– О, безусловно! Вы даже и не представляете, насколько я вам благодарен! Право, только воображу себе очередной ночлег на постоялом дворе… брр! Нет уж, увольте, слуга покорный. Отныне, Вадим Сергеевич, я навеки ваш должник! Просите меня, о чем сами хотите, я не приму отказа! Кстати сказать, об отказах… Меня разбирает любопытство, почему городской извозчик не пожелал отправиться к князю? Неужели и впрямь леса испугался? – тут он понизил голос и перешел на шепот. – Здесь что, пошаливают, да? Лицо титулярного советника впервые за все время приняло непривычно серьезное выражение. Он надолго замолчал, точно обдумывая, стоит ли отвечать на этот вопрос. – Бывает, что и пошаливают. Как без того? Но боюсь, Иван Карлович, голубчик, что дело здесь в другом. Видите ли, местных больше тревожит не лес, а само поместье Арсентьевых. – В самом деле? – нахмурился молодой человек. – Поверьте, у них есть на то причины, и, признаюсь вам, что совершенно небезосновательные. Хотя большей частью все это, конечно, нелепые слухи и страшные басни. Не более того! Да вы, наберитесь терпения, друг мой, скоро сами все узнаете. Впрочем, вот я вас, о чем, стало быть, желал бы предуведомить… Не успел он окончить фразы, как колесо экипажа с размаху налетело на древесный корень, что сверх меры разросся на пути. По светлому времени объехать его не составило бы особого труда, но только не теперь. Не в бледном мерцании фонаря. Кони безо всяких трудностей и с видимым равнодушием перешагнули распростертое на дороге препятствие, однако бричке препона оказалась не по зубам. Коляску подбросило на добрую сажень и с изрядной силой швырнуло обратно. Стеклянный футляр светильника немедленно отозвался высоким жалобным звоном, и в один миг сделалось вокруг совершенно темно. Ну, хоть ты глаз коли. Доктор, едва удержавшийся на облучке, мгновенно спохватился и поспешил остановить упряжку, дабы ненароком не наскочить на что-нибудь еще. Лошадки-умницы послушно встали, закивали вихрастыми головами. – Проклятье! Вы целы, Иван Карлович? – послышался в кромешной тьме сдавленный голос Нестерова. – Не зашиблись? Где вы там? Ответа не последовало. Лишь беспокойно всхрапывали кони. – Господин штаб-ротмистр, да живы вы что ли? Иван Карлович, батюшка! – Я невредим, Вадим Сергеевич, не извольте беспокоиться, – откликнулся Фальк, но отчего-то не здесь, не рядом, а откуда-то справа. – Господи, как вы меня напугали! Тысяча извинений, сударь, недоглядел! Где вы? Да точно ль целы? Я… – На что это мы так? На пень? – Похоже на то. Пень или коряга, черт его разберет. Вот уж нежданно-негаданно! Любопытно, подумал Иван Карлович, в минуту опасности Нестеров совершенно преобразился, из речи его полностью исчезли словоерсы, фразы стали короткими, точными. Он более не сопровождал их словесными кружевами. Скажите, какая интересная реакция. Не раз уже доводилось Фальку, невзирая на молодость, наблюдать как те или иные люди ведут себя в тревожной обстановке. Кто-то цепенеет, точно завороженный, кто-то начинает без умолка тараторить, а кто-то мгновенно мобилизуется и становится похож на сжатую до отказа пружину. Последнее качество обнаружилось и у доктора. По всему видать, военная косточка! – Постойте-ка, что это здесь? – крикнул штаб-ротмистр. – Вроде не дерево! – Что-что? Да где вы, в самом деле, Иван Карлович? Все вам шутки шутить, полноте! – Доктор явно беспокоился. – Здесь я, в траве у дороги, видно выпал, когда столкнулись. Руки-ноги, кажется, целы. Повезло… Черт, не видно не зги! Точно по заказу, в небесном сражении снова наметился коренной перелом. Горделиво сияющей луне, наконец, удалось отбросить от себя черные щупальца облаков, и все пространство вокруг залилось мягким таинственным сиянием. Голоса обоих путников, внезапно приобретших