— Тебе это нужно? Она и не заметила, как перед ней посреди ручья очутилось сидящее на корточках существо. Оно. Сильвия отползла назад, но существо последовало за ней, протягивая топор: — На, возьми. Сильвия встала на четвереньки и взяла топор. — А что ты хочешь с ним сделать? Сильвия почувствовала подступающую ярость, которая часто следует за ужасом. На сей раз волна ярости была совершенно дикой. Сильвия прицелилась и взмахнула поднятой рукой с зажатым топориком, но проволока дернула ее назад, топорик чиркнул по темноте, а сама Сильвия снова оказалась в воде. Сзади тихо засмеялись. Сильвия обернулась. — Уходи, — простонала она, отплевываясь от крошек гравия. — Я хочу, чтобы ты ела снег, — произнес голос. Существо встало и на мгновение задержало взгляд на том месте, где ткань пиджака была разрублена. — Что? — выдавила из себя Сильвия. — Хочу, чтобы ты ела снег, пока не начнешь мочиться под себя. — Существо стояло за пределами круга, по которому могла двигаться Сильвия на своей проволоке, и рассматривало ее, наклонив голову. — Пока чрево твое не наполнится и не заледенеет так, что на нем уже не будет таять снег. Пока внутри тебя не будет сплошной лед. Пока ты не станешь самой собой. Настоящей. Той, которая ничего не будет чувствовать. Сильвия слышала каждое слово, но смысл сказанного ускользал от нее. — Никогда! — крикнула она. Существо сделало шаг в ее сторону, не выходя из журчащего ручья: — Кричи теперь, милая Сильвия. Потому что больше тебя никто не услышит. Никогда. Сильвия увидела в его руке все тот же странный инструмент. В темноте красной каплей светилась раскаленная петля. Когда она коснулась воды, раздалось шипение и вверх поднялся пар. — Ты будешь есть снег. Поверь. До парализованного сознания Сильвии медленно доходило, что ее часы сочтены. Оставалось только одно. Темнота быстро сгущалась, но Сильвия, сжимая рукоять топорика, все же попыталась сфокусировать взгляд на существе, которое стояло между деревьев. Она поднялась, пальцы кололо: к ним снова прилила кровь, как будто она тоже поняла, что это их с Сильвией последний шанс. Они с близнецами часто упражнялись в бросках: Сильвия швыряла топор в стену сеновала, где пятно краски изображало лису. И каждый раз, когда она попадала и кто-нибудь из детей вынимал топор и приносил обратно, близнецы победно кричали: «Ты убила зверя, ма! Убила зверя!» Сильвия осторожно выставила ногу вперед. Одного быстрого шага будет достаточно для оптимальной силы и точности удара. — Ты псих, — прошептала она. — А вот именно в этом, — сказало оно, как показалось Сильвии, с легкой улыбкой, — нет никаких сомнений. Топор запел низким голосом и пронзил густую, почти осязаемую темноту. Сильвия осталась стоять, отлично держа равновесие, ее правая рука была устремлена вслед смертоносному оружию. А оно просвистело между деревьями, срубило на лету тонкую веточку и исчезло в темноте, оставив лишь глухой звук, с которым топорик вонзился в снег. Она прижалась спиной к стволу березы и осела на берег ручья. На этот раз она и не пыталась задушить подступающие рыдания. Потому что теперь она точно знала. Больше ничего не будет. — Ну что, начнем? — мягко спросил голос. Глава 9 День третий. Дыра — Правда, круто? Восхищенный голос Олега перекрыл шипение масла в «Кебабном дворе», который был еще полон народу: после концерта в «Спектруме» часть зрителей подалась именно сюда. Харри кивнул Олегу, а тот, все еще мокрый от пота в своей куртке с капюшоном, не переставал мелко подпрыгивать и все говорил, говорил, упоминая настоящие имена ребят из «Slipknot». Харри никогда о них раньше не слышал: на сцене они выступают в масках, информации на обложках альбомов мало, а нормальные музыкальные журналы про такие коллективы никогда не пишут. Харри заказал по гамбургеру и посмотрел на часы. Ракель обещала, что подъедет сюда ровно в десять. Олег продолжал болтать. Когда это произошло? Как двенадцатилетний мальчишка мог полюбить песни, в которых говорится о разных стадиях умирания, об отчуждении, холоде и всеобщем отчаянии? Возможно, Харри