- Так точно. …Возвратился Сергей злой и расстроенный. - Там никого нет, - мрачно доложил он Сандлеру. - Дверь на пудовом замке. Соседи говорят, что хозяин со вчерашнего дня не появлялся. - Так я и знал, - хладнокровно произнес Сандлер. - И будьте уверены, он там уже не появится. И на работе тоже. Его встревожило исчезновение Ложкина. Сейчас он забился в какую-то новую нору. Ну, ничего. Мы его возьмем в ближайшие дни и совсем другим способом. Пит был недоволен собой. Шел пятый день его пребывания а Москве, а он еще не приступил к выполнению главной задачи. Правда, ему удалось завербовать неплохую агентуру. Чего стоит, например, один Папаша. Но куда же девался Ложкин? Пит напрасно ждал его вчера в цирке. Неужели что-нибудь случилось? Он не спеша разгуливал вокруг дома по протоптанной в глубоком снегу тропинке. Второй день, не переставая, крупными хлопьями валил снег. Смеркалось. В домах вокруг зажглись огни. Пит поежился от сырости и направился к крыльцу. Это был уже не тот дом, куда привел его в прошлую пятницу Ложкин. Этот дом стоял на другом конце Москвы, в стороне от шумного шоссе, среди недавно воздвигнутых высоких и светлых зданий. И Пит чувствовал себя по вечерам на этом дворике, как будто на дне глубокого, светящегося ущелья. Это было неприятное чувство. Но на старую квартиру ни Пит ни Папаша возвращаться не думали. Пит решил, что больше ждать не будет. Что бы ни случилось с Ложкиным, задание должно быть выполнено. Пит не намерен ставить под удар свою карьеру. План налета на квартиру Шубинского у него уже давно составлен. Не снимая пальто, Пит прошел через темную, запущенную кухню и на ощупь открыл низенькую скрипучую дверь. За выщербленным столом сгорбился Папаша и, уставившись в одну точку, медленно дожевывал ломоть черного хлеба с мелкими кружками какой-то дешевой колбасы. С потолка над его головой, как змея, спускалась тусклая, без абажура лампочка на высохшем, изломанном шнуре. Пит поморщился, раздраженно скинул на кровать пальто и подсел к столу. - Больше ничем угостить не можешь? - недовольно спросил он, принимаясь за еду. - Я, уважаемый, чем бог послал, тем и сыт. - Бог… Жлоб ты последний. И куда тысячи-то копишь? За место в раю заплатить думаешь? Старик промолчал. Окончив есть, он старательно собрал в ладонь рассыпанные по столу крошки и отправил их в рот. Пит снова поморщился. Спустя минуту он решительным тоном произнес: - Так вот. Я решил начинать, не дожидаясь Ложкина. Всего рассказывать тебе не буду. Но мне нужна машина и двое надежных парней. Вот это ты мне и обеспечь. Меня выдашь за своего, блатного. А дело - за обычное. Возьмем, мол, хату - и точка. Ясно? - Куда яснее. Но кого же дать тебе, почтеннейший, ума не приложу. Уголовка чисто мести стала, пся ее!… С Софроном-то каких два лба пошли. Ай-ай! Ленька Хохол да Иван Фекла. А больше кто же? Ну, дам тебе Федьку Дубину. Считай, раз. А второго… Старик задумался, не спеша потягивая мятую сигарету из старенького, обгорелого мундштука. - Сейчас ко мне Митька Плотина придет. Я его вчера по одному дельцу посылал. Может, его? Только прямо тебе скажу, есть у меня в нем сомнение. Я кое-что замечать за ним стал. Но целым он от меня не уйдет! Пит недовольно покачал головой. - На кой же сдался мне твой Митька? - Больше никого нет. А насчет машины, думаю, разыщем тут одного мужичка. Он нам уже услуги оказывал. Разговор незаметно перешел на другое. - Ну, а как же матушка твоя? - спросил Папаша. - Теперь это дело плевое, - махнул рукой Пит. - Адрес-то достали. Завтра провернем. Возьми, кстати, твоего Митьку. Может, подослать куда придется… Только в одиннадцатом часу в окошко постучал Митя. Пит поспешно улегся на кровать и, прикрывшись пальто, притворился спящим. - Позже прийти не мог? - сердито спросил Папаша, открывая Мите дверь. - Небось вокруг Зойки все увиваешься? За бабой дела не забывай. Смотри у меня. - С Зойкой у меня все кончено, - мрачно возразил Митя. - Нужна она мне больно. - Вот оно что. - Папаша недобро взглянул па парня. - Другую нашел? - Другую не другую, а у нас на заводе получше есть. - Скажи, пожалуйста: «у нас на заводе», - насмешливо передразнил его Папаша