возможность видеть, раздались практически одновременно. – Бог ты мой! Что это?.. – Черт подери!.. Иван Карлович смотрел и видел перед собой яму, в которую чудом не свалился мгновение назад! От края страшного черного зева его отделяла всего одна пядь. За ямой покосившимися ветхими крестами щерилось небольшое кладбище, чуть не полностью затерявшееся в бурьяне. У самой дороги высился ладный часовенный столб. Всякий, приглядись он хорошенько, без труда мог бы разобрать иконку Николы Чудотворца, заботливо укрытую кем-то от дождя маленькой дощатой крышей. Огарки свечей и вытоптанная у основания часовенки трава указывали на то, что столб не был заброшен. – Тут какая-то яма, – пробормотал Фальк, медленно вертя головой. Этакая картина и днем кого угодно способна была лишить присутствия духа, а уж ночью и подавно довести до полусмерти, потому молодой человек невольно вздрогнул, когда рядом бесшумно выросла черная фигура Нестерова. Тот с угрюмым сосредоточием рассматривал что-то у себя в руках и отчего-то сжимал подмышкой трость, словно боялся ее потерять. – Не яма, могила! Видно вырыли загодя, да не пригодилась. Сие есть «Баринов погост», – пояснил доктор, даже не взглянув на жуткий пейзаж. – Тут с давних пор хоронят арсентьевских крепостных. Петербуржец приподнялся на локте и покосился на своего собеседника. – Голубчик, оно, конечно, не мое это дело… – Вадим Сергеевич громко прочистил горло, – но ежели то не тайна, сокрытая за семью печатями, быть может, вы откроете мне какое у вас, собственно, дело к Дмитрию Афанасьевичу? – с этими словами он протянул Фальку чуть раскрывшийся от падения продолговатый сверток. Край атласной материи наполовину сполз и обнажил витые гарды двух дуэльных шпаг в дорогой оправе. Серебряные блики тотчас заиграли на холодных лезвиях. – Кто вы, собственно, такой, Иван Карлович? По всему было видно, что доктору только сейчас пришло в голову поинтересоваться, в конце концов, кого он в своей беспечной любезности взялся доставить к князю. Не убийцу ли, не вора? Молодой человек неторопливо поднялся на ноги, коротко отряхнул испачканные панталоны, затем фрак и с достоинством произнес: – Я, Вадим Сергеевич, имею честь и удовольствие состоять в чине старшего фехтмейстера при Павловском кадетском корпусе. Ныне, правда, пребываю в отпуску. Явился сюда по личному приглашению его сиятельства князя Арсентьева с целью преподавания серии уроков. В партикулярном качестве. Совсем немного времени понадобилось, разогнанным было тучам, что бы снова сбиться темной гурьбой или, выражаясь по-военному, перестроить прореженные неприятелем порядки, да навалиться, как следует, на опостылевшее небесное светило. Учитель фехтования едва успел бросить взгляд на зияющую могилу, прежде чем вокруг вновь сгустилась тьма. Он проговорил, ни к кому особенно не обращаясь: – Так значит, вы полагаете, все это не более чем страшные басни? Глава четвертая Ему снова повезло. Иван Карлович никогда не был баловнем судьбы и не причислял себя к счастливцам, повенчанным ее высочеством удачей. Однако иногда с ним приключалось совершенно удивительное! У каждого время от времени бывают такие моменты, когда все не так как хотелось бы, все шиворот-навыворот. Скажем, ждешь ты пригожего солнечного дня, так обязательно проснешься утром под звуки ливня и раскаты грома, а если, к примеру, чаешь покоя, тотчас непременно понадобишься кому-нибудь и хорошо еще, если и впрямь без тебя никак не обойтись. У Фалька же напротив, выпадала иногда череда невероятного везения. Вот и сегодня он единственно чудом ничего не повредил себе, когда выпал на ходу из коляски. Чудом не свергся в жуткую могильную яму, чудом не налетел на какое-нибудь дерево. Но самый главный фокус фортуны заключался в ином – досадное дорожное