— Точно. У мастеров все в порядке. — Что же тогда? — Ничего, достойная повелительница. Как верный слуга вашего покойного отца, я пришел спросить, могу ли я предложить свою помощь. Пери недоверчиво подняла бровь: — Так у тебя нет просьб? — Никаких. Я просто желаю служить вам. Пери шепнула мне: «Он единственный, кто остался мужчиной настолько, чтоб предложить свою помощь!» Заметив, как изменилось мое лицо, она тут же попросила извинения. — С чего мне начинать? — спросила она у мирзы Салмана. — Всё в беспорядке. Где люди? — Прячутся. Ждут. Тревожатся. — Благородные мужи должны вернуться на свои посты, чтобы правительство действовало, пока не вернется Исмаил. Я желаю созвать собрание и отдать им распоряжения. — Но только шах или великий визирь имеет право созывать собрание. Никто не может превысить их власти. — Таких людей здесь нет. Что ты предлагаешь? Шах Тахмасп так устал от великих визирей, что не позаботился назначить нового. — Сказал бы, что это должен быть высокородный член дома Сефевидов, но не знаю, кто именно. Знатные сочли бы, что кто-то из царевичей. Если ваш дядя будет представлять вас, все будет в порядке. На фарси нет различия между «он» и «она», что могло нас выручить в этом случае. — Отличный совет. — Кстати, у меня есть кое-что лишь для вашего слуха. — Да? — Чего бы вы ни задумали добиться на этом собрании, не полагайтесь на главного казначея. Я хорошо его знаю. Он склонится лишь перед силой нового шаха. — Почему он так уверен, что мой брат сохранит его в этой должности? Мирза Салман хмыкнул: — Верно. Люди часто принимают намерения за судьбу. — А ты? Он помедлил. — Нет. Я вижу свою судьбу в своих делах и в согласии с волей Божией. — Отлично сказано. Нам нужны люди наподобие тебя. Тогда созывай собрание завтрашним утром в моем доме. — Чашм. Когда мирзу Салмана проводили к дверям, Пери сказала: — Ну и подарок! Как хорошо ты его знаешь? — Не слишком, — отвечал я. Он входил скорее во второй круг ближних людей, служивших шаху. Такие держали рот на замке и редко снисходили до нижестоящих. — Помню, что мирза Салман исполнял малоприятное поручение вашего покойного отца, приструнив заговорщиков-золототорговцев, пытавшихся обобрать страну. Его цеха с тех пор чисты, как хорошая баня. Он был бы отличным союзником, но таким же свирепым противником. — Тогда за ним лучше понаблюдать и решить, насколько он искренен. — Какова цель завтрашнего собрания? Руки Пери слегка дрожали, когда она отводила с лица прядь волос. — Предупредить переворот. Ох, а я даже сплетен не слышал. — Кого вы подозреваете? — Грузины и остаджлу могут решить, что им лучше поддержать другого преемника. — Я удвою свои усилия, собирая известия. Но сперва Пери попросила меня доставить ее дяде Шамхалу просьбу назавтра возглавить собрание. — Повелительница, я думал, вы разгневаны на него из-за смерти Хайдара. Она вздохнула: — Да, но он мне нужен. За всю историю Сефевидов женщина никогда не брала на себя так прямо ответственность за мужчин. Мы ничего не оставили на волю случая. Я помог повелительнице выбрать ткань, которая отделит ее от знати, ибо такая знатная женщина никогда не должна показывать себя тем мужчинам, с которыми не состоит в родстве. Мы остановились на куске тяжелого синего бархата, затканного сценами охоты, где заметнее всего был царевич на коне, вонзающий меч в живот льва. Пери скрылась за этим занавесом, а я по очереди обошел все углы зала, чтоб проверить, насколько хорошо ее будет слышно. Голос у нее был звучный: очень низкий для женщины, но приятного тембра, и ей не пришлось долго приноравливаться, чтоб легко быть услышанной в дальних углах комнаты. — Только одно, повелительница. Ваш отец говорил медленно. Если вы поступите также, вы заставите мужчин ожидать и вслушиваться, как это делал он. — Отлично. Я ничего не забыла? — Так как вы не сможете видеть выражения их лиц, я буду сообщать вам обо всем важном. — Ты будешь моими глазами, как и повсюду во дворце. — Она улыбнулась, и мое лицо словно пригрело солнце. Следующим утром после ранней молитвы я пошел на свой пост в доме Пери. Так как уже рассвело, мне легко было разглядеть среди являвшихся как мужей пера, так и мужей меча. Они входили в ее комнату для встреч и устраивались на подушках согласно чинам, образуя полукруг на застланном коврами полу. Воздух казался тяжелым и зловещим, словно перед бурей. С его широкими плечами и громадным тюрбаном, поднявшийся на возвышение Шамхал-хан был похож на великана. Он приветствовал собравшихся и просил их внимательно выслушать речь его племянницы, любимой дочери покойного шаха. Маджид стоял возле завесы Пери, готовый принять любое частное послание, которое она пожелает передать. Я сменил место на ту часть комнаты, откуда мог видеть все. Когда я глядел на этих закаленных в сражениях людей, до меня начала доходить вся огромность нашей задачи. Покойному шаху едва удавалось держать их в узде. Остаджлу и таккалу вели самую жестокую междоусобную войну, а помимо них, приходилось лавировать среди бесчисленной грызни и свар других племен. Мы обязаны были найти способ любой ценой укротить этих людей. Голос Пери был ясен и громок: — Высокородные, вы почтили память моего благословенного отца — да будет ему легок Божий суд! — своим появлением здесь. Вы блистающие звезды нашего времени, признанные моим отцом при его жизни. Но не забывайте, что недавно совершилось гнусное деяние: дворец был едва не захвачен теми, кто желал возвести на трон своего ставленника. Несколько человек выглядели готовыми сбежать. Другие, подобно мирзе Шокролло, главному казначею, фальшиво улыбались. — Несмотря на эти ужасы, на нас теперь легла ответственность за обеспечение безопасности государства. Каждый должен исполнять свою работу, но не каждый оставался на своем посту. Где был каждый из вас? — во всеуслышанье провозгласила она. Никто не ответил. — Дворец не может управлять собой сам. Все вы нужны здесь, пока не воцарится новый шах. Хочу услышать от вас, — продолжала она, — несмотря на то, что случилось несколько дней назад, я намерена просить всех вас поддержать Исмаила. Итак? Амир-хан-мосвеллу встал первым. — Мы полностью поддерживаем вас, — ответил он рокочущим басом. Так как его сестра Султанам была матерью Исмаилу, неудивительно было, что он со своими союзниками подхватил призыв Пери. Но некоторые из оставшихся не присоединились к ним и начали перешептываться, выражая свое недовольство взмахами рук, и это был тот самый разлад, которого мы так опасались. Поднялся мирза Салман. — Примите и мое обещание верности, — произнес он, — возможно, я помогу другим, задав такой вопрос. Благородная дочь Сефевидов, порой люди заблуждаются в своем выборе. Как можешь ты ожидать, что они поддержат Исмаила, если они боятся за свою жизнь, уже поддержав не того? — Верно, верно! — раздался хор голосов. — Порой люди и вправду следуют ложному совету, — ответила Пери. — Так как положение непростое, я не стану наказывать тех, кто принял неправильное решение, но намерением имел действовать во благо страны. Однако, если вы желаете заявить о своей верности Исмаилу, я обещаю заступиться за тех, кто встал на сторону Хайдара, и помочь отвести царственный гнев. — Какова надежда, что он вас послушает? — спросил Садр-аль-дин-хан, вождь остаджлу, не побоявшийся показаться на совещании. — Я снеслась с ним. — А он предложил помилование? Покажите нам его письмо!