– Линкольн! – Простите… – Я говорил… Вы же не являетесь смертельно больным человеком, умирающим от невыносимой боли. Кроме того, у вас есть крыша над головой. У вас есть деньги, талант. Вы консультируете полицейских… и это приносит людям огромную пользу. Если бы вы захотели, то смогли бы вести достойную и… да-да! – продуктивную жизнь. И достаточно долгую. – Долгую. Вот именно. В этом тоже заключается моя проблема. – Райму надоело вести себя слишком вежливо, и он позволил себе грубо рявкнуть на доктора: – А на черта мне эта долгая жизнь, скажите на милость?! – Понимаете, – медленно заговорил Бергер, – если у вас имеется хоть малейший шанс на то, что вы могли бы пожалеть о своем решении, то ведь жить с этим дальше придется мне. А не вам. – А кому интересно в этом копаться? Никто ничего и не узнает. Тем не менее глаза его воровато вернулись к отчету. …На фрагментах бумаги находился железный болт с шестигранной головкой и с выдавленными на ней буквами КЭ. Длина – два дюйма, резьба по часовой стрелке, 15/16 дюйма в диаметре… – Несколько дней я буду очень занят, – сообщил Бергер, поглядывая на свои часы. Райм заметил, что у доктора был превосходный «Ролекс». Что ж, смерть всегда прибыльна. – У меня есть еще час или что-то около того. Давайте поступим так. Мы сейчас с вами еще немного побеседуем, потом я вам даю день подумать, и после этого мы встретимся еще раз. И снова что-то внутри не давало Линкольну покоя. Что-то зудело в нем. Чесотка – это проклятие для всех паралитиков, но на этот раз Райм испытывал интеллектуальный зуд. Тот самый, который мучил его всю сознательную жизнь. – Послушайте, доктор, – внезапно попросил Райм, – не могли бы вы мне оказать одну услугу? Вот здесь мне оставили один отчет. Просмотрите его, пожалуйста. Меня интересует фотография железного болта. Бергер еще колебался: – Фотография? – Поляроидный снимок. Он должен быть где-то приклеен, скорее в конце, а перелистывать всю пачку мне очень долго. Бергер взял отчет в руки и начал переворачивать одну страницу за другой. – Вот здесь. Спасибо. Едва взглянув на фотографию, Райм понял, что дело всерьез заинтересовало его. Нет, только не сейчас! Однако он не смог удержаться: – Извините, но нельзя ли теперь снова вернуться к той странице, которая была открыта? Бергер повиновался. Райм ничего не сказал, глаза его жадно вчитывались в текст. И снова эти обрывки бумаги. Три часа дня… страница 823… Сердце Линкольна бешено заколотилось, лоб покрылся испариной. Он услышал знакомый нарастающий шум в ушах. Райм мысленно представил себе заголовок завтрашних газет: «Пациент умирает во время ведения переговоров с доктором смерти…» Бергер взволнованно заморгал. – Линкольн? С вами все в порядке? – тихо спросил он, хитрым взглядом продолжая изучать Райма. – Понимаете, доктор, – заговорил Линкольн, изо всех сил стараясь, чтобы голос его прозвучал бесстрастно, – мне тут кое-что принесли и попросили высказать свое мнение. Бергер медленно кивнул: – Значит, дела у них без вас идут неважно? – Ничего страшного. – Райм попытался как можно беспечнее улыбнуться. – Я подумал: а что, если нам с вами встретиться, скажем, через пару часиков? Здесь надо проявить максимальную осторожность. Если доктор почувствует, что Райм заинтересовался отчетом, то он явно не сочтет его склонным к самоубийству. Чего доброго, он заберет свой бесценный пузырек с таблетками, пластиковый пакет и улетит назад домой. Бергер раскрыл свой блокнот и несколько секунд внимательно изучал его. – Нет, сегодня я слишком занят, ничего не получится. Посмотрим, что у нас завтра… Боюсь, что раньше понедельника я не смогу у вас появиться. Значит, до послезавтра. Райм колебался. Что же с ним происходит? Желание его души, к которому он стремился каждый день вот уже в течение года, кажется, может исполниться. Так в чем же