– Но... как?! – я не сразу понимаю. – Ты хоть представляешь, каких масштабов огонь разожгла?! – спрашивает Матвей, улыбаясь и гладя мое лицо пальцами. – Н-нет, кажется, – отвечаю, невольно заикаясь. – Все уже знают, – говорит Матвей. – Это новость номер один в интернете и на телевидении. Журналистов возле кинотеатра в десять раз больше, чем внутри... Мы с трудом пробились. – Мы? – переспрашиваю я. – Я и Геннадий Дмитриевич. – Твой адвокат тоже здесь, значит? – Да, на всякий случай, – кивает Матвей. – Потому что теперь моя очередь выступить перед журналистами. – Но... если мои слова действительно возымели такое действие, то почему ты сам не дал какое-нибудь интервью, когда все это только началось – угрозы, суды и попытки забрать у тебя детей?! – Если бы все это стал рассказывать я – дело бы просто замяли, – признается Матвей, пожимая плечами, и у меня сердце сжимается от этой несправедливости, ведь настоящие жертвы в этой истории – именно он и его дети, а вовсе не я! – У Анатолия слишком большое влияние на средства массовой информации. Искра просто не успела бы стать полноценным огнем. А ты... ты как чертова сойка-пересмешница в «Голодных играх», сумела организовать настоящую революцию! В твоем случае идеально сработали сразу два фактора. Первый – это то, что в одном месте и в одно время оказалось сразу так много журналистов из разных изданий. Они планировали сделать материал о премьере молодежного сериала – а получили нечто гораздо более ценное и провокационное. – Ого, – говорю я, потому что просто не могу подобрать иных слов. Наверное, принимая решение говорить, я понимала все это подсознательно, но до этого момента не пыталась анализировать. – Ну а второй фактор – то, что ты – не политик, а актриса, студентка, обычная девушка, – продолжает Матвей. – Общественность не любит вмешиваться в конфликты между политиками. Ты же рассказала им совсем другую историю: про ребенка, который лишился отца, и про отца, который лишился ребенка... Это гораздо сильнее. Людей трогают такие истории, и они объединяются, чтобы добиться справедливости... Не всегда, конечно, но нам, кажется, повезло... – Ох... ладно... – я чувствую, как на глазах появляются слезы. – И что теперь будет?! Тебе вернут Варвару?! Анатолий сдастся?! – Пока не знаю, – признается мужчина. – Но я благодарен тебе. Без тебя все это было бы просто невозможно... Я люблю тебя. – Я тоже люблю тебя, – киваю я и все-таки плачу. – А теперь я должен идти к журналистам. – Конечно. Иди. И знай, что я рядом. Он уходит, а я остаюсь в подсобке и больше не сдерживаю слез облегчения: я сделала все, что могла, и у меня, кажется, получилось... Журналисты продолжают прибывать, вечер переходит в ночь, мне приходится еще раз выйти к прессе с ответами на несколько вопросов, но большую часть удара теперь принимает Матвей. Домой мы возвращаемся уже глубоко после полуночи, сопровождаемые полицией, чтобы избежать назойливого внимания журналистов. На моем телефоне – почти два десятка пропущенных: от родителей, сестры, друзей и однокурсников. На телефоне Матвей – тоже много пропущенных, в том числе от Анатолия. – Ты будешь ему перезванивать? – спрашиваю я. – Не знаю, – признается Матвей. – Сегодня вечером, до того, как все началось, я говорил с Богданом. Я попытался объяснить ему, что плохой человек по имени Анатолий пытается разлучить нас с Варей... Знаешь, как он отреагировал в ответ на мои слова? – Мм? – я приподнимаю бровь. – Сказал, что этот Анатолий, наверное, просто очень несчастен, раз творит зло и портит жизнь другим людям... И я понял, что он прав. Да, это очень упрощенное, очень детское и наивное объяснение, но... мне даже стало жаль этого человека. Он любил когда-то Сашу – и теперь, обиженный, обозленный, мстит мне за то, что она выбрала меня, а не его... – Да уж... – протягиваю я. – Устами младенца глаголет истина. – Ага. – Но это не снимает с него вину и ответственность. – Конечно, – кивает Матвей. – Просто теперь мне не хочется говорить с ним. Хочется, чтобы с ним разобрался кто-то другой, а я просто поскорее увидел свою дочь. – Думаю, завтра все решится. – Да, просто дождемся завтрашнего дня... 52 глава На следующее утро после премьеры сериала и резко поднявшегося общественного