— В сторону, адмирал, — и швейцар, путаясь в фалдах, отлетел в сторону. Наше появление не прошло незамеченным. Впрочем, на иное я и не рассчитывал. Мой объект — администратор, его я определил безошибочно — находился у стойки дежурного и отчитывал за какие-то грехи молоденькую горничную. К нему я и направился. Поняв, что его внимание сконцентрировано на мне, я махнул безбашенным рукой и громко произнес: — В номера люкс! — Что здесь… — лицо администратора стало малиновым и напоминало улыбку Минотавра. — Здесь происходит проверка паспортного режима и розыск преступника, скрывающегося в санатории, — опередил я его, сверкнув удостоверением. На втором этаже уже слышались крики и визг: участковые вторглись в чужую личную жизнь. Я пошел на вопли, как охотник на выстрелы. Администратор, меля какую-то чушь насчет звонков в ГУВД и пугая меня, как Змей Горыныч Илью Муромца, едва поспевал за моей поступью. Ага, вот и палево! Через открытую дверь номера я увидел мужика с пивным животом, а рядом с ним двоих девиц. Нет необходимости говорить, что все трое были обнажены, как перед операцией. Через мгновение вся троица сориентировалась и закуталась, как римляне, в простыни и полотенца. Мой безбашенный, невозмутимо надувая пузыри из «Орбита», листал паспорт толстяка и морщил лоб. Наконец толстобрюхий пришел в себя: — Вы что, гады, оборзели, что ли?! — Так, пятнадцать суток у тебя есть, — заметил первый. — Вызовите полицию!.. — завизжал толстяк. — А мы кто? — улыбнулся второй. — А вы знаете, кто я? Вы представляете, что с вами будет через час? Я — депутат горсовета! — и толстяк, увидев во мне истинного виновника своего срама, победоносно впился в мое лицо взглядом с ядовитой ухмылкой. Вот так. Полный депутатский иммунитет против моих полицейских инсинуаций. — Прекрасно, — я повернулся к лейтенанту, листающему паспорт. — Ничего не попишешь. Саша, черкни его домашний адрес. Задерживать его мы не имеем права. Но по приезде в отдел позвонишь ему домой и от моего имени сообщишь жене, на какой сессии он находился и с представителями от какой партии спорил. Фамилии девушек тоже на карандаш. Если нет восемнадцати, я съезжу в горсовет, предупрежу председателя, чтобы не доверял господину Бигуну решение вопросов, касающихся детей и образования. А администратор едет с нами. У него депутатской неприкосновенности нет. С документами остановившихся в номере люкс мы стали спускаться по лестнице. За нами поспевали, наступая друг другу на пятки, руководство санатория, толстяк и девицы. Кажется, авторитет лечебницы, как и ее владельцев, пошатнулся довольно основательно. Оставив участковых вместе с группой преследования, я отвел администратора в сторону. — А ведь я тебя просил только журнал посетителей полистать… Не помнишь мой звонок по телефону? — Айн момент! — взвился тот. — Я сейчас все сделаю!.. — Я сам сейчас все сделаю. Девочки на самом деле оказались несовершеннолетними. Хотя, признаться честно, я на это не надеялся. Мне было даже неудобно говорить вслух о том, что им может оказаться меньше восемнадцати лет. Выглядели они под слоем штукатурки лет на двадцать пять. Оказалось, что я плохо разбираюсь в женщинах. Оперативность в этом вопросе проявил один из участковых, который за две минуты разобрался в том, что оральный секс в момент проверки документов оказался не эротикой, а статьей. Когда малолетки были погружены в машину, дрожащий от ужаса депутат Бигун отпущен, а администратор с местным участковым доведены до состояния инфаркта, мы решили возвращаться обратно. У меня под мышкой удобно располагался журнал учета прибывших посетителей. За ним завтра должен был прибыть сам администратор, там и продолжится наш разговор. Если мужик думает, что он уже от меня отделался, то очень сильно ошибается. Он даже понятия не имеет, какую роль ему я уготовил. А я решил сделать то, к чему стремится любой опер, — «заточить» фигуранта под себя. «Дятел» в санатории мне не помешает. А то у меня как-то слабовато с агентурой в том районе… Помощью в этом мне будут эти две смазливые девочки, одной из которых семнадцать, а второй — на год меньше. Придется беспокоить ничего не подозревающих мам. Два допроса с протоколом в присутствии родителей — картина малоприятная, но чего ради дела не сделаешь? Администратор — на крюке до тех пор, пока оба эти протокола будут лежать у меня в сейфе. Если заерепенится, позвоню Бигуну. Тот ему быстро объяснит, что с ним будет через час после того, как я открою сейф. Кстати, Бигун — тоже удачно срубленная