дело? Необходимо принять решение. Его собственный голос показался Линкольну далеким и искусственным. – Ну хорошо. Значит, в понедельник. – И он снова попытался изобразить на лице улыбку. – Так что же у вас за проблемы? – ненавязчиво поинтересовался доктор. – Понимаете, меня попросил о помощи один человек, с которым мы когда-то вместе работали. Ему необходим мой совет. Впрочем, мне не надо было обращать так много внимания на его просьбу. Я обязательно позвоню ему. Нет, дело тут вовсе не в дисрефлексии и даже не в приступах депрессии. Линкольн Райм почувствовал, как его охватывает приятное, давно забытое чувство. Ему надо было торопиться. – Вы не могли бы прислать ко мне Тома? – обратился он к Бергеру. – Он сейчас, наверное, внизу, на кухне. – Конечно. С удовольствием. Только сейчас Райм заметил нечто странное в глазах Бергера. Что же это? Предосторожность? Может быть. Или разочарование? Но сейчас у Линкольна не было ни времени, ни желания разбираться в подобных мелочах. Как только шаги доктора затихли, он нетерпеливо крикнул: – Том! – Что? – тут же отозвался снизу молодой человек. – Звони Лону. Пусть немедленно возвращается сюда. Скорее! Интересно, сколько же сейчас времени? Стрелки показывали начало первого. Оставалось менее трех часов. Глава 4 – То, что нашли на месте преступления, туда положили не случайно, – заявил Линкольн Райм. – Это было сделано преднамеренно. Тут разыграно чуть ли не целое представление. Лон Селитто снял пиджак, под которым оказалась жеваная неглаженая рубашка. Он прислонился к столу, заваленному многочисленными бумагами, и, сложив руки на груди, внимательно слушал своего старого друга. Вместе с Лоном вернулся и Джерри Бэнкс. Сейчас он не сводил своих светло-голубых глаз с Райма. Ни кровать, ни панель управления больше его не интересовали. – Но что пытается передать нам преступник? – нахмурился Селитто. – Что он хочет рассказать? – На месте преступления, особенно если совершено убийство, преступник частенько специально оставляет различные вещицы, чтобы сбить с толку следователей и повести по ложному пути. Иногда встречаются довольно умные преступники, тщательно продумывающие каждый свой шаг, но большей частью и они допускают существенные промахи. Например муж, избивший жену до смерти, пытается инсценировать ограбление квартиры. Он «ворует» все драгоценности своей супруги, совершенно забывая о том, что оставляет при этом на самом видном месте свой собственный перстень или золотой браслет. Вот тут-то и кроется самое интересное, – продолжал Райм. – Все предметы, найденные на месте преступления, говорят не о том, что там случилось, а о том, что должно произойти в ближайшем будущем. – С чего это ты так решил? – проворчал Селитто. – Возьмем для начала клочки бумаги. Они явно свидетельствуют о том, что сегодня ровно в три часа дня должно что-то случиться. – Сегодня? – Вот посмотри! – Нетерпеливым кивком Райм указал в сторону отчета. – На одном обрывке действительно написано: «Три часа дня», – констатировал Бэнкс. – А на втором остался только номер страницы, вырванной из какой-то книги. Почему вы решили, что речь идет о сегодняшнем дне? – Это не номер страницы. – Райм изумленно приподнял бровь. Неужели они не могут сами до сих пор догадаться? – Рассуждайте логически! Единственной причиной, по которой преступник оставил нам эти «вещественные доказательства», было то, что он пытался нам что-то сказать. В данном случае номер самой страницы не имеет никакого значения, поскольку мы не знаем, из какой именно книги вырван листок. Ну а если это так, что же следует? Молчание. Потеряв терпение, Райм выкрикнул: – Это число и месяц! Восемь – двадцать три. Восьмой месяц, август, и двадцать третье число. Значит, именно сегодня в три часа дня должно что-то произойти! Идем дальше. У нас имеется некий шарик. Это асбест.