Харри и Катрина зарегистрировались в гостинице сети «Рэдиссон САС», что стояла на Брюггене. Харри спросил, не хочет ли Катрина переночевать дома у родителей, но та ответила, что из этого вышло бы только лишнее беспокойство, да и вообще она никому не сказала о своем приезде. Они получили пластиковые карточки — ключи от номеров — и молча поднялись на лифте. Катрина при этом смотрела на Харри и улыбалась, как будто тишина в лифте была само собой разумеющейся шуткой. Харри уставился в пол и надеялся, что его тело не посылает Катрине ложных сигналов. Или не ложных. Двери лифта наконец разъехались, и вскоре ее бедра завиляли перед ним по коридору. — Ну что, каков план? — спросил он получасом позже. Оба успели разложить вещи и встретились в холле гостиницы. Катрина растянулась в длинном кресле и перелистывала свой обтянутый кожей ежедневник. Она переоделась в элегантный серый костюм, отчего сразу слилась с толпой остальных постояльцев гостиницы, в основном коммерсантов. — Ты встречаешься с Кнутом Мюллером-Нильсеном, начальником убойного отдела, — сказала Катрин. — А ты пойдешь к нему? — Тогда мне придется здороваться и болтать со всеми подряд — и весь день насмарку. Кстати, будет славно, если ты вообще про меня не станешь упоминать, а не то они обидятся, что я не зашла поздороваться. А я поеду на улицу Оййурдсвейен, побеседую со свидетелем, который последним видел Рафто. — Хм. А где это было? — спросил Харри. — У верфи. Свидетель видел, как тот припарковал машину и вошел в Нурнес. Машину он так и не забрал. Округу прочесали, но никого не нашли. — Так, а потом что мы делаем? Харри потер подбородок. Если им предстоят официальные встречи, то надо бы побриться. — Ты пробежишься по полицейским рапортам вместе с человеком, который тогда участвовал в расследовании и, между прочим, до сих пор работает в управлении. Он освежит дело в памяти. А ты попытаешься взглянуть на историю под новым углом. — Нет, так не пойдет, — возразил Харри. Катрина оторвала взгляд от ежедневника. — Тот следователь, — продолжил Харри, — даст мне только ту информацию, которая подтверждает его старые выводы. А с рапортами я предпочитаю ознакомиться тихо-спокойно у себя в Осло. Сейчас же я хочу потратить время на то, чтобы поближе познакомиться с Гертом Рафто. Скажи, сохранились ли где-нибудь его личные вещи? Катрина покачала головой: — Родные передали все его имущество в Армию спасения. Кстати, вещей было совсем немного: какая-то мебель да одежда. — А его квартира? — После развода он жил один в квартире в районе Саннвикен, но она давно уже продана. — И что, у семьи не осталось никакой дачи, летнего домика, родового гнезда? Катрина помедлила: — В полицейских рапортах значится летний домик где-то на острове Финнёй в Федье. В таких случаях дачи переходят по наследству. Возможно, домик остался. Я позвоню жене Рафто и выясню. — Думаю, она не захочет говорить с представителем полиции. Катрина в ответ только хитро подмигнула. У стойки портье Харри взял зонт, но не успел он дойти до Рыбного рынка, как тот вывернулся под порывами ветра, а когда Харри, пригнувшись, добежал до здания Управления полиции Бергена, зонтик превратился в живописные лохмотья. Пока Харри стоял внизу возле охранников и ждал комиссара Кнута Мюллера-Нильсена, ему позвонила Катрина и сообщила, что семья Рафто по-прежнему владеет летним домом на острове Финнёй. — Но жена с тех пор там ни разу не была. Дочь, как она считает, тоже. — Поедем туда, — сказал Харри. — Я освобожусь примерно к часу. — О’кей, я достану катер. Давай встретимся на Сакариасбрюгген. Кнут Мюллер-Нильсен оказался добродушным с виду увальнем с вечной усмешкой во взоре и кулаками размером с теннисную ракетку. Горы бумаг на столе были такими огромными, что казалось, его занесло снегом. Он сидел, заложив свои кулачищи-ракетки за голову. — Значит, Рафто, — сказал Мюллер-Нильсен, предварительно поведав, что в Бергене дождь бывает не так часто, как хотелось бы столичным жителям. — Похоже, полицейские в Бергене имеют привычку время от времени бесследно исчезать. — Харри ткнул пальцем в