– Фара не рассказывала вам о Спенсере? Рис поколебался, а потом неохотно ответил: – Рассказывала. – И что именно она говорила? – надавила Бри. Пальцы Риса вцепились в салфетку: – Фара злилась на Спенсера… Не столько из-за того, что он с ней порвал, сколько из-за того, как он это сделал. Справедливости ради, посылать к черту женщину в смс-ке не комильфо. Так нормальные мужчины не поступают. Извините, что говорю плохо о покойнике, но этот парень был законченным уродом. Записав адрес Блейка, Бри попросила его зайти на следующее утро в участок, чтобы подписать показания: – Я все подготовлю. А вы спросите в секретариате Марж – бумаги будут у нее. – Хорошо, я приду, – едва кивнул Рис. И на выходе в сердцах, со всей силы, швырнул пустой стаканчик в мусорное ведро. Бри с Мэттом тоже покинули ресторан, забрав недопитый кофе с собой. Вернувшись к внедорожнику, они быстро сели в салон. – Куда теперь? – спросил, пристегиваясь, Мэтт. Бри покосилась на часы в приборной панели: – Давай-ка в участок. Посмотрим, какие отчеты готовы. Может, появились дополнительные доказательства причастности Фары к убийству. Пока что она у нас главная подозреваемая. – Ложь и фальшивое алиби всегда делают фигуранта дела подозреваемым номер один. – Как и преследование жертвы, – добавила Бри. – Пока мы будем этим заниматься, я пошлю полицейского за Фарой. Пусть доставит ее в участок для более официального разговора. Возможно, поездка в патрульной машине и беседа под протокол сделают ее более искренней. Зажужжал мобильник Бри. Она ответила на звонок: – Шериф Таггерт. Женский голос сообщил: – Это офицер Камински из центра для содержания под стражей несовершеннолетних правонарушителей. Рикки Сандерлинг изъявил желание побеседовать с вами. – Мы скоро будем, – нажав на «отбой», Бри поделилась новостью с Мэттом. – Рикки хочет с тобой поговорить? – переспросил тот. – Похоже на то, – развернувшись, Бри помчалась к центру. – И мне в голову приходит только одна причина подобной разговорчивости. Рикки знает что-то такое, что, по его мнению, может послужить козырем и рычагом воздействия на нас, для смягчения обвинений. Глава девятнадцатая Центр содержания несовершеннолетних правонарушителей располагался в уродливой бетонной коробке, построенной в 70-е годы, когда все возводимые муниципальные здания дизайном напоминали бункеры. Бри припарковалась на стоянке. Внутри, наряду с интересом, засвербел страх. Ей ненавистны были не только колонии для малолетних, но и детские дома. И до боли неприятно было видеть брошенных и обреченных на самостоятельное выживание детей. Иногда Бри задавалась вопросом: а могла ли ее собственная жизнь сложиться иначе, если бы напуганных родительской ссорой и прогремевшими потом выстрелами детей Таггертов не вытащил из их сомнительного укрытия под крыльцом пожилой шериф округа Рэндольф? Если бы он не стал в жизни Бри первым взрослым, заставившим ее почувствовать себя в безопасности? Именно благодаря этому человеку Бри решила защищать закон и правопорядок, а не встала на скользкий путь его нарушения. Что, если бы та глава в ее жизни закончилась по-другому? Бри легко могла оказаться в подобном центре, а то и хуже. Рикки уже ожидал их с Мэттом в маленькой допросной. И стол, и четыре стула – все из металла – были прикручены к полу. Бри села напротив Рикки. Мэтт занял стул рядом с ней. Явно взволнованный, Рикки ковырял след от укола на внутренней стороне локтя. Вся его поза выражала непомерную жалость к себе и праведную обиду на учиненную с ним несправедливость. – Ты помнишь следователя Флинна, – сказала Бри. Рикки взглянул исподлобья на Мэтта, и в его глазах сверкнул ужас: – Да… Мэтт вынул из кармана телефон: – Прошу прощения. Мне нужно ответить на этот звонок, – Мэтт встал и вышел из комнаты. Бри