– Может, и так, но… у него есть то, чего нет у других… не могу определить точно. – Эссекс замолчал, будто подбирая слова. Люди часто затруднялись выразить, чем Сидни отличается от прочих. – Он по-настоящему хороший человек. Пенелопе невольно подумалось, что этот хороший человек всеми силами старался склонить ее к прелюбодеянию. Правда, он ненавидел жестокость, даже по отношению к диким животным, а еще – и это большая редкость – умел признавать ошибки. – Он человек чести, – добавила она, остро ощущая, что это выражение недостаточно точно описывает Сидни. – Мне не суждено стать таким, как он. Меня снедают обида и неприязнь. Я вспыльчивый, слабовольный, поверхностный, праздный. Я хочу, чтобы мной восхищались. – Эссекс понурился и тяжело вздохнул. – Полагаю, Сидни, как и прочие славные рыцари, живой человек. А знать свои недостатки – качество, свойственное немногим. – Подумав, Пенелопа добавила: – Скорее всего, и у Сидни есть свои слабые места. – Возможно, я хорош в обращении с мечом, но боюсь, мне недостает силы здесь: – Эссекс выразительно постучал себя по лбу. – Я всегда буду рядом, не забывай. – Обещаешь? – В свете розовых закатных лучей его лицо, даже омраченное печалью, выглядело невыразимо прекрасным. Красота приведет Эссекса либо к триумфу, либо к провалу. Королева любит окружать себя красивыми вещами. А у красоты, как и у благородного происхождения, есть своя цена. Пенелопа и сама узнала собственную цену, хотя в данном случае гордиться тут нечем. – Даю слово. – Она поцеловала брата в щеку. – Навсегда. – Ей вспомнилось, как она заключила сделку с мужем, добившись своего не кокетством, а коварством. Пенелопа решила, что никогда не станет унижаться из-за боязни осуждения. Никогда. – Я сильнее, чем кажусь. – Никогда в этом не сомневался. – Эссекс улыбнулся, сверкнув ямочками на щеках, однако совершенно неожиданно разразился слезами: – Сестрица, я ничтожество, полное ничтожество… – И принялся биться головой о каменную стену. Пенелопа обняла его за плечи и мягко отвела от стены. В детстве он часто бился головой о стены детской, и она единственная могла успокоить мальчика. Говорили, это пройдет, и ей больно было видеть, что брат по-прежнему страдает. Она поцеловала припухлость у него на голове и принялась напевать детскую песенку. – Все хорошо, малыш Робин, я с тобой. С тобой ничего дурного не случится, обещаю. – Едва слова слетели с ее губ, как тяжесть данного обещания громоздким камнем легла ей на плечи. Пенелопе выделили комнату, которую в детстве она делила с Доротеей, однако вместо умиротворения она чувствовала тревогу после вспышки брата, поэтому не могла уснуть. Стояла тихая летняя ночь, в небе – ни ветерка. Кроме ровного дыхания Жанны до Пенелопы доносились и другие звуки: скрип половицы, мышиный писк, тихое шуршание ласточек, поворачивающихся в гнездах под карнизом, далекий крик совы и явственный шорох шагов под окном. Сперва Пенелопа предположила, что это дворецкий делает последний обход, но потом сообразила – слишком поздно; дом заперт несколько часов назад. Может, конюх решил проведать захромавшую лошадь? Нет, конюшня в другой стороне. Пенелопа подошла к окну, прижалась лбом к прохладному стеклу. Комнату освещала полная луна, в углах залегли чернильно-черные тени. Звук шагов не стих; кто-то по-прежнему ходил взад-вперед. Стекло запотело от дыхания. Внизу из тьмы появилась мужская фигура, прозрачная и невесомая, проплыла через двор и исчезла в арке сторожки. Пенелопа бросилась к кровати, растолкала Жанну. – В чем дело? – сонно спросила та. – Призрак! – Что? Где? – Во дворе. – В висках застучало. – Тебе, должно быть, приснилось. Ложись ко мне: – Жанна похлопала по постели рядом с собой. – Нет, он там. Я слышала шаги. Он проплыл через двор. – Ш-ш-ш, тебе просто показалось. В лунном свете легко ошибиться. Будь это призрак, ты не слышала бы шагов. – Да, верно. – Наверное, кто-то из слуг торопился на