чтобы нам с ним не было так больно. Руку сковывает холодом, и я пораженно распахиваю глаза. Я не взывала к магии, но она пробудилась, ожила, и холод стекает с моей ладони на щеку Мэзера. Я наполняю его той же силой, что и остальных винтерианцев, поддерживаю его. Мэзер отступает, выскальзывая из-под моей ладони, и опускается на колени рядом с Генералом. Ликование людей за его спиной сменяется благоговейным трепетом, и все винтерианцы, один за другим, медленно встают на колени, склоняя передо мной светловолосые головы, перепачканные кровью и грязью. У меня перехватывает дыхание, и я не знаю, хочу ли, чтобы они остановились, или же нет. Они выглядят такими счастливыми, и я не смею лишать их этого счастья, хоть и сильно напугана. Я замечаю у ворот Дендеру с Хенном — на коленях, обнимающихся столь крепко и нежно, что и меня охватывает пьянящее счастье. Грир с Финном опираются друг на друга, на левой ноге Финна кровавая рана. Коналл, Гарриган, Несса и даже Дебора — все счастливы, все здесь, все в безопасности. Позади всех, прислонившись к воротам, в окружении раненых в битве солдат, стоит Терон. Наши взгляды встречаются, и на его губах появляется легкая почтительная улыбка, эхом отражающая всеобщее благоговение. Он склоняет голову вместе с корделлианцами и отемнианцами. Может быть, Ангра и в самом деле умер? Может быть, Распад рассеялся, забрав с собой и его? Как много этих «может быть». Как много лет нас мучили одни и те же вопросы: «Может быть, они придут? Может быть, спасут нас? Может быть, однажды мы увидим наше возрожденное королевство?» Наклонившись к Мэзеру и Генералу, я опускаю ладони на их плечи. Они смотрят на меня глазами, полными счастья. Я улыбаюсь. — Пора домой. Проходит две недели, во время которых мы заботимся о раненых и изможденных. Армия Отема уходит после завершения нашей миссии, но армия Корделла остается, и я не задаю вопроса почему. Терон всегда готов помочь с едой и другими припасами, и я беру все, что он дает, прежде чем Ноум успевает хоть что-то возразить. Винтерианцы видят сплоченный фронт, а не королеву, которая всего несколько недель назад понятия не имела, кто она, или короля, который всего несколько месяцев назад горел желанием не спасать их, а завладеть их землей. Я сделаю все, что угодно, чтобы так и продолжалось до тех пор, пока винтерианцы, все до одного, не исцелятся. И это исцеление наступает в тот миг, когда мы видим Дженьюри. Столица Винтера располагается почти у самой границы Спринга, в нескольких часах езды от него. Яркие вишневые деревья и изумрудно-зеленая трава уступают место белоснежным полям, нетронутым снежным холмам и заледеневшим деревьям цвета слоновой кости. Это наш дом! Так и должно быть. Холод, заледеневшие леса, кругом все белое. С возбуждением мы ждем встречи с Дженьюри. Чем дальше мы углубляемся в Винтер, тем сильнее теснит мою грудь. Я уже боюсь, что ожидание убьет меня прежде, чем мы доберемся. Винтерианцы первыми замечают смутные очертания столицы вдалеке. Я бросаюсь вперед, услышав взволнованные крики и видя, как они отрываются от корделлианской армии и быстрее идут вперед. У городской стены раскинулись поселения, сама стена разбита и бугрится неровным краем выпавших камней. Целы несколько башен — они тянутся к небесам, словно всегда ждали нашего возвращения. Ты не уничтожил нас, Ангра, и мы возродимся. Я несусь мимо винтерианцев, но резко осаживаю своего великолепного боевого коня, позаимствованного у корделлианской армии. Народ продолжает бежать, охваченный таким восторгом, что не замечает моей остановки. Конь нервно перебирает копытами на снегу, из-под которого пробивается бледная винтерианская трава. Генерал останавливается рядом со мной, и мы выдыхаем в морозный воздух пар. — Нужно будет все отстроить заново. И нам потребуется продовольствие из Корделла, — замечает он. Холодный ветер пробирается под белую хлопчатобумажную рубашку, которую я взяла у Терона. Мы уже и так в неоплатном долгу перед ним и его отцом, поэтому при мысли о том, что нам нужно будет просить о большем, у меня сжимается сердце. Я знаю, что именно пожелает получить Ноум за дарованное: доступ в Кларинские горы для поиска источника магии. Может, поэтому он и не мешал Терону обеспечивать нас всем необходимым. Может, поэтому он и не вернулся пока в Корделл, и его армия сопровождает нас, охраняя как самый ценный капитал. Что бы ни было тому причиной, мы нуждаемся в нем и в его помощи, и пока он не потребует с нас долг, я не буду об этом волноваться. — Я знаю. — Но им это пойдет на пользу. — Генерал сдвигается в седле, одной рукой расслабленно держа поводья. — Восстановление города, пока они сами исцеляются. Им это нужно. Я киваю. Нам всем это нужно. Нужно что-то строить своими собственными руками, чувствуя вливающуюся в нас потихоньку жизнь. Делать что-то стоящее, правильное и прекрасное. Генерал смотрит на меня искоса, так что я не вижу выражения его лица. — Ты точно такая же, как она. — Ханна? — спрашиваю я, изучая его лицо. Он кивает: — Каждое мгновение своей жизни. Он имеет в виду, что я справлюсь. Что я воссоздам королевство, сплочу наших людей и поведу их в лучшее будущее. Однако что бы нас в будущем ни ждало, Ангры в нем не избежать. Я сглатываю, закусываю нижнюю губу и вдыхаю морозно-холодный воздух. Нас так захватило счастливое освобождение и путешествие в Винтер, что мне не хочется лишать людей радости. Она такая хрупкая… Возможно, придет время, когда мое молчание принесет горькие плоды. Если мои подозрения верны и Ангра не умер, тогда он по-прежнему опасен и наша победа, за которую мы так долго боролись, всего лишь иллюзия настоящего покоя. — Я думаю, что Ангра жив, — тихо говорю я, и мой голос звенит печалью в прохладном воздухе. — И его магия тоже. Все намного хуже, чем нам казалось. Гораздо хуже. Генерал ничего не отвечает, и на мгновение мне кажется, что, возможно, мои слова унес ветер. Я смотрю на Генерала, но на его лице то же непонятное выражение, какое я видела, вернувшись из Лайнии с половинкой медальона. Смесь страха и решимости. Я касаюсь медальона на своей груди. Он теперь целый и… лишенный силы, но прикосновения к нему странным образом успокаивают. Как когда-то лазурит.