происшествие случилось у самой кромки, казалось, непреодолимого леса. Очутись на месте штаб-ротмистра кто иной, менее везучий, светильник обязательно бы разлетелся прямо посреди лесного массива и не миновать тогда горемыке по-осеннему холодных часов, проведенных в темной чащобе в ожидании утра. Далеко ли уедешь без фонаря? Двигаясь на просвет, путники покинули Баринов погост, и исполинские деревья немедленно расступились в стороны, сжалившись над неразумными людьми. Бричка словно в глубокий омут окунулась в продуваемый вдоль и поперек веселым ветром ночной простор и неспешно покатилась меж полей, мало-помалу выбирая дорогу. Лошадки, приободренные открытым пространством и сладкой морковкой, заботливо припасенной доктором, сами находили путь, спеша поскорей очутиться в теплом пропахшем сеном стойле. – Вадим Сергеевич, печевом потянуло, не находите? – спросил у своего спутника учитель фехтования, вытягивая шею. Доктор Нестеров шумно втянул носом воздух и пожал плечами. – Боюсь, Иван Карлович, мое обоняние значительно уступает вашему! Однако вы правы, поместье его сиятельства уже неподалеку. Видите, эти угодья? Здесь начинается арсентьевское приусадебное хозяйство, там дальше крестьянские избы, а уже за тем пригорком и сама усадьба. – Плодородны ли у князя почвы? Должно быть, это составляет его основной доход? – Что вы-с! – Вадим Сергеевич добавил в свой голос толику снисходительности, с какой обыкновенно учитель обращается к своим нерадивым ученикам. – В уезде столь развито земледелие, что всякая коммерция такого толка заранее обречена на фиаско, друг мой! Как вы могли обратить внимание, здесь даже и в самом городе чуть не у каждого в заводе свой огородик, своя, так сказать, латифундия-с. Фальк не был до конца уверен в значении последнего слова, а потому предпочел на всякий случай промолчать и вновь уставился в ночь. Упряжка спустилась в поросший ракитой овражек, что бы в следующий миг устремиться вверх по склону холма вслед за петляющей проселочной дорогой. Утомленные скакуны не без усилия взобрались на вершину, и перед странниками открылась живописная панорама, чарующая взор даже в неверном лунном сиянии. Иван Карлович готов бы был поклясться, что сам Щедрин, профессор Академии Художеств, не нашел бы в этом зрелище изъяна, сочтя его достойным прославленной кисти. Усадьба князя Арсентьева расположилась посреди небольшой уютной долины, огороженной холмами с одной стороны, да неширокой и по виду мелкой рекой – с другой. За этой речушкой и примыкающей к ней затянутой ряской заводью, что так таинственно посверкивала сейчас под ночным светилом, черной стеной высился сосновый бор, одновременно страшный и сказочный. Вот уж где, воистину, легко представить себе обиталище былинной нечисти. Сам дом, в котором много лет проживал Дмитрий Афанасьевич Арсентьев, был выстроен в Александровском стиле и не уступал лучшим образцам современного зодчества. Ни великолепием белоснежных колонн, ни вычурностью лепнины на высоком фронтоне. Стены его были выкрашены желтой краской, крыша имела зеленоватый цвет, хотя в потемках не вдруг разберешь. От реки господский дом отделял старинный сад с аккуратно разбитыми тропинками. К высокой веранде, опоясывающей добрую половину строения, вела невеликая аллейка заботливо подстриженных кустов боярышника и сирени, кое-где разбавленная клумбами белых роз. А чуть поодаль, за крошечным прудом, у осинника, сгрудились подсобные сооружения, жмущиеся друг к другу точно цыплята в поисках тепла. Все эти амбары и конюшни, как видно, нарочно были отставлены поодаль неизвестным губернским архитектором, дабы не загромождали они своим неказистым видом барского жилища. – Ба! Да у князя снова не спят-с! – проронил Вадим Сергеевич и добавил, встретив вопросительный взгляд