фотографию Рафто, которая была у него среди остальных документов. — Почему это вы так считаете? — спросил Мюллер-Нильсен у Харри, а тот тем временем нашел себе в не занятом бумагами углу кабинета простой жесткий стул. — Еще Бьярне Мёллер, — напомнил Харри. — Точно, — согласился Мюллер-Нильсен, но нерешительность в голосе его выдала. — Тот, что исчез на горе Флёйен. — Ну конечно! — Мюллер-Нильсен стукнул себя по лбу. — Трагическая история. Он тут пробыл так недолго, что я попросту не успел… Считается, что он свел счеты с жизнью, разве не так? — Так, — ответил Харри, глядя в окно и думая о том пути, который прошел Бьярне от идеализма до коррупции. И все из добрых побуждений. И из-за трагических ошибок, о которых никто никогда не узнает. — Что вы можете рассказать про Герта Рафто? «Ну просто мой кармический двойник», — думал Харри, слушая, как Мюллер-Нильсен описывает Рафто: тайное пристрастие к алкоголю, тяжелый характер, одиночество, отсутствие политкорректности, моральная неустойчивость и изрядно запятнанная репутация. — Но у него, — добавил Мюллер-Нильсен, — были замечательные аналитические способности и интуиция. И сильная воля. Как будто им двигало что-то… Не знаю, какое слово подобрать… Железный Рафто был сторонник крайних мер. Да и все, что с ним произошло, говорит само за себя. — А что произошло? — поинтересовался Харри, косясь на пепельницу, запрятавшуюся среди бумаг. — Рафто был склонен к насилию. И мы знаем, что он был в квартире Онни Хетланн в тот промежуток времени, когда она была убита. А Хетланн, возможно, знала, кто убил ее подругу, Лайлу Осен. В довершение ко всему он исчез. Скорее всего, утопился. Во всяком случае, мы не видим повода для дополнительного расследования. — А мог он удрать за границу? Мюллер-Нильсен отрицательно качнул головой. — Почему нет? — Даже если у него и была такая возможность, он не из тех людей, кто так поступает. Вот такой простой ответ. — И никто из родственников или друзей так и не заявил о том, что он жив? Мюллер-Нильсен вновь покачал головой: — Родителей его уже нет в живых. А что касается друзей, так у Рафто их не было. С бывшей женой у него сложились настолько напряженные отношения, что она вообще не желала с ним знаться. — А дочь? — Вот с ней Рафто продолжал общаться. Славная, хорошая девушка, особенно как подумаешь, через что ей пришлось пройти. Харри отметил про себя эту оговорку «особенно как подумаешь…» Такое часто можно услышать в местных полицейских отделах, где все всё друг о друге знают. — У Рафто была дача на острове Финнёй, так? — Да, и там преотличненько можно было скрыться. — Мюллер-Нильсен вытащил из-за головы свои кулачищи и сложил на столе. — Мы искали там, облазали с собаками все близлежащие острова. Ничего. — Вы не против, если я поеду и взгляну? — Да нечего там смотреть. У нас дача как раз напротив домика Железного Рафто. Так вот, его домишко совсем развалился. Глупо, что его жена не хочет продать дом, она-то никогда там не бывает. Мюллер-Нильсен посмотрел на часы: — Мне пора на встречу, но один из наших сотрудников, который тогда участвовал в расследовании, готов показать вам все рапорты и отчеты. — Не надо, — отказался Харри и посмотрел на фотографию Рафто, которую по-прежнему держал в руке. Внезапно лицо со снимка показалось ему смутно знакомым, как будто они недавно встречались. Может, видел его из машины? Может, он притворился простым парнем, таким, мимо которого пройдешь и не заметишь? Охранник на стоянке? Или продавец в винном магазине?.. Харри помотал головой, сдаваясь. — А почему не Герт? — То есть? — переспросил Мюллер-Нильсен. — Вы все время называете его Железным Рафто. Его никогда не называли по имени? Мюллер-Нильсен как-то странно посмотрел на Харри, попытался рассмеяться, но ограничился кривой ухмылкой: — Ну уж нет… Думаю, никто и не пытался. — Что ж. Спасибо за помощь. Выходя из отделения, Харри услышал, как Мюллер-Нильсен его окликнул. Комиссар стоял в дверях своего кабинета, и слова, вырываясь из его рта, эхом отскакивали от стен коридора: — Думаю, что самому Рафто это тоже бы не понравилось.