свидание. – Пожалуй. – Пенелопа почувствовала себя глупо. – В твоем положении такое бывает. – Жанна положила ладонь ей на живот: – Представляешь, в тебе растет новая жизнь?! К этому надо привыкнуть. Старайся думать о хорошем. Завтра приедет Доротея, она тебя развеселит. Следующий день выдался душным и жарким. Пенелопа и Жанна не стали туго шнуровать корсеты и отказались от накладных рукавов и кринолинов. Эссекс и Уот расстегнули дублеты до пояса, и даже Летиция, предпочитавшая безупречно одеваться, даже когда не ждала гостей, – по ее словам, ради слуг, – сняла жесткий воротник. Двери и окна в большом зале были распахнуты настежь в тщетной надежде чуть расшевелить густой воздух. Всех разморило. Пенелопа подумала о Доротее, вынужденной путешествовать по такому пеклу; одна надежда на то, что она остановилась переждать жару где-нибудь на постоялом дворе. Жанна вручила каждому по бокалу легкого пива, однако оно оказалось теплым и невкусным. Даже перетасовать колоду карт казалось непосильной задачей, и они болтали о пустяках и загадывали загадки. – В молодости я высока, а в старости – низка, – сказал Уот. У него ломался голос, поэтому мальчик постоянно краснел и откашливался. Даже самый младший в семье становится мужчиной, подумала Пенелопа, с любовью вспоминая, как качала Уота в младенчестве. – Когда я толста, мне еще долго жить, а стоит похудеть – я умираю. Кто я? – Свеча, – ответили все хором. – Это старая загадка, – заметил Эссекс. Пенелопа пристально наблюдала за братом: он выглядел довольным и безмятежным, лишь синяк под темными кудрями напоминал о вчерашнем припадке. Однако, приглядевшись внимательнее, она заметила, что его глаза по-прежнему мутны и безжизненны, как олово. – Ваша очередь, матушка. Летиция обмахнулась веером. – Если она у меня есть, я не могу ею поделиться, иначе ее не станет. Что это? – Любовь? – предположила Жанна. – У тебя на все ответ «любовь», – поддразнила ее Пенелопа. – Наверное, речь о тайне. – Верно, – ответила Летиция. – Твоя очередь. – Дайте подумать. – Пенелопа прикрыла глаза, откинулась на подушку. В голове крутились строки: «Когда Природа очи создала прекрасной Стеллы в блеске вдохновенья». Раньше сравнение со звездой казалось ей комплиментом, однако потом она с грустью поняла: звезда – далекое светило, эфемерная искра в ночном небе. Солнце дает тепло, свет, жизнь, луна разгоняет тьму, а звезда холодна и бесполезна. – Я падаю, но мне не больно. Взрываюсь, но не причиняю вреда. Горю, но не обжигаю. Меня можно увидеть, но нельзя дотронуться. Кто я? – На сей раз точно любовь, – сказала Жанна, вызвав приступ всеобщего смеха. Пенелопа покачала головой. – Вода? – предположил Уот. – Водой можно обжечься, – возразила Летиция. – Гордость? Нет, не то. – Она глотнула из бокала и нахмурилась: – Неужели в этом доме не найдется кусочка льда? – Сдаюсь. Кто ты? – спросил Эссекс. У Пенелопы скрутило внутренности, к горлу подкатила тошнота. Она резко встала и несколько раз глубоко вздохнула. – Я звезда. – Ну конечно! – воскликнула Жанна. – Падающая звезда. Пенелопа выглянула в окно, вспомнила о ручье на краю фруктового сада. Внезапно ей захотелось посидеть на берегу в тени деревьев, омочить ноги в холодной воде. – Кто-нибудь хочет прогуляться? – Никто не ответил. – Тогда пойду одна. Оказавшись в саду на мягкой траве, Пенелопа сбросила туфли, сняла чепец, распустила волосы и ускорила шаг, чтобы наконец ощутить дуновение ветерка. В саду буйно разрослись цветы и травы – среди облаков кучерявки и сныти яркими пятнами горели колокольчики и маки. Девушка шла по тропинке, аккуратно перешагивая корни и иногда останавливаясь, чтобы освободить зацепившийся подол. Кусты были густо покрыты зелеными ягодами, сулящими изобильный урожай. Ей смутно припомнилось, как в детстве на этом самом месте она собирала голубику и тут же ела с горсти. В тот день кого-то укусила пчела, но за давностью лет уже не вспомнить, кого именно. Тогда