— Сучка, — обратилась я к себе вполголоса, привстав и рассмотрев себя в зеркало заднего вида. — В тебе бурлит жадность и память прошлых лет. — Что вы сказали? — спросил таксист, дядька лет пятидесяти. — Ничего, это я так. Сама с собой. Некоторое время мы ехали молча. — Слушай, друг, — заговорила я. — Можно тебя спросить? — Дрянь вопрос, — отозвался он. — Представим, что у тебя есть два миллиона долларов. Но вот появилась возможность срубить по-тихому еще пятьдесят тысяч. Но это рискованно. Что бы ты сделал — отказался от пятидесяти тысяч долларов или все-таки рискнул? — Знаешь, милая, — уже не весело, а вполне серьезно отозвался он, сдвигая на затылок норковую фуражку, — два миллиона долларов — вот за ними обязательно придут. А о пятидесяти тысячах никто и не вспомнит. Так что, когда придет пора расставаться с двумя лимонами, ты обязательно вспомнишь день, когда отказалась от пятидесяти тонн зеленых. Но будет поздно. Он думает так же, как я. И рассуждает так же. Интересно: окажись на моем месте Сергей, как бы поступил он? Человек с безупречным чувством собственной опасности, стабильной логикой и осторожный, как леопард, — как поступил бы он? И я тут же остановила дальнейшие свои размышления, поняв, что на моем месте он не окажется никогда. — Черт… — вырвалось у меня. И тут же увидела внимательный взгляд таксиста в зеркале. — Потрепала тебя жизнь, да, детка? — Не то слово. — Может, в кабак тебя куда завезти? Я подожду пару минут, не сдохну. Посидишь, рюмочку коньячку выпьешь. Мозги в порядок приведешь. — Это хорошая идея, — согласилась я. В кафе, куда привез меня по дороге в гостиницу водитель, сидела молодая парочка за бутылкой паршивого бордо и старичок — читал «Спорт-экспресс». Вот кому все по барабану. Хабаровск будет топить, америкосы будут дрючить Сирию, Путин пойдет на четвертый срок, а этот дед будет сидеть и читать «Спорт-экспресс». И ничего для него нет важнее в этой жизни, чем счет в матче «Зенит» — «ЦСКА». Я завидую ему, как завидует дворняга собаке с ошейником… Рюмка «Хеннесси» меня лишь загрузила. Выйдя из кафе, я уселась в машину и протянула таксисту через плечо бутылку хорошей водки. — Спасибо, детка, — отреагировал он и, подумав, куда в салоне спрятать литровую бутылку «Хаски», изогнул руку и сунул емкость в кармашек сиденья передо мной. — По прежнему маршруту? — Нет, — отрезала я, уже понимая, что совершаю чудовищную ошибку. — В ближайшее отделение «Инвестбанка». — Ты хорошо подумала? — поинтересовался он, словно мы знакомы тысячу лет и половину этого времени являемся подельниками. — Я просто подумала. Не знаю, хорошо ли. Но пусть будет что будет, — я вытащила из сумочки кошелек и вытянула из него несколько купюр. — Я на всякий случай рассчитаюсь сразу. Иначе потом тебе долго придется ждать. Он сунул деньги за пазуху и в другом кармане принялся искать сдачу. Старый трюк. Потянешь время, может, клиента заест совесть, и он откажется. — Оставь сдачу себе, — попросила я. — В «Инвестбанк». «Форд» с шашечками на боку подъехал к зданию со стеклянными стенами через четверть часа. Это ближайшее отделение «Инвестбанка», если верить навигатору. Эти пятнадцать минут я потратила на размышления — на кой черт мне это надо. Я, Ольга Коренева, имею в сорок раз больше. Этот полтинник может перечеркнуть все мои надежды на будущее. Зачем я это делаю? Никогда ранее я не совершала ошибок. Я шла по жизни, старательно отыскивая цель и поражая ее. И могу с уверенностью заявить, что еще полгода назад удалилась бы от этого банка, в который на мое имя Тен перевел пятьдесят тысяч, как можно дальше. Знает Загорский — значит, знает еще кто-то. Но меня тянуло в банк. Словно магнитом. Распахнув стеклянную дверь, я вошла и нашла свободного оператора. — Мне нужно проверить, есть