— Не знаю, — честно признался я. — Во всяком случае, камер не видно. — Я и корейцев не вижу, — нехотя возразил мне Дима. — Однако они здесь. Ты по-корейски умеешь говорить? — прозвучал самый глупый из последних вопросов моего коллеги. Перед этим вопросом до сегодняшнего момента первое место занимал его вопрос квартирному вору Домушину: «Зачем ты украл магнитофон?» — Я нет, а вот тот… кажется, умеет, — я дернул Верховцева за рукав, и он вместе со мной скрылся за углом. В глубине двора располагался гараж машин эдак на десять, размером с гараж нашего РУВД, и из его калитки вышел, вытирая руки тряпкой, маленький человечек. Он торопился к дому. Сейчас все зависело от нашей сдержанности. Человечек заскочил на крыльцо и нажал на стене, рядом с дверью, кнопку. За перегородкой прозвучал какой-то вопрос, состоящий из одних гласных. — Юа-ина-уы! — или что-то похожее — это был ответ товарища с тряпкой. — Во язычина! — едва слышно восхитился Верховцев. Защелкал замок… Теперь — пан или пропал. Мы лениво вывалились из-за угла и стали подниматься на крыльцо. По странному тягучему звуку сзади я понял, что Верховцев даже пытается изобразить раздирающую рот зевоту. Человечек смотрел на нас без тревоги. Я подмигнул ему. Последний раз щелкнул ригель замка, и дверь распахнулась. Ситуация была такова, что перед нами могли оказаться как двое человек, так и сотня, одетых в кимоно. Но привратник был один. Спокойствие на его лице не успело трансформироваться в подозрение. Движение Верховцева оказалось быстрее мимики корейца. Металлический торец дробовика поверг охранника в уныние. Он отлетел к стене и скользнул по ней, как кусок масла по раскаленной сковороде. Выбежавшая из его ноздри струйка крови стала расползаться пятном на белой рубашке. Я схватил смотрителя гаража за шею. — Сколько человек в доме? Он пытался мотать головой, из чего следовало, что он не понимает русского языка, как в прямом, так и в переносном смысле. — Ладно, — мне пришлось согласиться с логикой человечка, — зададим вопрос по-другому. Я с силой воткнул ему замерзший «ПМ» в район ширинки и снял предохранитель. — Человек, наверное, пятнадцать, — без намека на акцент ответил смотрящий за «конюшней». — Молодец, — я забросил его себе за спину. — Свидетель ваш! Сзади послышались короткий выдох Верховцева, треск лба и стук костей о паркет. Работать со свидетелями он умел как никто другой в отделе. Я приоткрыл тяжелую дверь. Через нее меня в прошлый раз выводили на улицу. Никаких камер в помещении я тогда не заметил, поэтому мы быстренько проскользнули под массивную витую лестницу. Ступени были сплошные, с тяжелыми перилами и балясинами, поэтому нас можно было обнаружить только в том случае, если кому-то понадобится заглянуть в угол, под лестницу. Процент вероятности этого невелик, однако скоро эти двое очухаются и поднимут такой крик, что охрана будет заглядывать не только под лестницы, но и друг другу в задницы. Если бы не Ольга, мы бы никогда не посмели проникнуть в это осиное гнездо. В доме даже воздух был пропитан криминалом, поэтому повод вызвать пару отделений СОБРа напрашивался сам собой. Я уверен, что, если перевернуть весь дом, поднять паркет и отодрать обои, появятся и оружие, и наркотики, и документация, которая может упрятать любого здесь присутствующего лет на двадцать пять. Но мне была нужна Коренева, мой пока единственный свидетель. Потерять ее значило потерять все. Значит, и Леша зря порезан, и парни вхолостую мучаются. Но даже не это главное. Если я не найду девушку, я никогда не докажу, что Юнг и Табанцев — подонки. Они не сядут на скамью и не станут черпать баланду из параши. А в этом случае