снова сосредоточила взгляд на подростке. Она имела право быть строгой и жесткой – юнец стрелял в нее. Но, памятуя о своем собственном несчастном детстве, Бри выбрала из всех чувств жалость и сострадание: – Как ты? Рикки перестал расковыривать застарелую ранку и уставился на Бри таким взглядом, словно пытался оценить, сколько в ней лживости и коварства. – А вы как думаете? Здесь паршиво. Обстановочка – полный отстой. «Тебе, наверняка, доводилось ночевать и в худших местах», – подумалось Бри. Но за демонстративной враждебностью и грубостью Рикки она разглядела боль. Парень был на грани. Вот-вот сорвется. Увы, если он кого и мог винить за это, то только себя. И обижаться Рикки тоже мог лишь на себя. – Да, здесь не курорт. Пальцы Рикки снова нашли ранку. На этот раз он расковырял ее до крови. – Меня потом отправят в реабилитационный центр. Это будет еще хреновей. Бри кивнула: – Я рада, что тебе нашли там место. Рикки криво усмехнулся: – Да мне по барабану. Я завяз надолго. Хотя… мне и так больше некуда податься, – глаза Рикки наполнились слезами, хотя он отчаянно пытался их сдержать. – На этот раз я влип конкретно. – Да, – во взгляде подростка Бри не увидела ничего, кроме страдания. Правда заключалась в том, что наказание несовершеннолетнему устанавливалось на усмотрение суда, в установленных законом пределах, конечно. Но у Бри имелась возможность повлиять на обвинителя и статьи обвинения. И она бы предпочла для Рикии – в качестве меры наказания – принудительное лечение от наркомании, а не лишение свободы по приговору суда. – Почему ты захотел со мной поговорить? – Я тут слышал, как люди толковали об убийстве брата Джаспера, – в глазах Рикки забрезжила хитринка. – Вы думаете, это он сделал? – Мы только начали расследование, – сказала Бри. – А если я кое-что знаю о Джаспере? – Тогда тебе лучше сообщить это мне. Взгляд Рикки упал на руку; пальцы отодрали еще одну корочку с ранки: – Я хочу в обмен за это получить свободу и защиту. «Парень явно насмотрелся сериалов», – хмыкнула про себя Бри, а вслух пояснила: – Это работает не так. Мы не просим тебя дать показания против крупного наркокартеля, – Бри выдержала паузу и, лишь когда Рикки снова посмотрел ей в глаза, продолжила: – Я не собираюсь блефовать с тобой, Рикки. И буду говорить с тобой. Всегда. Взамен ожидаю того же. Правда такова: реабилитационный центр – это шанс изменить твою жизнь. Не загубить ее окончательно. Ты не останешься навечно несовершеннолетним подростком. И уж если для тебя здесь паршиво, – Бри очертила рукой круг в воздухе, – тогда ты точно не захочешь оказаться в настоящей тюрьме и испытать на своей шкуре, каково там. О тюрьме Рикки задумался с таким выражением на лице, что Бри озадачилась вопросом: а размышлял ли он когда-нибудь вообще о направлении, в котором «плыл»? – А что потом? Отец не ждет меня дома. А мать… «…нас бросила», – озвучила мысленно Бри то, что Рикки не нашел в себе сил сказать. – Это плохо. Рот помрачневшего подростка выгнулся вниз: – Так вы не поможете мне? – Если ты добровольно предоставишь мне информацию о Джаспере, я обязательно извещу и судью, и обвинителя о том, что ты сотрудничал со следствием. Но обещать тебе ничего не могу. Рикки принялся расковыривать очередной струп: – Пару недель назад, когда я зашел к Джасперу, он ругался с братом по телефону. Это было мерзко. – А ты знаешь, из-за чего они поругались? Рикки кивнул: – Знаю. Джаспер разговаривал по громкой связи. Брат продал ему какой-то редкий вид питона, а змеюка сдохла. Джаспер был вне себя от злости. Он обвинял брата в том, что тот всучил ему испорченный товар, а брат отрицал, божился, что не виноват. Бри даже представить себе не могла, что человек мог убить другого человека из-за погибшей змеи. Рикки втянул носом воздух: