Молодость — старость Чем старее, тем правее, а чем моложе, тем дороже. Детинка с сединкой везде пригодится. Борода уму не замена. Начало — конец Мал почин, да дорог. Хвали день по вечеру. Не всякая песня до конца допевается. Пословицы в сборнике Даля — как частицы в растворе, сквозь который пропускают электрический ток, — разбежались каждая к своему электроду. Мы не так остро ощущаем каждую пословицу в отдельности. Зато, читая три, десять, сто разных пословиц на одну тему, чувствуем отношение к предмету. Для Даля это самое главное — выявить отношение. Он объяснял: свод пословиц — это свод народной мудрости, народного опыта, здорового ума, это житейская правда народа. Пословицы — не вымысел одного человека. Они не придуманы кем-то и когда-то. Они достояние общее, как радость и горе. Они — мудрость, выстраданная поколениями и влитая в единый возглас. Пословицы, говорил Даль, не сочинялись, а рождались. Случались, правда, и «сочинители»: один из них в Далево время нарочно подбирал пословицы о любви народа к богу, к царю и господам, подносил Николаю I. К подлинным присоединял и свои нескладные подделки, вроде: «Собака на владыку лает, чтоб сказали — ай, Моська, знать она сильна, что лает на слона». Царю такие пословицы нравились — их издавали в двух томах. Даль собрал тридцать тысяч пословиц и решил издать не для того, чтобы подносить кому-нибудь, и не для того, чтобы прославиться. Не для забавы и не для наставления. «Собираю и читаю пословицы, — объяснял Даль, — для изучения и розыска: хочу знать мнение народное, хочу знать все, как есть». Мнение народа можно было постигнуть, расклеив в каждой тетради две-три сотни пословиц на одну тему. Если читать их подряд, видишь сквозь толщу золотой песок на дне: мудрость, отстоявшуюся в веках. Темы: Жизнь — смерть Радость — горе Богатство — убожество Правда — кривда Работа — праздность Ум — глупость Воля — неволя Земледелие Стихии Вселенная Народ — мир и еще сто шестьдесят девять. Уже знаем пословицы матросские, про путь-дорогу, про сказки. Конечно, говорилось в иных пословицах, что надо верить в бога, любить царя, слушаться господ. Иначе и быть не могло: люди, чье меткое и мудрое слово становилось пословицей, русские крестьяне верили в бога и подчас не меньше, чем в бога, верили в надежу-государя, веками повиновались барам и терпеливо сносили гнет и бесправие. Но эти же люди, неведомые творцы пословиц, всякий день убеждались, что милостив бог лишь к богатым и господам и что не сбывается надежда на царскую справедливость. Истощалось терпение, поднимался народ на царя, на господ, присягал Разину и Пугачеву. Усадьбы барские горели, и города сдавались крестьянскому войску. Дрожали в страхе царские шемяки-чиновники, и поп-обирала прятался в своей кладовой между брюхастыми мешками. Новые пословицы рождались. О БОГЕ И О ВЕРЕ На бога надейся, а сам не плошай. Молись, а злых дел берегись. Знают чудотворцы, что мы не богомольцы. Густо кадишь — святых зачадишь. Иной по две обедни слушает да по две души кушает. Господи, прости, в чужу клеть пусти, пособи нагрести да и вынести! И черт под старость в монахи пошел. Он и богу-то норовит угодить за чужой счет. Не строй семь церквей, пристрой семь детей. Попово брюхо из семи овчин сшито. В поповский карман с головкой спрячешься. Завистлив, что поповские глаза. Попу да вору — всё впору. Любит поп блин, да и ел бы один. Родись, крестись, женись, умирай — за все попу деньгу подавай. О ЦАРЕ До неба высоко, до царя далеко. Царь гладит, а бояре скребут. Царские милости в боярское решето сеются. Холоден, голоден — царю не слуга. О ЦАРСКИХ ЗАКОНАХ И СУДЬЯХ Закон что паутина: шмель проскочит, а муха увязнет. Кто законы пишет, тот их и ломает.