я могу смело сказать, что последние восемь лет я прожил зря и в полиции мне делать больше нечего. Что-то подсказывало мне, что Ольга в доме. Ну нельзя столько времени шляться по городу, чтобы тебя не заметили! Уже у каждого, наверное, постового и диспетчера на вокзалах есть ее фото! И все — мимо. Возможно, что пленка, посланная мне, и исчезновение девушки — элементы большой игры, правила которой до меня не довели, а сам я разгадать их не в силах. Если мы найдем любовницу Тена в этом доме, то я ее так прижму к себе, что даже весь преступный мир, восстав против меня, не сможет оторвать. Она мне нужна, черт подери… И только поэтому здесь я и Димка. Пути было три. Как у богатыря на распутье. Дверь в неизвестность — налево, дверь туда же — направо, и дорога наверх по витой лестнице. Не успели мы выбраться из-под этой лестницы, как из двери слева вышел в коридор огромный кореец. Тот самый, что обыскивал меня перед аудиенцией у Юнга. Наши согбенные фигуры с оружием в руках не могли вызвать у охранника двоякого мнения. Он молниеносно сунул руку за пазуху. Судя по сильно оттопыренному пиджаку, там был не пистолет, а как минимум «узи». Из ствола дробовика Верховцева вылетел сноп пламени. Выстрел был настолько громким, что у меня на мгновение заложило уши. Кореец отлетел к стене и скончался, еще не успев скатиться на пол. В его груди зияла дыра размером с маленькую тефлоновую сковородку. — Господи, чем у тебя патроны набиты?! — я уже бежал наверх. — Шурупами! — он поспевал за мной. — А чем я, по-твоему, замки выбиваю? Утиной дробью, что ли? Сейчас начнется большой переполох в маленьком Пхеньяне. Сзади уже хлопали двери, но лестница, свитая в спираль, не давала возможности внутреннему контингенту ни увидеть нас, ни тем более стрелять по нам. Знакомая двустворчатая дверь. Сейчас я врежу по ней ногой, и, если нам посчастливится, там будет сидеть в огромном кресле маленький Юнг… Мы заставим его отдать приказ привести Кореневу, после чего забаррикадируемся в кабинете. Дальше будет видно. Мысли пролетели у меня в голове как пуля. Но я в очередной раз вынужден был констатировать, что мне никогда и ничего в жизни не дается просто. Дверь распахнул не я, а двое из охраны главы клана. Это не гаражный смотритель! Ребята отдрессированы как доберманы… Их выстрелы из автоматов и наши совпали по времени. Все произошло в какие-то десятые доли секунды. Я хорошо помню лишь одно — за это время я успел трижды выстрелить и дважды услышать грохот дробовика за спиной… ГЛАВА 27 В воздухе стоял смог. Кислый запах пороха и свежий запах крови заставили отключиться все органы чувств, кроме обоняния. Один из корейцев, совсем молодой мальчишка, лежал в дверях и судорожно пытался поймать ртом воздух. Белесый цвет его лица и простреленная у самого горла грудь не оставляли сомнений в том, что он умрет уже через десять секунд. Возраст второго определить было невозможно. То, что называется головой, отсутствовало. Из тела торчали лишь пучки мускулов и артерии, через которые струей выходила кровь. Ноги корейца подергивались. Мышечная агония… Крови было столько, что даже я, опер со стажем, перевидавший на своем веку сотни трупов, почувствовал легкое недомогание. Потолок и стены, моя одежда были залиты или забрызганы кровью… Вранье, что человек привыкает к крови. К ней привыкнуть невозможно. Если бы было так, то санитары в морге не пили бы стаканами неразведенный спирт! — Черт… — услышал я, приходя в себя. Дима! Одна из пуль, войдя в его бедро, вышла в двух сантиметрах от входного отверстия. Ранение навылет! Я бросился к оперу. — Давай вперед!! — заорал он мне, делая злобную мину. — Времени нет!.. Я