фигура. Его визитка, с уважением и тремором в руках подаренная мне, лежит в кармане. Пусть лежит. Есть не просит. ГЛАВА 6 Август — лучшее время для отдыха и лечения в санатории. Кто только не отдыхал в «Бобылево» с двадцатого августа по первое сентября!.. Лежащий передо мной журнал бесстрастно раскрывал тайны пребывания в санатории. Помимо нескольких депутатов городского и областного советов, в джакузи «Бобылево» расслаблялись даже мэр и начальник нашего ГУВД. Славное местечко! Вот и вся демократия. Что-то я не могу при всем желании обнаружить здесь фамилию Гольцова или, скажем, Обрезанова. Рылом они не вышли. Про себя я вообще молчу. Однако, несмотря на все трудности, связанные с огромным количеством незнакомых мне фамилий, кое-что раскопать мне удалось. И первое, что меня заинтересовало, была личность некоего Алтынина, который въехал в санаторий двадцать второго числа, а выехал двадцать четвертого. Фамилия очень знакомая, об этом мне сразу сообщил сигнал из той части мозга, что отвечает за память. Но на большее, сколько я ни напрягался, себя не подвиг. Связать фамилию и конкретное событие оказалось трудно. Сняв трубку, я набрал номер администратора санатория. — Вас Загорский беспокоит… — Господи, Сергей Васильевич, какая радость! Чем могу быть вам полезен? Мне подъехать или так расспросите? Вот так, другое дело… — Подъедете завтра, а сейчас я прошу вас напрячь память. — Сию минуту. — Не перебивайте, это нетактично. Вспомните одну молодую и очень симпатичную девушку, которая гостевала в вашем притоне в последней декаде августа. Она должна была прибыть в сопровождении мужчин, и, как мне кажется, она не совсем этому радовалась. Пробыла она у вас три дня. Ничего удивительного в том, что он вспомнил. Он припомнил, как девушка по имени Ольга приехала с тремя молодыми людьми. Но это все, что он помнит. Врет! После того как я пообещал сообщить Бигуну, что его подставил именно он, администратор, на свет всплыла одна фамилия. Черкнув на календаре карандашом, я, не попрощавшись, положил трубку. Завтра этот олень с утра пораньше примчится за журналом. Я не успел даже убрать руку с телефона, как раздался звонок. От неожиданности я вздрогнул и столкнул локтем на пол стопку листов. — Тьфу, черт!.. Не черт, Обрезанов. — Зайди-ка ко мне, Сергей. Наши воробушки с авторынка прилетели. Если честно, сил уже не было никуда идти. Кажется, бессонная ночь выходит боком. Сейчас с удовольствием лег бы на раскладушку, накрылся курткой и закрыл глаза… Эта картина настолько явственно встала перед моими глазами, что я даже на мгновение потерял над собой контроль и мною овладела сладостная дремота. Нет, прилечь не удастся. Взбадривая себя, я резко кашлянул и растер лицо руками. «Воробушки» из школы полиции оказались на редкость сообразительными и предприимчивыми малыми. Они поработали на совесть. Главных новостей было три. Даже человеку, далекому от сыскного дела, стало бы ясно, что на авторынке города, контролируемом корейцами, функционирует в полную мощь организованный, четко отлаженный преступный механизм. Но не это было главным. То, что Тен и его земляки нарушают закон и не платят налоги, я догадался бы и сам. Интересным оказалось другое. Группировка Тена насчитывает около ста человек, в основном это корейцы. Однако среди руководителей «триады» есть и лица славянской национальности. Чтобы не отсвечивать на рынке расовым отличием, главными функционерами там являются русские. Так проще общаться с правоохранительными органами, не привлекая внимания националистически настроенных группировок. Черногорск — город русофилов, это я могу подтвердить. После набегов десантников на «черных» в дни ВДВ можно сказать, что корейская мафия сделала правильный ход. Тем не менее что не бросается в глаза простым обывателям, лежит солью на ране у других. Со слов курсантов, корейцы периодически конфликтуют с группировкой Креста. Ну не любит корейцев Коля Крестовский! Мамаеву сейчас не до войн и разборок — второй месяц в СИЗО. А так наверняка и он бы припомнил третью «чеченскую» кампанию. Второе. Корейцы стабильно приторговывают наркотой. Один из бойких курсантов уже договорился на послезавтра о покупке пятидесяти граммов героина. — Нужно тридцать пять тысяч рублей из кассы РОВД переписать, и послезавтра можно будет их ломать на сбыте, — с ясными и еще не испорченными глазами проговорил он. Эх, мальчишки. Хорошие вы пацаны. Тридцать тысяч из кассы отдела… Мы с Обрезановым незаметно переглянулись и не подали вида. Сказали: — Хорошо, подумаем. Такие дела с кондачка не решаются. Но в любом случае вы молодцы. Стажеры так и не поняли, что такое «любой случай». Зато мы с Максом довольно быстро сообразили, что цыганская семейка Оглы после ареста Мамы Розы не успокоилась. Источник появления и существования героина на любом рынке города — дом барона Оглы. Жену после трехгодичной подготовки местный ОМОН «закрыть» сумел, но, как видно, дело ее продолжается. А сами корейцы ни за что не станут рисковать, перетаскивая через границу отраву. Наркотики для них — источник дополнительного дохода, но рисковать всем только ради них одних они не станут. Значит, Оглы. Я сидел и выслушивал все новости с унылым видом. Все, о чем говорили парни, безусловно, интересно, но на данный момент эта информация мне нужна постольку, поскольку мне нужно было раскрыть убийство лидера организованной преступной группировки. И еще — нападение на Лешку. А из всего услышанного я пока не уловил ничего, что имело бы к интересующим меня событиям хоть какое-нибудь отношение. И тут я услышал… — А еще я с одним гавриком перетолковал, что около крутых тачек трется, — проговорил один из курсантов, скромно покуривая сигарету. — На вид — не при деле, а повадки как у вокзального вора. Пару раз его вызывали в здание администрации, из чего можно заключить, что он один из поверенных у корейцев. Ближний круг, так сказать. И на рынке его знают многие. Цент у него погоняло. Так вот, он «Мерседес» мне все втюхивал. Парень, несмотря на то что был выпускником школы полиции, а не МГИМО, одевался по возможностям родителей студента именно последнего вуза. Ему запросто можно было предлагать «Мерседес», и на кого он был похож менее всего, так это на мента. Мне, например, на рынке разве что удочку предложат. Цент, Цент… Почему — Цент? Не Бакс, не Грин. Именно Цент. А что такое — цент? Это разменная монета. Доллар состоит из ста центов. В группировке Тена сто человек… И что, все Центы, что ли?! Да ну, ерунда какая!.. В работе сыскаря иногда бывает момент, когда от отсутствия данных он начинает фантазировать и посредством своей необузданной фантазии заходит очень далеко. Угадать по кличке фамилию — один шанс из ста, если, конечно, кличка не производная от нее. Пока курсанты продолжали доклад, который, по моему разумению, можно было сделать за пять минут, я напрягал теперь уже ту часть мозга, которая отвечает за логику. Я прекрасно знал себя, и мне было известно, что эта навязчивая мысль — установление фамилии барахолочного Цента — не отступит от меня, пока я не упрусь в стену либо в дверь. Лучше, конечно, — в дверь, потому что в противном случае я начну сначала. Такова уж моя суть, от которой я страдаю сам. — А еще к нему баба приходила… — пронеслось сквозь мои мысли. — Как она выглядела? Какая баба? — первый вопрос был мой, второй — Обрезанова. Прозвучало это одновременно и резко, курсант даже осекся, не успев продолжить фразу. — Ну, девушка. Лет двадцать пять, в норковой шапке такой… — курсант обеими руками показал на себе «уши спаниеля». — Полушубок лохматый такой… — ребро его ладони легло на колено. Да, с обучением способности описания человека в школе полиции явный пробел. Я решил помочь. — Короткий полушубок из чернобурки? Из-под шапки пробиваются белые пряди волос? Слева во рту коронка из фарфора? Глаза серые, большие и такие красивые, что в них хочется раствориться? Наш сухопутный юнга опешил. — Точно… Зуб я сразу приметил. Белее остальных. И глаза… Серые глаза. Я облегченно выдохнул: — Ты не слышал, о чем она говорила с Центом? — Я рядом стоял. Она как раз подошла в тот момент, когда он предлагал мне опробовать «мерина» на дороге. Только в их разговоре я не услышал ничего важного. Он спросил, как дела, а она ответила, что дела плохо. Мол, оставила ключ, а забрать его теперь уже невозможно. — А Цент? — Цент сказал, что если она не вернет ключ, то их поездка отменяется, потому что жить с пустыми карманами можно с тем же успехом и здесь. Все. Дама заверила, что ключ вернет, на том они и распрощались. Вот тебе и «ничего важного»! Юный коп, не увидев главного в разговоре, сразу заявляет: «Ничего важного». Очень важно, дорогой ты мой! Это очень важно, и спасибо тебе большое за то, что мерз сегодня целый день на этом проклятом рынке! За то только, что ты Ольгу Кореневу там живой увидел да разговор ее с Центом послушал! Когда курсанты, воодушевленные благодарственным звонком в школу, вышли из кабинета, Обрезанов расслабился и скинул с себя начальственный вид.