и сурово добавил: - Давай насчет вчерашнего. Они уселись к столу, и Митя с подчеркнутой развязностью закурил, потом пренебрежительно сказал: - Ну, был. Сосунки. А строят из себя. Морды бы набил им, да пачкаться неохота. - Зачем звали? - Девку пришить хотят. Изменщица. Какое-то общество их выдала. Они даже приговор настрочили. Потеха! Думают, мы за полкуска пачкаться будем, фраера несчастные! - Общество? - недоверчиво переспросил Папаша. - А ты думал. Не веришь? На, сам читай. Папаша взял из рук Мити лист бумаги, встал под самую лампочку и, отставив бумагу далеко от глаз, углубился в чтение. Митя безмятежно курил. Папаша кончил читать, сел, но бумагу Мите не вернул. Несколько минут он задумчиво жевал губами, потом, как бы продолжая разговор с самим собой, произнес: - И подписи стоят личные и написано их рукой. - А как же, - охотно отозвался Митя. - По всей форме. - Так, так… Старик снова задумался. Потом его тонкие фиолетовые губы растянулись в довольной ухмылке, собрав на щеках мелкие, жесткие морщины и обнажив острые зубы. Он задумчиво произнес: - Значит, так. Девчонку мы пришьем. - Это еще зачем? - изумился Митя и с тревогой добавил: - Ты это брось. За полкуска… - Цыц, щенок! - сердито перебил его старик. - Нужны мне их полкуска, как же. - Так зачем связываться? - Тебе того не понять. - Нет, понять! - Смотри-ка! - Папаша пристально поглядел на него своими немигающими, навыкате глазами. Митю будто холодом прохватило от этого взгляда. - Что ж, хлопчик, трошечки скажем. Может, и уразумеешь. Поглядим, поглядим, это даже полезно. Так вот. Денежки мне их не нужны. Мне требуются они сами. Чуешь? Если мы по их этому самому приговору девчонку завалим, то баста, они от нас никуда не уйдут. Мы ими вертеть будем, как хотим. А нет, тюрьмой пригрозим. У нас документик, а мы его, мол, можем и в милицию доставить. Вот и выйдет, что они есть форменные убийцы. Чуешь? Работать на нас будут. Сначала подводик дадут один-другой, а там поглядим. Коготок увязнет - всей птичке конец. Папаша говорил тихо, неторопливо, смакуя каждое слово, а его немигающие белесые глаза неотступна и испытующе следили за Митей, будто сторожа каждую его мысль, каждое движение. А Митя, слушая старика, чувствовал, как по капле вливается в его душу растерянность и глухая безысходная тоска. Потом над всем этим начала расти волна страха: он не хотел, не мог убивать неизвестную ему девушку. Митя вдруг ожесточился: - Тому не бывать. Мы этих субчиков и по-другому за жабры возьмем. - По-другому не возьмешь, - как бы подзадоривая его, возразил старик. - Голову-то мне не дури, - враждебно блеснул глазами Митя. - Я на такое дело не пойду. - Ты, может, и вовсе завязать решил? - со скрытой угрозой спросил старик. - Нет, почему же… Я того, что другое… - смущенно пробормотал Митя. - Ну то-то же! А что касается той девицы, что ж, может, и в самом деле отставить? - неожиданно усомнился старик. - Так-то оно лучше будет, - хмуро ответил Митя. Но теперь он уже не верил ни одному слову Папаши. - Пускай так, - согласился тот. - Топай сейчас к Федьке Дубине. Чтобы завтра к вечеру был здесь, у меня. Ты вот что. Завтра после обеда пойдешь с нами по одному дельцу. А вечером надо будет найти одного мужичка. Сейчас я тебе это растолкую. Он принялся подробно объяснять, что Мите предстояло сделать. Митя не переставал хмуриться. - Сегодня у нас понедельник, - закончил Палаша. - Велишь ему машину подать в среду, на худой конец в четверг, а семь часов вечера, куда я приказал. На это дело ты тоже поедешь с Федькой и вот с этим, - он кивнул в сторону Пита. - Его слушать будешь. - Зовут-то как? - спросил Митя, недружелюбно взглянув на спящего. - Кличка его… - Папаша на минуту задумался. - Кличка - Иван Утка. Вор знатный. Ну, все уразумел? - Будет сделано. - Вот и добре, вот и ступай себе, - усмехнулся старик и будто между прочим спросил: - А на заводе-то как дело двигается? - Никак еще, - насупился Митя, - не успел. - Ну и ладно. Так ты ступай, ступай. Старик почти ласково выпроводил Митю из дому и тщательно запер за ним дверь. Возвратившись в комнату, он поглядел па Пита, уже пересевшего к столу, и мрачно спросил: