Иттан протиснулся меж девицей и забором, направился к воротам. Она семенила следом и недовольно пыхтела. – Обещаешь, что он больше не придет? – Да. – Иттан обернулся, преграждая ход во двор имения. – Клянусь своей честью. Кажется, клятва девицу не проняла – а сама не так давно клялась невинностью, – потому она мялась. Но у самого входа, не выдержав, простонала: – Я отдам тебе кольцо! На! В немытой ладошке было зажато оно. Сверкающее на солнце миллионами переливов. С крупным камнем, прозрачным что слеза. Иттан тронул холодный обод, вспоминая пальцами каждую шероховатость на золоте. Улыбнулся во весь рот. – Что, скупщики отдали? Дорого обошлось? – с сочувствием полюбопытствовал он. Девица запунцовела так, что красноте на ее лице не помешал даже смуглый, почти черный загар. – Извини, не нужно было… я… дура… – проблеяла она. – Теперь тот мужчина отстанет? – наивно, ну совсем по-детски, вопросила, опустив взгляд. – Разумеется, отстанет, – согласился Иттан и повел рукой. Жест – словно отогнал назойливую муху – завершился выбросом истинной силы, и девица неуклюже повалилась на бок, ударившись о брусчатку. Глаза ее беспомощно бегали влево-вправо, рот приоткрылся, и язык вывалился будто слизень. Чары окаменения были просты и доступны, а главное – качественны. Поразительно, что воровка боролась с ними (Иттан чувствовал магическое сопротивление, излучаемое ею), но до прибытия стражи заклинания хватило. Пока первый розовощекий молодец, вчерашний выпускник академии стражников, погружал воровку-неудачницу в бричку с решеткой на оконце, второй выпытывал детали преступления и безостановочно строчил что-то в блокнотике карандашом. – Как узнали о воровстве? – Не обнаружил кольца. – Иттан, нетерпеливо постукивал ногой, посматривал в сторону дома. Войти следователю внутрь он не позволил, потому стерег ворота как цепной пес. Местные сплетницы уже не таились и не изображали бурную деятельность, а держались чуть поодаль, щебеча о «темных делишках, что творит младший граф Берк». – Как догадались, что украла именно она? – Следователь показал грифелем на бричку. В решетке виднелось побелевшее от ужаса лицо, впрочем, звуков воровка не издавала, попыток проявить норов не предпринимала. Уж не смирилась ли со своей участью? А что, поговаривают, в темницах лучше, чем в трущобах – хотя бы кормят задарма. Иттан припомнил первую встречу с кучерявой девицей, и следователь переписал все в мельчайших деталях, даже уточнил, как выглядела скрипка и футляр. После, пробежавшись глазами по тексту, удовлетворительно кивнул. – Спасибо, господин Берк, за оказанную помощь. Обещаем наказать вашу преступницу по всей строгости, – пообещал, закрывая блокнотик. – Не мою. – Иттан отвернулся от брички. – Как именно накажете? – Вздернем, разумеется, – бесхитростно ответил следователь. – Что? Нет, ну не соответствовало преступление наказанию. Ну ладно, прилюдно выпороть, или на каторгу отправить, или в тюремную камеру посадить на годик-другой. Но повешение?.. – Недавним своим указом верховный судья приказал казнить воришек без суда и следствия – дабы уменьшить численность краж, совершаемых в Янге, – с радостью и даже гордостью сообщил следователь, посмеиваясь. Сейчас он особо походил на вчерашнего студента, несерьезного и не видящего разницы между теорией и практикой, оттого любая смерть ему казалась лишь строчкой в отчете. – А если я ошибся? – Иттан встревоженно покосился на бричку. Лица в оконце не было. – То есть кольцо взяла не она? – Следователь нахмурился. – Она. Но если бы я ошибся? – настаивал Иттан. – Вы бы казнили невиновную? Всего секунду юный следователь раздумывал перед ответом. – Но вы же не ошиблись. Поверьте, господин, у особ ее племени проступков хватит на три повешения. Потому мы благодарны вам за содействие. На этом и распрощаемся. – Поклонился, не дожидаясь одобрения. Иттан двинулся к дому, напоследок проводив покачивающуюся бричку взглядом из-под сведенных бровей. Он не видел пленницы, но помнил ее детскую мордаху и наивные, точно коровьи, глаза, такие бесхитростные, обрамленные длиннющими ресницами. Крошечную ладошку – с ее пальца, любого, даже большого, кольцо бы слетело, – и поджатые губы. Под ребрами, в боку кололо чем-то, отдаленно похожим на совесть. Но с порога взялась причитать матушка, и о совести пришлось позабыть. – Ох, милый! Как же так? Неужели ж взаправду наша семейная реликвия была украдена? Ох-ох-ох. Боги! Как, когда, каким непостижимым образом она разведала про кольцо?! За те минуты, что Иттан вел разговор со следователем, никто не выходил из дома и не заходил внутрь, но матушку уже оповестили о происшествии. Неспроста говорят, что сплетник – это призвание, состояние души и даже особого рода талант. – Не переживай. – Иттан сбросил ботинки. – Кольцо у меня. – Как же не переживать?! А случись чего? Да у меня в сердце колет, когда я представляю, в каких немытых лапах побывало наше колечко! – Матушка всхлипнула. На ее крик тут же сбежалась обслуга и, конечно, тетушка Рита. – Что? Что произошло? – вопрошала матушкина сестрица, пока мать ревела, утирая нос платочком. Иттан бросил кольцо на столик, где лежали старые газеты, и быстрым шагом направился в свою спальню. Решено. От маменьки с ее неуемным норовом надо переезжать в самое ближайшее время. Куда это годится: взрослый мужик и на попечении у родителей? Сейчас ему всю душу этим кольцом выжрут. Он заперся на ключ и выглянул в окно. Обзор загораживала листва раскидистого клена, но за той виднелся город. Улочки и цветастые крыши одноэтажных домов. Существа всех рас, спешащие и неторопливые. И повозка, что ехала, покачиваясь на кочках. Возможно, та самая, что везла на казнь кучерявую воровку. – Надеюсь, ей не будет больно, – пробурчал Иттан, задергивая плотные шторы. Спальню укутал полумрак. Глава 7 Тая В балладах о прекрасных дамах, заточенных в темницах, и рыцарях, выручающих их из передряг, рассказывали о камере на одного. Но когда хмурый стражник провел меня по темному коридору и, отворив ржавый замок на железной двери, впихнул внутрь темноты, то оказалось, что баллады лгали. В малюсенькой клетушке изнывали десятки провинившихся. Мужчины, женщины, старики – они сидели на коленях и корточках, лежали на топчанах (всего тех было шесть штук) или прямо на каменном полу. Воздух был сперт, и его катастрофически не хватало. Оконце под самым потолком пропускало редкие солнечные лучи. Одни гомонили, пьяно хохотали. Другие сумрачно помалкивали, и в молчании их чудилось предвкушение неминуемого. Рыжеволосая женщина в настолько откровенном платье, что не оставалось вопросов о ее заработке, прокричала стражнику, что втолкнул меня внутрь: – Освободи меня, и я подарю тебе наслаждение! После чего провела языком по припухшим губам. Но ключ провернулся в замке, и шаги постепенно стихли. – Подари наслаждение мне, – призвал мужчина, чье лицо съедали язвы. – Убери свои грязные лапы! – заржала женщина, но прильнула к нему. – Мои услуги обойдутся тебе в золотой. – Да ты и хлебной крошки не стоишь, – оспорил кто-то с топчана. Женщина кинулась на него с кулаками. Все как в Затопленном городе: шумно, грязно. Я привыкла к полумраку. Села на свободный клочок пола у стены, головой коснулась холодного камня. Закрыла глаза. – Тебя за что сюда упекли? – спросила немолодая женщина, свернувшаяся клубочком справа от меня. – За воровство. – У-у-у. За воровство нынче вешают, – заявила с безразличием. – Завтра вроде как висельный день, так что недолго тебе мучиться. Шею сдавило, словно палач уже накинул удавку. Руки взмокли. Смерть никогда еще не подбиралась так близко, но в городской тюрьме ею провонял каждый камешек. Снаружи, за толстой стеной, вешали и рубили головы. И в душных камерах томились живые мертвецы, которым уже не суждено было спастись. Будь хоть один шанс на свободу, я бы попытала его. Но ясно осознавала: назад дороги нет. – А тебя за что посадили? – Вместо слов у меня вырвался сип. Женщина села, поджав к груди колени. – Да покупателя в лавке обсчитала, а он, скотина такая, к страже побежал жаловаться. Ну, недельку тут на воде потомлюсь, и отпустят. Не то что меня. Повешение. За кольцо. А я ведь поверила белобрысому. Честью он клялся, ну-ну. Медянки ломаной его честь не стоит! Сотворил со мной что-то жуткое, магию, что ль, какую-то. Конечности перестали слушаться, рот онемел, а этот богатей преспокойно вручил меня страже. Небось еще упивался своей победой. Ну, сглупила, денег потребовала. Я и сама понимала, что зря соврала про скупщиков, но надеялась хоть монетку получить. Неужели заслужила смерти? Обитателей Затопленного города частенько вздергивали на виселицах, причем обычно – свои же. Кейбл не терпел предательства, потому если до него доходили слухи, что кто-то из его людей вел нечестную игру, он выносил смертный приговор. Я помнила тех, кто содрогался в последних судорогах. Лица их синели, губы бледнели. Глаза наливались кровью; чудилось, что вот-вот они выпадут из глазниц. Я представила, как вываливается мой язык, как течет слюна. И как меня сжигают в общем костре, чтобы от существа по имени Тая не осталось и следа. Допрыгалась.