учителя фехтования. – Как и всегда, к слову сказать. Видите ли, Дмитрий Афанасьевич обыкновенно изволят бодрствовать половину ночи и поднимаются ни свет ни заря. Они полагают, что человек и без того слишком подолгу спит. А с ним маются и прочие тамошние. Так уж у них устроено. Я пытался втолковать его сиятельству про чрезвычайную важность сна, но, увы, тщетно-с. Действительно, несмотря на позднее время, в длинных окнах особняка плясали озорные огоньки. Призывно манили обещанием тепла и уюта. Фальк задумался, хватит ли его сегодняшнего везения еще и на ужин. Или это уже будет непомерная роскошь? Однако вслух он заговорил о другом. – Кстати, сударь, коль скоро вы упомянули про «тамошних», не затруднит ли вас, хотя бы в двух-трех словах, поведать мне, что за общество найду я у князя? Много ли домочадцев? – В двух-трех словах? Помилуйте, дорогой мой Иван Карлович, тут не хватит, пожалуй, и ста! Нет-нет, гостей навовсе не много-с, просто мне не хотелось бы заранее вас предварять. Сами сейчас со всеми познакомитесь. Словом, уверяю, вам не будет здесь скучно! Не удовлетворившись уклончивым ответом, Иван Карлович недовольно поерзал на сиденье и решил остаток пути посвятить молчаливому созерцанию приближающейся усадьбы. Взгляд его машинально перескакивал с одного объекта на другой. Там колодец с длинным журавлем, там собачья конура, там скотный двор, а дальше, кажется, баня. При желании Фальк взялся бы даже пересчитать количество ступеней у крыльца парадного подъезда. – Добро пожаловать в имение Арсентьевых, милостивый государь мой! – доктор в приглашающем жесте повел рукой, точно сам бы владельцем этого имения. – Господин Фальк, вы не возражаете, если я стану править сразу к конюшне? Не переставая с любопытством глазеть по сторонам, Иван Карлович рассеяно проронил звук, который при известной доле воображения легко можно было бы принять за согласие иль, на худой конец, заключить из него отсутствие каких бы то ни было возражений. Бывший корабельный врач уверенно направил свой экипаж вокруг неглубокого пруда, не забывая поминутно снабжать молодого человека необходимыми, как ему казалось, комментариями. – Здесь службы и сараи, или, как выражается Холонев, ферма-с. Там за речкой еще помещичья земля, славная на весь уезд пушниной, корабельной сосной и пасеками. А еще дальше у князя отъезжие поля, очень уж они охоту любят-с! Можете ли себе вообразить, нарочно для того содержится в местной псарне никак не менее двенадцати смычков гончих, да борзых числом около того же. – Четырнадцать свор, Вадим Сергеевич, – произнес вдруг кто-то внушительным, чуть хрипловатым баритоном. – Теперь четырнадцать. *** Из густой тени, падающей от бревенчатого угла конюшни, навстречу припозднившимся путникам двинулся высокий мужчина в сером дорожном пальто с кистями и поношенной ситцевой фуражке. Сапоги его влажно блестели. – О прошлую неделю взяли еще собачек на ярмарке. Здравствуйте, доктор! Я тут карету раскладывал, чую, никак едет кто-то, прислушался. Ба! Так навовсе обо мне разговор-то… чудно-с право! С кем это вы приехали? Вадим Сергеевич нисколько не стушевался, лишь расплылся в широкой улыбке, и без того почти никогда не покидающей его умного лица, ловким для своего возраста движением спустился с облучка и ответил, сверх меры затянув рукопожатие: – Доброго вам прохладного вечера, любезнейший Владимир Матвеевич! Что-то поздненько вы за лошадками ходите-с! Катались куда? Ладно, мы, горемычные, ночь-полночь все в дороге, все в пути. Впрочем, – доктор одернул сам себя, – не пристало гостям задавать вопросов, не ответив сперва на те, что уже были заданы. Позвольте представить вам моего спутника. Господин Фальк Иван Карлович. Прибыли-с по приглашению его сиятельства. Будут обучать здесь шпажному бою.