Часть 10 из 31 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Женщина поставила на тумбочку поднос. В тарелке было хаотично размазано нечто, похожее на овсяную кашу, а в грязном стакане был то ли кефир, то ли молоко.
– Вы… Вы привязали меня?
Медсестра коротенькими шажочками обошла кровать и посмотрела на ремни.
– Не помню такого… Но товарищи милиционеры мне сказали вас не развязывать, на всякий случай, – медсестра весело подмигнула.
– Что случилось? Я ничего не помню?
– Вообще ничегошеньки? – удивилась женщина.
– Даже своего имени, – Соня чуть не заплакала.
– Ох, бедное дитя…
– Так вы знаете, что произошло?
– Вся Ленобласть уже знает.
Медсестра вытащила из кармана газету и развернула.
– Вчера, 28 мая 1989 года, в половину десятого вечера недалеко от деревни Забытое были найдены трое детей, повешенные на кресте. Рядом с ними была обнаружена девушка без сознания.
Медсестра развернула к Соне статью и показала на небольшую черно-белую фотографию в углу страницы.
Прямо по центру, между деревьями распласталось голое тело девушки с длинными белыми волосами.
– Тебя нашли в нескольких метрах от них. Ты была без сознания и сильно замёрзла. Твоя рука… Поэтому тебя сперва отвезли к нам, чтобы ты пришла в себя.
Соня попыталась аккуратно согнуть пальцы, но боли не почувствовала.
– Я обработала чем смогла и обезболила. Тут не любят кровь. У нас стерильное заведение.
– Сколько я буду в ремнях? Я подозреваемая? – спросила Соня.
Женщина пожала плечами.
– Я не знаю. Они ничего мне сказали. Только то, что приедут сегодня утром.
– А сколько сейчас времени?
Медсестра глянула на тоненькие наручные часы.
– Половина четвёртого. Удивительно, что ты так мало спала.
– Вы можете расстегнуть хотя бы один ремень. Я голодная.
– О, не переживай милая девочка. Я тебя покормлю.
Медсестра вернулась к подносу и уселась на кровать рядом с девочкой.
– Открывай ротик, – женщина зачерпнула из тарелки ложку каши. Та была настолько остывшая, что прилипла к алюминиевому дну.
Медсестра шёпотом выругалась и надавила на ложку из-за чего кусок каши отлип, вылетел с тарелки и упал на пол, оставив под собой склизкие пятна.
– Я сегодня такая неуклюжая, – сказала медсестра и развела руки в стороны. Во всех других случаях каша вылетела бы из тарелки и размазалась, но та смиренно присосалась, твёрдо решив остаться на месте.
Действия медсестры были настолько странными и неуверенными, что Соня начала подозревать неладное. Ей всё вокруг казалось обманом. В памяти всплыла история про похищенных девочек и одну из сумасшедших учителей, которая держала их в подвале школы и кормила остатками еды из столовой.
Девочка непроизвольно отодвинулась от странной женщины, но уперевшиеся ремни дали о себе знать.
– Не бойся, милая, ты будешь тут в безопасности, – сказала женщина после того, как салфеткой собрала то, что вывалились из тарелки, и выкинула в мусорное ведро.
– А кого мне бояться?
Медсестра смутилась. Вопрос словно застал её врасплох.
– Мало ли странностей случаются на нашем веку. Главное – сиди тут и никуда не уходи, – ответила медсестра и села на стульчик, уставившись на стену.
Несколько минут они провели в тишине.
– Ты была права насчёт серьезного разговора, – медленно вымолвила медсестра другим, более мягким голосом, – я до последнего не верила в этот расклад. Это была Саша, ты была права. Через два месяца после… в общем, мы поругались тем летом, сильно. Может быть, я сама была виновата, спустя столько лет я начинаю это осознавать. Подростки, эмоции. Как оказалось – это грустно терять подругу. Теперь я понимаю, что ты чувствовала, когда мы от тебя отвернулись. Я бы хотела… – внезапно голос оборвался. Лицо исказилось гримасой изумления, глаза закатились. Через секунду, словно по щелчку тумблера, глаза выкатились на обычное место, и медсестра заговорила своим обычным голосом.
– Осталось совсем чуть-чуть. Я уверена, скоро приедет милиция и тебя отвезут домой, – продолжила она с широкой улыбкой.
– Я хочу в туалет! – Соне совсем не нравились эти изменения в поведении, тем более когда она привязана к койке. Было решено немедленно убираться из этой чёртовой палаты.
– Потерпи немного, деточка. Ты же уже большая.