резонанса по поводу Анатолия мы с Матвеем просыпаемся очень рано от звонка Геннадия Дмитриевича. Одновременно подскакиваем в постели, сразу продирая глаза, хотя поспали всего-то часа два или три... Матвей торопливо берет трубку: – Доброе утро, Геннадий Дмитриевич... надеюсь, что доброе... – Доброе, Матвей Тихонович, доброе, – отзывается адвокат с явной улыбкой в голосе, и я тоже отлично слышу его, потому что Матвей включил громкую связь. Мы с Матвеем переглядываемся, а Геннадий Дмитриевич продолжает: – Поздравляю: вчерашний перфоманс Эльвиры Дарьяновны дает первые результаты. Следственный комитет и прокуратура начинают расследование по делу Анатолия Германовича Арамена. Его уже разыскивают, он пойдет под суд сразу по нескольким статьям: там и превышение должностных полномочий, и коррупционные схемы, и уклонение от налогов, и шантаж, и подкуп, и дача заведомо ложных показаний... Короче, по полной программе. Ему светит лет пятнадцать – а то и больше... – Ого! – выдыхаю я эмоционально. – Кроме него, наказание получат сотрудники органов опеки и детских домов, которые забрали вашу дочь, сотрудники судебных инстанций, охранники Арамена... И Карина, разумеется. Думаю, что она будет признана одной из главных пособниц Анатолия. – Ну и правильно, – кивает мой мужчина. – Готовьтесь: впереди много судов. Впрочем, вам не привыкать: вы оба отлично умеете выступать перед публикой. – Спасибо за новости, – говорит Матвей, крепко сжимая мою ладонь от волнения и радости. – А что насчет моей дочери?! Когда ее вернут мне?! – Сегодня вечером Варвару привезут в Москву – и вы сможете ее забрать, – сообщает Геннадий Дмитриевич, и тут за нашими с Матвеем спинами раздается сонный детский голос: – Значит, Варя сегодня вернется домой?! Мы оборачиваемся: растрепанный после сна Богдан стоит на пороге нашей спальни босиком, в пижаме, и трет кулачками глаза. – Да, сынок, да! – тут же бросается к нему Матвей, а я не могу сдержать слез, сердечно благодаря адвоката: – Спасибо, Геннадий Дмитриевич, огромное спасибо! – Не за что, Эльвира Дарьяновна. Вообще-то, по большому счету – процентов на восемьдесят, а то и все девяносто это именно ваша заслуга! Я невольно краснею от смущения и волнения, и пока Матвей прощается с Геннадием Дмитриевичем, обращаюсь к Богдану: – Как тебе спалось, мой хороший?! – Неплохо, – кивает мальчик, крепко меня обнимая. – Мне снилось, как мы отдыхаем у моря... Вчетвером, всей семьей: мы с Варей, папа и ты. – Я там тоже была? – улыбаюсь, не веря своему счастью. – Конечно, ведь ты – наша новая мама... Я невольно оглядываюсь на Матвея: он стоит и одними губами шепчет: – Люблю тебя. Через несколько часов мы действительно забираем Варвару – прямо с Белорусского вокзала, куда ее привозят из Смоленска сотрудники органов опеки. Увидев на перроне своего любимого папу, Варя со всех ног и с радостным визгом бросается к нему в объятия, Матвей поднимает ее и кружит... Потом малышка переходит ко мне на руки, а потом обнимается с братом. Мы все вчетвером плачем от счастья, и если честно – мне даже не верится, что все это происходит на самом деле... Неужели весь этот ад закончился?! Неужели теперь мы наконец будем жить спокойно, свободно и счастливо?! На следующий день арестовывают Анатолия. Еще через три дня к нам в гости приезжают мои родители. Конечно, им пока сложно осознать, что обе их дочери выросли и теперь начинают жить свою собственную самостоятельную жизнь, особенно маме, и чтобы наладить с ними отношения, нам с Аделией явно потребуются время и помощь психологов, но ничто не бывает идеально сразу... Еще через месяц начинаются суды по делу Арамена. В мае-июне мы с сестрой сдаем все выпускные экзамены, Аделия получает аттестат, а я – диплом. Младшая сестренка поступает на актерское в мой университет, к моему бывшему мастеру, который теперь набирает новый курс, а я – на работу в молодежный театр. Кроме того, мне предлагают две роли в кино: одну – главную, другую – второстепенную. В августе, спустя четыре месяца напряженных судов, Анатолий получает пятнадцать лет колонии, а я – предложение от Матвея. Конечно, я соглашаюсь. Свадьбу назначаем на двадцать седьмое декабря – в этот день будет ровно год с момента нашего с Матвеем знакомства.