откинулся к стенке, зависнув над трупом молодого, уже бездыханного охранника и быстро окинул взглядом кабинет. Чисто! Но не может быть, чтобы охранники сидели в кабинете своего хозяина без него самого! Этого просто не может быть в принципе! Держа пистолет перед собой обеими руками, я ворвался в помещение. Сзади меня страховал Верховцев. — Вон дверь! — я оглянулся на его крик. — Он туда ушел!.. Один из стеллажей с книгами был отодвинут в сторону. Он играл роль потайной двери. Как в кино! Но в кино, если побежать в этот проход, то обязательно выбежишь на какую-нибудь вертолетную площадку или подземный завод по переработке наркотиков или печатанию фальшивых денег. Там есть где развернуться, пострелять и подраться. Уничтожение владений Юнга не входило в наши планы, ровно как и участие в единоборствах. Это не кино. Вязы свернут уже через минуту. И побеги мы сейчас по указанному пути, обязательно упремся или в стену, или во взвод автоматчиков. Какого хрена оставлять дверь приоткрытой?! Любой из этих двоих покойников обязательно должен был закрыть эту дверь! Это Восток! У них ляпов не бывает! Охранник скорее подохнет, чем предаст своего господина. Лажа эта дверь-стеллаж! Лажа!.. Стеллажей было около семи. Считать было некогда. Пока Верховцев затворял двери и вставлял в ручки ножку стула, я один за другим дергал стеллажи. — А это?! — Дима показал стволом на приоткрытую дверь. — А это — дорога к минотавру или дракону, которого со вчерашнего дня не кормили! Отойди от дверей за стену, они сейчас долбить начнут! Я сказал это вовремя. Едва Верховцев прохромал за косяк, как от дверей стали отлетать полуметровые щепки. Пули, судя по звуку выпускаемые из автоматов, прошивали насквозь дверь и, выбивая стекла, со свистом уходили в ночь. Нас не жалели. Плотность огня была такова, что вскоре весь иконостас Юнга превратился в голую, отбитую до штукатурки стену. Есть! А вот это и есть та дверь, в которую, словно крыса, скользнул Юнг. Ушел, оставив умирать двоих своих преданных охранников. Стеллаж сдвинулся с места. В отличие от лжестеллажа, с обратной стороны он имел металлическую основу, и пробить его пулями было явно невозможно. Почему же ты не закрыл дверь, уходя? Почему не задвинул задвижку? А ее здесь и нет! Это страховка на тот случай, если изнутри он ее нечаянно закроет. Тогда снаружи не попадешь при всем желании. Ай как все продумано!.. А знают ли о тайне стеллажей те, что уже почти превратили в ничто дубовые двери? Через полминуты им даже не понадобится выбивать дверь. Ее и так не будет. — Оставь ту дверь открытой! — крикнул я Диме и махнул ему рукой. Он, как мог, проскакал по паркету и нырнул в темноту хода. Ах ты, мать моя!.. На паркете, словно пунктирная линия, пролегла алая дорожка. Димка нарисовал ее своей кровью. — Спускайся вниз! Я сейчас догоню… — сорвав с себя куртку, я ее внутренней стороной стал быстро затирать след. Быстрее, Загорский, быстрее… Через десять секунд они уже будут в кабинете!.. Дверь затрещала, издавая предсмертные звуки. Еще удар — и она влетит внутрь… Выпрямившись, я швырнул куртку в глубину лжепрохода. Едва успев заскочить в темноту убежища и задвинуть за собой тяжелый стеллаж, я услышал беспорядочную чужую речь и топот ног по паркету. Задвижки на этой двери нет. Если братва в курсе хитрых дел Юнга, то одна половина боевиков метнется добивать нас в одну сторону, а вторая половина в дверь, за которой я сейчас стою. Бежать смысла нет. В коридоре полная темень и крутая лестница. Если метнуться вниз, в надежде свернуть за поворот, то перелом позвонков гарантирован. Если спускаться с осторожностью альпинистов, то нас просто измочалят, как