– Если ты меня сейчас же не отпустишь, я зассу всю кровать. Я уже час терплю, больше не могу. Как ты думаешь, что они подумает про тебя, если увидят в таком виде? – Соня намеренно не использовала слово милиция, догадывалась, что прийти должен был кто-то другой.
Медсестра задумалась и начала оглядываться.
– Туалет в коридоре, а тебе нежелательно там быть.
– Да мне всё равно, по-барабану веришь-нет? Я предупредила.
Женщина вздохнула, поправила чепчик на голове и начала осматривать ремень.
– Я отстегну твои руки, но ты должна оставаться рядом. Обещай мне!
– Обещаю.
Медсестра отстегнула левую руку. Соня тут же дёрнула её и начала сгибать и разгибать в кисти. В этом положении она заметно затекла. На пути к выходу она уже приметила швабру. Ей можно заблокировать дверь, которая удачно открывалась вовнутрь. Осталось только подгадать момент, когда вторая рука будет свободна.
Когда медсестра подошла с противоположной стороны кровати, она недоверчиво посмотрела на Соню, снова почесала голову под чепчиком и принялась искать, в какое отверстие вставлен язычок от пряжки. Как только ремень освободил хват, Соня выдернула руку и спрыгнула с кровати. Женщина осталась стоять с противоположной стороны с недоуменным лицом.
Соня бросилась к двери, по пути сильным рывком уронив шкаф со склянками прямо за собой. Медсестра взвизгнула и кинулась следом. Швабра стояла в левом углу, прямо у двери. Три шага – и Соня уже держала её за черенок. Медсестра позади размахивая руками, искала место, где можно перегнуть разбитый шкаф с осколками и не пораниться.
Воспользовавшись замешательством, Соня выбежала из палаты, захлопнула дверь и опёрла конец швабры в ручку. Дверь заблокировалась.
Из-за неё послышался дикий крик. От которого, как показалось Соне, разбилось что-то ещё. И через три секунды на дверь обрушился сильный удар, выбивший стекло.
Соня понимало, что это надолго её не задержит, и побежала по коридору до лестницы. Спустилась вниз и оказалась в ещё одном тёмном коридоре с кирпичными стенами. Притаилась. Разгневанная женщина проклинала всё вокруг, но судя по тому, что голос отдалялся, она ушла в другую сторону.
Вдоль длинного коридора по левой стороне находились камеры. Жёлтые лампы непрерывно мигали, свисая с потолка. В подвале было пыльно, каждый шаг оставлял след на бетонном полу. С правой стороны была лишь голая кирпичная стена, местами разбитая, словно кто-то пытался проломить дыру.
Первая решётчатая дверь, на которой висел большой амбарный замок, была приоткрыта. В углу, прижавшись к стене, сидел маленький мальчик и с ужасом в глазах смотрел на потолок. Соня аккуратно протиснулась внутрь, но всё же задела дверь. Та лишь тихонько скрипнула, но мальчик никак не отреагировал. В камере не было мебели. Полностью пустая комната три на три метра, в которой чувствовалось напряжение и чьё-то присутствие. Мысли начали путаться. Сверху послышался шорох. Соня подняла голову, но ничего не увидела.
– Ты тоже их видишь? – за спиной раздался тихий голос мальчика.
Девушка обернулась. Тот пристально смотрел на неё.
– Я тебя знаю, – шептал мальчик, – ты же Соня!
– Но откуда? – девушка бросилась к нему, упала на колени и взяла за руку.
– Я… я не помню… – мальчик начинал плакать.
– Ну, перестань, не плачь.
Мальчик посмотрел на неё мокрыми глазами.
– Я только знаю, что тебя зовут Соня.
– А тебя как?
– А я Миша, – мальчик попытался улыбнуться.
В голове тут же появилось воспоминание: куча детей, двухэтажное здание с вывеской «Сокиловская школа». Вокруг плакаты, на стене висит надпись «1 сентября» из вырезанной цветной бумаги. Тот же самый мальчик, только чуть старше, в мешковатом костюме, на несколько размеров больше, чем нужно, со скудным букетиком подходит к ней и говорит: «Привет, меня зовут Миша. Кажется, мы с тобой в одном классе».
Видение пропало. Она снова оказалась в тёмном коридоре заброшенной больницы. Девушка встряхнула головой. «Значит, Соня…» – подумала она.
В это же время, глаза мальчика заметались по камере, и он снова вжался в стенку.
– Они снова идут… – шептал он.
Соня подняла голову, но снова никого не увидела, лишь всё тот же неприятный шорох.