следовало бы озаботиться этим, но он не стал. Это была такая начальная ступень, одежда, которую парень должен примерить, чтобы посмотреть, подходит она ему или не подходит. Любопытство когда-то утихнет, и в его жизни появятся другие увлечения. Лучшие. И худшие. — А тебе тоже понравилось, да, Харри? Харри кивнул. У него не хватило смелости сказать, что ему концерт впрок не пошел: как только они смешались с толпой, наводнившей «Спектрум», у Харри началась паранойя, которая регулярно посещает выпивающих людей. А его она в последние годы не забывала и по трезвости. Так что, вместо того чтобы прийти в приподнятое расположение духа, он озирался, вглядываясь в сплошную массу лиц, четко чувствуя, что за ним наблюдают. — «Slipknot» рулят! — захлебывался Олег. — А маски ваще обалденные! Особенно тот, с длинным тонким носом. Похож на… на этого… Харри слушал вполуха, надеясь, что Ракель вот-вот появится. Воздух в забегаловке был густой и липкий, он ложился на лицо и губы тонкой пленкой жира. Харри попытался отбросить следующую мысль, но она уже была тут как тут, за углом: а хорошо бы сейчас выпить… — Это индейская маска смерти, — раздался женский голос позади них. — И вообще, «Slayer» был лучше «Slipknot». Харри изумленно повернулся. — Ребята из «Slipknot» уж больно выпендриваются, разве нет? — продолжала она. — Идеи у них вторичны, а сами они пустышки. На ней было черное облегающее блестящее пальто до пят, застегнутое до самого горла. Из-под пальто виднелись лишь черные ботинки. Бледное лицо, подведенные глаза. — Никогда бы не поверил, — пробормотал потрясенный Харри, — что ты любишь такую музыку! Катрина Братт улыбнулась: — Зато я зрю прямо в корень противоречий. В дальнейшие разъяснения она вдаваться не стала, а только жестом заказала минералку. — «Slayer» — отстой, — еле слышно промямлил Олег. Катрина обернулась к нему: — А ты, должно быть, Олег. — Да, — тихо ответил парень, подтягивая свои камуфляжные штаны. Внимание со стороны взрослой женщины ему и нравилось, и не нравилось. — А откуда вы знаити? — «Знаити»? — не переставая улыбаться, переспросила Катрина. — Ты же из Хольменколлена, ты должен произносить «знаете». Это Харри научил тебя говорить как на восточном побережье? У Олега кровь прилила к щекам. Катрина громко засмеялась и легко дотронулась до его плеча: — Извини, я просто любопытная. Мальчик покраснел так густо, что белки глаз засверкали на лице, как у негра. — Я тоже любопытный, — сказал Харри, протягивая Олегу кебаб. — И вот мне интересно, неужели ты уже отыскала общий рисунок, как я тебя просил, Братт? Если уж у тебя достало времени сходить на концерт. А? Харри посмотрел на нее так, что она тотчас поняла: задирать паренька не следовало. — Кое-что нашла, — сказала Катрина, открывая бутылку «Фарриса», — но ты сейчас занят, так что давай перенесем разговор на завтра. — Я не настолько занят, — нахмурился Харри и тут же позабыл о пленке жира и духоте. — Вообще-то это конфиденциальная информация, а тут народ повсюду, — оглянулась Катрина. — Но пожалуй, я могу прошептать тебе на ухо пару ключевых слов. Она наклонилась ближе, и сквозь запах кипящего масла он уловил аромат духов, почти мужских, и ее жаркое дыхание: — Прямо у входа стоит черный «фольксваген-пассат». За рулем сидит женщина, которая давно пытается привлечь твое внимание. Я так понимаю, это мать Олега… Харри резко выпрямился и посмотрел в окно. Ракель вывернула руль и подняла на него глаза. — Не испачкай тут ничего, — проворчала Ракель, когда Олег с кебабом в руке прыгнул на заднее сиденье. Харри стоял у открытого окна. На ней были простые светло-голубые джинсы. Он их хорошо знал. Знал, как они пахнут и как по ним скользит ладонь или щека. — Как концерт? — обратилась она к Харри. — Спроси Олега. — А что это за группа-то? — Ракель посмотрела на Олега в зеркало заднего вида. — Мне показалось, народ немножко странновато одет. — Красивые песни про любовь и все такое, — ответил Олег и быстро подмигнул Харри, как только мать отвернулась от зеркала. — Спасибо, Харри, — поблагодарила Ракель.