при расстреле. В упор. При том условии, что они догадаются о нашем местонахождении. Сколько у меня в магазине патронов? Было восемь, три я оприходовал на охрану. Значит, пять. На всех, конечно, не хватит, но на первую пятерку посмотреть было бы любопытно… Дима сейчас спускается вниз. Корейцы вряд ли знают наверняка, что нас двое. Ни один из них нас не видел. Поэтому, если они распахнут мою дверь, я сразу начну расстреливать остаток патронов. Потом, когда со мной будет покончено и наступит тишина, они, конечно, начнут прочесывать дом, но для Верховцева это шанс. Те, в прихожей, обязательно скажут, что нас было двое, но у Димы будет время уйти… Я сжал пистолет обеими руками и прислонил дульный срез к двери, на уровень головы входящего. Ну, знаете вы о бомбоубежище Юнга или нет? — Подвинься правее!.. — раздраженный шепот рядом с моим ухом был настолько неожиданным, что я едва не спустил курок. — Весь проем загородил! Мать-перемать! Это Верховцев, который вовсе не собирался куда-то торопиться! А я тут его шансы просчитываю!.. Теперь у нас только один шанс — устроить дуэль с корейской братвой на дистанции два метра. Такого страшного оружия, как у Верховцева, у них, конечно, нет, но их столько, что даже если они одновременно выстрелят из рогаток, нас как ветром унесет вниз тоннеля. — Какого хера ты здесь делаешь?! — зашипел я. — А ты какого хера здесь делаешь?! Кажется, мы еще поживем. Не знаю наверняка сколько, но то, что еще минут пять мы будем в безопасности, это точно. Топот шагов в кабинете стихал в двух направлениях. Мне не было видно, но я хорошо слышал, как несколько человек метнулись в приоткрытую дверь, замаскированную под стеллаж, а остальные ушли так, как вошли, — через двери. Жаль, что я не знаю корейского языка. Верховцев, насколько я помню, тоже не полиглот. Речь бандюков Юнга была хорошо слышна. Я даже слышал, как шелестела моя куртка. Если бы знать, о чем они толковали… Однако Юнг ушел той же дорогой, которой сейчас уходим и мы. Длина тоннеля неизвестна. Возможно, глава «семейства» уже из него вышел и сейчас возглавил карательный отряд. Первым делом, конечно, будет проверен ход-«западло», на который я не купился. А уже потом — этот коридор. В любом случае медлить нельзя. Кровь за Димой я не смогу подтирать постоянно. Капли, как ариаднова нить, выведут преследователей прямо на нас. Здесь темнота, но рано или поздно мы выйдем на свет. Плюс к этому тот факт, что после ранения самочувствие Верховцева явно не улучшилось. Он теряет кровь, а значит, силы и ясность мышления. Я остановился у самого выхода. Опять дверь, из-под которой пробивается узкая полоска света. Узкая настолько, что перевязать Верховцева я могу, лишь сидя на полу. Так лучше видно. Сунув руку под рукав пуловера, я осторожно оторвал рукав рубашки. Подарок Насти… Быстро скрутив его в жгут, туго перемотал ногу Димы на дециметр выше раны. Рана пустяковая, но она опасна тем, что вот так, по пустякам, из нее может выйти много крови. — Как чувствуешь себя? — Пойдем, — опершись на меня, он поднялся. Спускаясь вниз, мы держались руками за стену. Никаких ответвлений или дверей мы не обнаружили. Выход из лабиринта был один, и он был перед нами. Я хотел было уже осторожно нажать на ручку и приоткрыть дверь, как Верховцев схватил меня за плечо: по полоске света скользнула тень и остановилась прямо перед нами. Судя по тому, что по другую сторону не было суеты и шума, можно было сделать резонный вывод: Юнг, если он вообще был в своем кабинете, уже давно командует своими людьми в доме. Ждать, пока тень уберется, нам не улыбалось. Выход в этом случае превращался в западню, аналогичную первой.