Я помнила оружие, которое носили люди, необычную одежду, то бело-синее солнце на просторах тёмного неба… менее крупное, но более жаркое солнце по сравнению со здешним. Даже темнота там ощущалась другой. Создания, которых я посчитала Дренгами, тоже ощущались иными. Я смогла взломать сеть Галейта, потому что мы делили общее воспоминание из совершенно иного мира. Я смогла обойти защитные меры Пирамиды, поскольку то, что мы делили, жило вообще в другой реальности, в другой галактике, может, даже в другом измерении. Я прекрасно понимала, что говорил Ревик. Я также понимала кое-что ещё. — Мост, — я прочистила горло. — Мост открывает эту дверь? Поэтому ты сказал, что это мои двери? Потому что я их открываю? Ревик помедлил, посмотрев на меня. Я видела, как он думает о моих словах, прокручивая Миф в своих мыслях. Через несколько секунд он медленно кивнул, и его тон был осторожным. — Думаю, да. Миф определённо указывает на это. Он нахмурился, всё ещё размышляя и глядя на свои ступни. Когда он заговорил в следующий раз, в его голосе слышалась неохота. — Если мы будем трактовать Миф буквально… скорее как карту и летопись истории, а не символический и религиозный текст, то логично, что каким-то образом именно Мост связывает предыдущее поколение со следующим, старый мир с новым. Может, именно так она спасает каждую расу, чтобы та могла эволюционировать в следующую форму. Она посылает их в новый дом, где Дренги ещё не существуют. Где они могут начать заново. Когда позднее приходит новая раса, она, скорее всего, является так или иначе местной для мира. Возможно, эта новая раса даже призывает Дренгов на планету, как только они достигают определенной стадии своей эволюции. Продолжая хмуриться, Ревик смотрел на пол палубы. — Возможно, каждый раз это новая версия того же мира, но в каком-то доисторическом периоде. Так что они родственны на генетическом уровне, но старшее поколение выступает почти как путешественники во времени. Они приходят в альтернативную версию своего мира, заново заселяя то, что они оставили позади… но только в далёком прошлом, в другом историческом потоке. Продолжая размышлять вслух, он стал цитировать: — «…Мост опускается по спирали, освещает путь к небу», — покачав головой, он встретился со мной взглядом, мрачно поджимая губы. — Я не совсем понимаю, Элли. Я не понимаю, что такое двери, как во всё это вписываешься ты, или что подразумевают другие миры на самом деле. Но что-то во всём этом ощущается правильным. Это сходится, Элли. Логично, что дверь должна открыть ты. Его глаза переполнились беспокойством, пока он продолжал размышлять. — Если мы трактуем Миф буквально, то не все пройдут через них. Миф намекает, что некоторые остаются позади, то ли нечаянно, то ли намеренно. Похоже, дверь или двери открыты лишь на протяжении ограниченного времени. Подумав над этим, я фыркнула, скрестив руки на груди. Бросив на Ревика ровный взгляд, я заговорила твердо. — Хочешь сказать, шестьсот сорок восемь человек? — сказала я. — И двести двадцать девять видящих? Может, ещё щепотка посредников для разнообразия? Последовала пауза. Я только что назвала точное количество людей и видящих в Списках Смещения. Ревик откинулся на своё кресло. Выдохнув, он провёл пальцами по своим чёрным волосам. Всё ещё глядя на меня, он поднял свой бокал и отпил глоток. — Может быть, — признал он, проглотив немного бурбона. Я нахмурилась. Взглянув на моих родителей, которые молча наблюдали и слушали это все, я осознала, что между ними наверняка состоялось схожее обсуждение всего после того, как у Кали было то видение. Всё ещё наблюдая, как мои родители смотрят на нас с обеспокоенными лицами, я взяла свой бокал и сделала несколько глотков вина. — Gaos, — пробормотала я, проглотив. На сей раз я не поставила вино обратно. Продолжая размышлять, я помрачнела ещё сильнее. — Что насчёт Дренгов? — спросила я. — Это всё равно не объясняет полностью, что они делают. Или почему в конце они были так счастливы. Если они в той или иной форме существуют во всех мирах, то почему прохождение через двери для них так важно? Я посмотрела на Ревика, затем на Кали и Уйе. — Почему они идут на риск, разрушая Солнце? Контроль над дверьми — я понимаю. Убийство меня — тоже понятно. Но почему просто не оставить остальных людей здесь? Зачем полностью разрушать планету? Что именно это им даёт? После моих слов воцарилось молчание. Его нарушил Уйе, и его тон был таким же осторожным, как у Ревика. — Ты здесь, — просто сказал он. Я посмотрела на него, нахмурившись, и он вздохнул. — Ну то есть, — сказал он. — Вы представляете для них риск, так? Твой муж и ты… Четвёрка в целом. Вы один раз уже обрушили их сеть. Дважды, если считать Галейта. Если ты вот-вот откроешь двери и отошлёшь некий процент людей и видящих из этого мира в какой-то другой мир, а их оставишь позади, для них это риск, не так ли? Я нахмурилась, глянув на Ревика, затем на своего отца. — Какой именно? — спросила я. — Они должны понимать, что я не могу провести их всех. Возможно, пройти могут лишь определённые персоны… например, видящие и люди из Списков. Почему нельзя просто отпустить нас? Они могли бы остаться здесь, размножить оставшихся людей и видящих, продолжать мир в такой манере. Мы им не нужны. Уйе пожал плечами. — Возможно. А возможно, они не могут это сделать. Возможно, мир не может выжить после открытия дверей. Возможно, открытие дверей завершит здешний цикл, как бы это ни произошло. Возможно, они хотят сорвать этот цикл… или каким-то образом контролировать его. Возможно, Мост винят в конце света, потому что она в буквальном смысле провоцирует конец света? Пожав плечами, он посмотрел на бокал, который держал в руке. — А может, для них этого попросту уже недостаточно, — сказал он, поигрывая бренди на дне бокала. — Возможно, они тоже хотят отправиться в те другие миры, создать свои цивилизации. Может, они устали быть в ловушке цикла, который они не контролируют, который ограничивает их власть одним миром… или, возможно, одним миром за раз. Может, они хотят иметь доступ ко многим мирам. При их рождении, а не когда-то позднее. Ревик посмотрел на него, и в его свете промелькнула боль. На сей раз это была не секс-боль. Я чувствовала там понимание, резонанс с каким-то аспектом сказанного Уйе. Уйе пожал плечами, отпив ещё бренди. — Возможно, все мы так или иначе находимся в ловушке этого цикла, дочь, — добавил он. — Возможно, они больше не желают терпеть ограничения естественного порядка. Возможно, они предпочтут создать новый порядок. Тот, который они контролируют. Тот, что воздвигнут исключительно для них. Когда Ревик посмотрел на меня с ожесточённым выражением на лице и в глазах, я поняла, что он согласен с моим отцом. Хуже того, он понимал это даже лучше, чем Уйе. Как раз когда я подумала об этом, Ревик выдохнул, и его голос сделался мрачным. — Он прав, — сказал он. — Мне неизвестен их точный мотив, но я подозреваю, что они по какой-то причине не могут сделать то, о чём говоришь ты. Или они просто не хотят оказываться в ловушке или оставаться позади до тех пор, пока не эволюционирует новый цикл. Помедлив, он бросил на Уйе мрачный взгляд, затем посмотрел на меня. — Вполне очевидно, что они не могут самостоятельно пройти через двери, — сказал он. — Дверь, которую открывает свет, этот буквальный «мост» между мирами… подозреваю, что это предназначается только для живых существ, для тех, кто несёт свой собственный свет. Я помню, что читал нечто подобное в одном из священных текстов о Старом Боге, в той версии Мифов, которую преподавал Менлим. Конечно, я подумал, что это символизм. Что-то в духе рая/ада, где лишь достойные могут пройти через ворота в момент суда. Он бросил на меня мрачный взгляд, после чего добавил: — Что касается Солнца… я помню строки и об этом, Элли. Всё ещё хмурясь, Ревик снова начал цитировать по памяти. На сей раз свет, сочившийся из его слов, заставлял меня вздрагивать, вынуждая какую-то часть меня отшатываться от каждой строки. Ибо свет должен умереть, когда мы переродимся. Звёзды должны низвергнуться, когда восстанет Тысяча. Конец должен наступить прежде, чем вернётся Солнце. Ибо в конце открывается новая дверь, Дверь, освобождающая Тысячу светов. Ветер в паруса, Великий раскрывает свои крылья. Он несёт их в зеленеющие земли.