Они вместе вышли в коридор, Морозов закрыл двери. — Нет, что вы, и так работа сидячая, а общага совсем рядом. К тому же, нужно зайти в магазин за продуктами. — Хорошо. У меня тоже сидячая работа, потому я провожу вас пешком, а потом вернусь за машиной. Милана пожала плечами. Сказать, что она была удивлена и смущена, — значит, ничего не сказать. Весна что ли наступает⁈ Как иначе объяснить его поведение? Они вышли из института, и Милана вдохнула прозрачный сырой воздух. Определённо есть запах весны! Никита Андреевич красноречиво выставил локоть, и Милане пришлось взять его под руку. Она переживала, словно семиклассница, которую неожиданно пригласил в кино десятиклассник. Нет, она переигрывает! Он решил подышать свежим воздухом, прогуляться и проводить её, только и всего! И она давным-давно не семиклассница! — Лана, — заговорил он. — Вы эмоциональный донор. Я вижу, как к вам тянутся люди, постоянно приходят за каким-то советом или утешением, и у вас для всех есть добрые слова и участие. И когда он успел заметить? Он либо в кабинете, либо в городе по делам, либо в обсерватории! — Вы всех эмоционально «гладите», как сказали бы психологи. А могли бы вы послушать и меня? Что-то настроение паршивое. Просто из рук вон. — Да, конечно, — Милана с трудом скрывала недоумение и пыталась усмирить бьющееся слишком быстро сердце. — Но сначала, Лана, скажите, какое у вас было обо мне первое впечатление? — Никита Андреевич, — улыбнулась Милана. — Вам нужно утешение или правда? — Что? Всё настолько плохо? — он остановился и уставился на неё во все глаза. Она никогда раньше не видела у него такого растерянного взгляда. — Знаете, когда у моего покойного папы было тяжело на душе, он просил меня сделать ему блинчики. И ему становилось немного легче. Может, нам попробовать этот вид «терапии»? — Милана потянула Никиту Андреевича за локоть, так как босс продолжал стоять, пребывая в задумчивости. Что-то он совсем расклеился… — Вы приглашаете меня на блины? — он, наконец, сдвинулся с места и послушно пошёл. — Да, только нужно зайти в магазин. Я не была готова к «блинотерапии». — Хорошо, я всё куплю, что нужно. Вы только скажите, что именно. — Обязательно, Никита Андреевич! — Но вы так и не ответили на мой вопрос, Лана! — Моё первое впечатление-то… Я много всего успела прочитать на стендах института к моменту нашего знакомства. И я подумала, что вы — ледяной гигант. — С ума сойти, как образно, — удивился он. — А какой именно? Нептун или Уран? — Нептун, конечно! Он более загадочный и непредсказуемый. — Ну хоть на том спасибо, — пробормотал он. — Гигант ладно, это потому, что я высокий. А почему ледяной-то? — Потому что вы холодный. — Я холодный⁈ Почему все говорят, что я холодный? — Ничего не знаю обо всех. Я говорю о своем первом впечатлении. Вы холодный. — Я не холодный! Милана вздохнула. Ну очень странный у них сегодня разговор. Хорошо, что они как раз подошли к магазину. …- Тесновато у вас, — он окинул взглядом её комнату. — Но уютно. — Мне хватает. Располагайтесь, а я пойду делать блины. Морозов устроился за столом и открыл ноутбук, а Милана переоделась в душевой и ушла в общую кухню. Она купила замороженную клюкву, ей хотелось сделать варенье к блинам. И что, собственно, она так старается для него⁈ Ответив самой себе, что клюква — это вовсе не из-за него, а потому что сейчас период авитаминоза, Милана приступила к делу. — Какие тонкие блины, фантастика! — удивлялся человек, который имеет возможность смотреть на настоящие звёзды и планеты когда захочет. А его удивляют блины. — Очень вкусно, Лана! Как вам это удаётся? — Я повар, — улыбнулась она. — Ах, да! Читал что-то такое в ваших документах. Но забыл. — А что у вас с настроением? Вы хотели, чтобы я послушала вас, — Милане не хотелось обсуждать её персону. — Личное. Расстался с женщиной, с которой встречался долгое время. Вернее, она ушла от меня, сказав, что не хочет тратить на меня время. Что я не способен на решительные действия. Точнее, способен, но во всём, кроме личной жизни. Что я не гожусь для серьёзных отношений. Она ушла, но хотела, чтобы я бросился за ней вслед, пытался вернуть. А я… обрадовался, испытал облегчение. Точно так было три года назад, с бывшей женой. И все говорят, что я холодный и бесстрастный. И вы тоже так сказали. Вот думаю, неужели я и в самом деле такой сухарь? Бесчувственный болван, как сказала Ольга? И от этих мыслей настроение ни к чёрту. — У вас нет чувств к этим женщинам, или вы просто не умеете выражать их? — Сначала не умею выражать, а потом как-то быстро чувств нет. — Неужели было бы лучше, если бы вы себя заставляли изображать то, чего нет? — Милана изо всех сил пыталась не радоваться тому, что он расстался с Ольгой. — Видимо, да, для кого-то, — вздохнул он. — Знаете, говорю с вами, и мне правда легче. — Так может, дело-то и не во мне? А в том, что вы привыкли хранить в себе все проблемы, ни с кем не делиться? — Как не в вас, если раньше никто не вызывал желания поделиться с ним своими проблемами, а вы вызываете? — Ещё блинов, Никита Андреевич? — Да, спасибо! И варенья тоже. Он немного помолчал. — А почему ваш отец так рано ушёл? Вряд ли ему было много лет? — Пятьдесят. Его не стало прошлой весной, в мае. Он тяжело болел. Видимо, болезнь стала следствием его нелёгкой жизни. — Почему нелёгкой? — Он долго строил большой дом. Работал на заводе. Вырастил восьмерых детей. Из них родных только шесть. — Восемь детей⁈ Боже… Не знаю, как одного поднял, а тут восемь! Я так понимаю, вам вообще неведомо, что такое одиночество? — Ну вообще да, вы правы, — улыбнулась Милана. — Зато неведомо и что такое скука. — А почему неродные двое? У жены были? — У обеих жён. У первой я, а у второй, с которой он потом прожил до конца дней, Дашка. И шесть общих. — Погодите! Милана словно слышала, как тикает его мозг. — Да, Никита Андреевич, вы поняли всё правильно. И Милана рассказала. Выслушав, он потёр лоб. — То есть, по сути, вы совсем одна на этом свете? — Никогда так не считала, кроме того дня, когда узнала обо всём. У меня есть мама Вера, мы постоянно созваниваемся. Есть сёстры и братья. — После всего этого я к вам лезу со своими глупыми проблемами, Лана! Даже стыдно как-то. — Ещё что скажете⁈ У меня это всё давно пережитое. К тому же, меня вырастили как родную, я до шестнадцати лет не знала ничего. Из-за внешности стала задумываться. Очень отличалась от всех остальных. — Вы настоящая цыганка! Круто! — он удивлялся, как ребёнок. — А что привело вас в Иркутск? Расскажете теперь, или по-прежнему нет? Милана вздохнула. Надо же, помнит! Пришёл рассказать о себе, а сам вытянул всё о ней. Хитрец. Она рассказала о том, как потеряла работу, как пришлось уйти из родительского дома, о Василии. Морозов внимательно слушал. Милана закончила рассказ, он всё молчал задумчиво. — Вы даже не скажете мне, что я дура безголовая? — Нет.