ли поступления на моем счету, — сказала я девочке, глянувшей на меня и резиново улыбнувшейся. — Год я была за границей, счет не проверяла. А еще потеряла карту. Вы можете мне помочь? — Ваш паспорт, пожалуйста. Расстаться с основным документом на имя Кореневой я не могла. Сбросить его можно без труда. Можно сжечь за минуту, утопить. Но придет момент, когда мне нужно будет представиться Кореневой. И у меня не окажется паспорта на это имя. И вопрос встанет между жизнь и смертью. — Пожалуйста, — в тон девчушке ответила я, протягивая ей документ. Около минуты ушло на проверку счета. — Да, у вас есть поступления. — Я хотела бы их снять и закрыть счет, — подумав, я поправилась: — Хотя нет, счет закрывать не надо. Сколько там? Умная девочка. Она написала что-то на бумажке и сунула под стекло. 1 600 000 р. Это и есть те самые пятьдесят тысяч долларов. — Я оставлю пять тысяч рублей. Остальное сниму. — Хорошо, — ответила она и ушла на консультацию. Через пару минут вернулась. Вероятно, все было улажено. Заработала машина, отстукивая чеки. Я расписывалась и боялась оглянуться. Мне казалось, что, как только я это сделаю, увижу Загорского. — В кассу, — сказано было мне. Там мне, простучав счетной машинкой, отгрузили пятитысячных купюр. Неужели все было так просто? Уложив деньги в сумочку, я прошла через зал. Он казался мне размером с футбольное поле, хотя, когда я вошла, он виделся мне маленьким, таким крошечным, что нигде нельзя было спрятаться… Выйдя на улицу, я в три приема втянула в себя морозный воздух. Голова кружилась, хотелось пить. Мой таксист сидел за рулем, курил и постукивал пальцами по рулевому колесу. Все было просто. Очень просто. Год я могу жить в Доминикане, не тревожа счетов. И правильно. Пусть уляжется волна, пусть все забудут Ольгу Кореневу. Я сделала шаг вперед и вдруг остановилась как вкопанная. — Я все время спрашиваю себя, — раздалось за моей спиной, — ради чего я жил последние десять лет. — И к какому выводу пришел? — выдавила я. Загорский вышел из-за моей спины, держа в зубах сигарету. Когда мы расстались, он прикуривал, и я подумала, что время остановилось. Не было банка, не было таксиста, мы стоим на стоянке такси в аэропорту и смотрим друг на друга. — Я бы мог прийти к выводу, что эти десять лет прожиты зря, но тогда бы я не узнал главного. — Чего же? — Жизнь коротка, — он затянулся и посмотрел мимо меня. — Жизнь удивительно коротка. Десять последних лет я раз в день ел горячее, спал по пять часов в сутки и все время кого-то искал. Зачем? Ради чего? Ради того, чтобы в один неплохой по своему утреннему содержанию день меня вызвала дюжина козлов в кабинет и распяла за то, чего я не совершал? Так устроена жизнь, отобравшая у меня червонец? Я просидел в клетке столько же, сколько просидели найденные мной убийцы. Я стояла и смотрела ему прямо в глаза. — Сережа, давай уедем… — А как же любовь? — Ты… просто подожди. Все придет. — Я не смогу тебя полюбить. Никогда. Ты едва не убила одного моего друга. Прикончила отца второго. Лишила меня работы. И я убил бы тебя, наверное, если бы не одно обстоятельство. — Какое? — Благодаря тебе я понял, что жизнь коротка. Так что ничего не выйдет, Оля. Мы люди, которым предписано находиться как можно дальше друг от друга. Я опустила глаза, пытаясь рассмотреть предмет, появившийся в его руке. Этот предмет характерно звякнул, покрывая мое сердце инеем. Это были наручники. Словно дразня меня, он выпустил один браслет, и тот закачался, как маятник. И вдруг он резко махнул рукой. Наручники, тускло сверкнув в морозном воздухе, улетели в сугроб. Глядя в его глаза, я пыталась понять, о чем он думает. Пустота. Впрочем, в его глазах и в самолете было трудно отыскать истину. — У тебя должно быть два миллиона долларов.