– Можно даже сказать, что мы с ней – единое целое, если вы понимаете, о чем я. Ханна пристально посмотрела на него, и он сообразил, в чем дело: это Ханна берет работу на дом. – Понимаю. – Если вы откроете сайт частных объявлений «Крейглист» и вобьете в поисковик, скажем, «портниха в Саннисайде», ее имя будет первым в списке. Спросите у нее, сможет ли она сшить вам рубашку за неделю по той же цене, которую вы заплатили бы здесь, и я уверена, она сможет вам помочь. Йигер достал из кармана телефон и открыл приложение. – Я тебя нашел, – сказал он, и Ханна нахмурилась. – То есть ее, я нашел ее. – Отправьте ей сообщение с запросом, и я уверена, она вам ответит, как только вернется вечером с работы. – Отлично, спасибо, – сказал он, набирая сообщение. – Но вам придется забрать рубашку у нее дома, – сказала Ханна. – Она не сможет принести ее сюда, и доставкой она тоже не занимается. – Без проблем. Он отправил сообщение и убрал телефон обратно в карман. Достав бумажник, Йигер отсчитал пять двадцатидолларовых купюр и положил их на столешницу. Ханна широко распахнула глаза и, быстро накрыв ладонью банкноты, сунула их в карман своей формы. – Не хотите дождаться того момента, когда рубашка будет готова? – Я тебе доверяю. – Он покачал головой. – Спасибо. – Нет, это тебе спасибо. Это была моя любимая рубашка, неплохо будет иметь запасную. Не то чтобы я собираюсь подпускать к своей одежде акул, но кто знает, где меня может поджидать очередная Химена. Ханна кивнула, но Йигер не был уверен, что она его понимает. Девушка вроде нее не заводит случайных любовников, повинуясь сиюминутному порыву. Ханна была слишком закрыта, слишком скованна, какими бы красивыми ни были ее глаза и как бы эротично она ни закусывала губу. Он был уверен, что Ханна встречается только с правильными, но до безумия скучными мужчинами, а для Йигера это было хуже смерти. – Увидимся через неделю, – сказал он, направляясь к выходу. – Хорошего дня, мистер Новак. Ровно через неделю, в тот самый день, когда к ней домой должен был прийти за рубашкой Йигер Новак, Ханна готовила ателье к закрытию. Весь персонал уже разошелся по домам, и Ханна складывала образцы тканей, чтобы забрать их домой. В холле тихо звякнул дверной колокольчик, и она нехотя оторвалась от своего занятия, надеясь, что посетитель не задержит ее слишком надолго. Ханна впервые видела вошедшего мужчину, но, судя по его костюму – кажется, работы Паоло Афонте, – он вполне мог стать потенциальным клиентом. Светлые волосы мужчины были аккуратно подстрижены, глаза – холодные и колючие, а улыбка – натянуто-равнодушная. – Добрый вечер, – поздоровалась она. – Я могу вам чем-то помочь? – Ханна Робинсон? – спросил он. Ее удивление было довольно очевидным, поэтому мужчина быстро добавил: – Меня зовут Гас Фивер, я адвокат из манхэттенской юридической фирмы «Таррант, Фивер и Твигг», специализирующейся на составлении завещаний. Его ответ удивил Ханну еще больше. Она не знала никого, кто мог бы включить ее в свое завещание. Когда Ханне было три года, ее мать умерла, и у нее не оказалось ни друзей, ни родственников, которые смогли бы взять на себя заботу о девочке, именно поэтому она оказалась в приемной семье. И теперь Ханна не могла себе представить, кто мог бы упомянуть ее имя в своей последней воле. – Да, – осторожно сказала она. – Я Ханна Робинсон. Улыбка Гаса Фивера стала гораздо искреннее после ее ответа. За несколько секунд он превратился из заносчивого манхэттенского адвоката в довольно приятного парня, и Ханна почувствовала себя немного увереннее. – Отлично. – Даже его голос внезапно потеплел. – Простите, но откуда вы меня знаете? – поинтересовалась она. – Наша фирма ищет вас с начала года. А один из наших клиентов ищет вас куда дольше. – Я не понимаю, зачем кому-то меня искать. Тем более что найти меня не так уж сложно. Вместо того чтобы прямо ответить на вопрос, Фивер спросил: – Вы ведь провели большую часть детства в приемной семье? Ханна была настолько ошеломлена, что посторонний человек знает о ней то, чего не знает практически никто, даже ее самые близкие друзья, что лишь молча кивнула. – Вас взяли под опеку в трехлетнем возрасте, после смерти вашей матери, Мэри Робинсон, как я понимаю? – Да, – словно на автомате кивнула Ханна. – А вы помните свою жизнь до этого момента? – осторожно спросил адвокат. – Мистер Фивер, к чему вы клоните? – Пожалуйста, потерпите еще немного, мисс Робинсон, и я все вам объясню. Как правило, Ханна не открывалась людям до тех пор, пока не узнавала их как следует, но что-то в Гасе Фивере было такое, что она почувствовала, что может ему доверять. – У меня остались лишь весьма смутные воспоминания. Я знаю, что мама работала бухгалтером в сварочной фирме на Стейтен-Айленде, где мы с ней и жили, но я знаю это лишь со слов. У меня не осталось ни памятных вещиц, ничего. Все, что ей принадлежало, было продано с молотка, а вырученные средства помещены в трастовый фонд на мое имя, чтобы я смогла воспользоваться ими после совершеннолетия. Не то чтобы денег оказалось много, но это позволило Ханне начать самостоятельную жизнь без особого стресса, и она была этому очень рада. – А цвет глаз вы унаследовали от матери? – спросил мистер Фивер. – Не хочу показаться навязчивым, но они у вас такого необычного цвета… Ханна за свою жизнь слышала такое количество комментариев по поводу цвета глаз, что давно уже перестала считать их навязчивыми. – Нет, у мамы были голубые глаза. – Значит, вы помните, как она выглядела? – Нет. – Она покачала головой. – Но я была не совсем честна, когда сказала, что у меня не осталось памятных вещей. У меня есть мамина фотография. Одна женщина из социальной службы была так добра, что дала мне рамку с фотографией, прежде чем меня отдали в приемную семью. Она со мной всю мою жизнь, куда бы я ни переезжала. – А она у вас, случайно, не с собой? – Мистер Фивер чрезвычайно заинтересовался этим фактом. – Вообще-то с собой. Ханна давно уже вытащила фотографию из рамки и теперь носила ее в кошельке. Это было единственное свидетельство того, что у нее когда-то была мать. – Могу я на нее взглянуть? Ханна хотела было ответить отказом, но любопытство взяло верх, теперь ей хотелось узнать, к чему все это приведет. – Она у меня в кошельке. – Я подожду, – улыбнулся Фивер. Ханна достала из кошелька уже довольно потрепанную фотографию и протянула ее адвокату. Фотокарточка представляла собой обрезанный студийный портрет. – А ваш отец? – спросил он, изучая фотографию. – Я его не знаю, – ответила Ханна. – В моем свидетельстве о рождении отцом записан Роберт Уильямс, но вы представляете себе, сколько Робертов Уильямсов живет в Нью-Йорке? Его так и не смогли найти, и другой семьи, кроме мамы, у меня никогда не было. Мистер Фивер вернул ей фотографию. – Причина, по которой мы разыскивали вас, мисс Робинсон, состоит в том, что у нас есть клиент, чьим имуществом мы управляем с момента его смерти, пока разыскиваем его наследников. Это специализация нашей юридической фирмы: мы находим наследников, чьи личность или местоположение неизвестны. Мы считаем, что вы можете быть единственной наследницей нашего клиента. – Мне жаль вас разочаровывать, мистер Фи-вер, но, боюсь, это невозможно. Если бы у моей матери были родственники, их бы нашли еще двадцать пять лет назад. Он открыл свою папку и быстро пролистал содержимое. Найдя фотографию, он протянул ее Ханне. Это была точно такая же фотография, которую Ханна трепетно хранила всю свою жизнь, только на ней рядом с ее матерью был светловолосый мужчина с серебристо-серыми глазами. И что поразило ее еще сильнее – на коленях матери сидел ребенок с точно такими же глазами, как у отца. Ханна посмотрела на мистера Фивера. Она понятия не имела, что сказать. – Это Стивен и Алисия Линден из Скарсдейла, штат Нью-Йорк, – сказал он. – Ребенок – их дочь Аманда. Миссис Линден с дочерью исчезли вскоре после того, как была сделана эта фотография. В ушах у Ханны противно зазвенело. Откуда у мистера Фивера фотография, идентичная той, что есть у нее? Ребенок на коленях ее матери – это Ханна? А мужчина – ее отец? Что, черт возьми, вообще происходит? – Я не понимаю… – единственное, что смогла выговорить Ханна. – Однажды, когда Стивен Линден был на работе, Алисия взяла десятимесячную Аманду и ушла из дома, не взяв с собой ничего, кроме того, что было на них надето. – Он помолчал с минуту, тщательно подбирая слова. – Стивен Линден был… сложным человеком. Он, как бы это помягче сказать, плохо обращался с женой. Очень плохо. Алисия боялась за себя и свою дочь, но семья ее мужа была очень влиятельной, и она небезосновательно опасалась, что ей могут помешать уйти от мужа либо отобрать ребенка. Поэтому она обратилась в подпольную организацию, активно помогавшую женщинам, подвергшимся домашнему насилию. Эти люди предоставляли несчастным женщинам новые удостоверения личности, поддельные документы и небольшие суммы денег. С помощью этой организации Алисия и Аманда Линден начали новую жизнь как Мэри и Ханна Робинсон. Ханну трясло. Она слышала каждое слово, произнесенное Гасом Фивером, но информация просто не укладывалась у нее в голове. – Я… Простите, мистер Фивер, но все это… Вы говорите, что я – не тот человек, которым всегда себя считала. Это просто… – Она замолчала, когда ей в голову пришла внезапная мысль. – А мой отец, он еще жив? – К сожалению, нет, – покачал головой Фи-вер. – Он умер почти двадцать лет назад. Клиент, разыскивавший вас, был вашим дедушкой по отцовской линии. Чендлер Линден. Ханна шумно выдохнула. Каждому в Нью-Йорке было знакомо это имя. Предки Чендлера Линдена практически построили этот город. – Чендлер Линден был миллиардером, – с трудом выговорила она.