Пенелопа узнала, что после укуса пчела умирает. И зачем Господь создал насекомое, которое гибнет, если пытается защититься? Добравшись до места, девушка обнаружила, что ручей обмелел и превратился в тоненькую струйку. Она двинулась вниз по течению, рассчитывая дойти до озерца. Рядом хрустнула ветка. Почувствовав, что за ней наблюдают, Пенелопа замерла; ее бросило в дрожь, страх из прошлой ночи вернулся. Слышалось лишь пение птиц и гудение цикад, однако через мгновение раздалось шуршание – кто-то спешил к ней сквозь траву. Это оказался Сперо: пес громко тявкнул и прыгнул на нее, яростно виляя хвостом. Девушка погладила его, смеясь над собой: она привыкла находиться в толпе и теперь, оставшись одна, всего боится. Сперо помчался вперед, Пенелопа за ним, чувствуя, как ее охватывает безмятежное счастье, словно она вернулась в детство. Внезапно она споткнулась о корень, выставила вперед руку, чтобы смягчить падение, и в результате вывихнула запястье. В душу медленно закрадывался страх – вдруг случится выкидыш. – Вы ушиблись? Пенелопа подняла глаза. Над ней возвышался мужчина; солнце светило ему в спину, так что лицо оставалось в тени. Она попыталась крикнуть, но, как в кошмарном сне, не смогла издать ни звука. Вероятно, она ударилась головой и потеряла сознание, ибо ей показалось, будто этот незнакомец – Сидни. – Стелла, вам плохо? Мужчина опустился рядом с ней на корточки. От него пахло потом, на указательном пальце темнело чернильное пятно. Пенелопа потянулась к его рукаву, но отдернула руку, опасаясь, что от прикосновения видение испарится. – Сидни? – прошептала она, разглядывая еле заметную россыпь оспин на его лице. – Вы поранились. – Он взял ее за руку твердыми теплыми пальцами. На ладони алела царапина. Кровь запачкала белую манжету, однако Пенелопа не чувствовала боли. Может, она умерла или стала жертвой колдовства? Ее охватила паника. – Кто вы? – Стелла! Я не имел намерения вас потревожить. – Девушка приподнялась на локте и тут же ощутила, как болит ладонь и дергает запястье. До нее начало доходить, что перед ней не призрак, не плод воображения и не злобный демон. – Какой я глупец! Хотел сделать вам сюрприз, а в результате до смерти напугал. Не следовало мне приезжать. – Сидни достал платок и обмотал ладонь Пенелопы, чтобы остановить кровь. Она безмолвно позволила ему помочь ей подняться и проводить в тень ближайшего дерева. Появившийся из кустов Сперо остановился в нескольких футах, приподнял верхнюю губу и тихо зарычал. – Иди ко мне, малыш. – Пенелопа похлопала себя по ноге, однако пес сел на тропинке и замер, словно часовой. Она внимательно взглянула на Сидни: волосы растрепаны, одежда смята и покрыта репьями, под глазами темные круги. – Полагаю, вам следует объясниться. Что вы здесь делаете? – Я был с отцом в Ладлоу, в дне пути отсюда. Приехал вчера поздно вечером. Пришлось ночевать в лесу. – Так это были вы. – Пенелопу накрыла волна нежности. – Я слышала ваши шаги. Думала, на улице гуляет призрак. – Значит, я напугал вас дважды. Какая непростительная глупость с моей стороны! Я надеялся, мне удастся увидеться с вами наедине… – Вовсе не глупость. – Пенелопа поднесла к губам его руку с обкусанными ногтями и поцеловала в ладонь. – Впрочем, постоялый двор – более подходящее место для отдыха. – Я хотел быть ближе к вам. – А вот это уже не очень разумно. – Она попыталась шуткой разрядить атмосферу, опасаясь, что не сможет справиться с чувствами. – Я пробовал забыть вас, но меня влечет к вам, как к путеводной звезде. – Вы считаете меня звездой, – тихо проговорила Пенелопа, – однако я живая женщина, из плоти и крови. – Словно в доказательство она ущипнула себя за тонкую кожу на внутренней стороне локтя. – Мне тоже больно находиться вдали от вас. Сидни глубоко вздохнул и склонился к ней. Наконец их губы встретились, языки соприкоснулись. Пенелопа почувствовала: один шаг, и она полностью утратит контроль над собой, – но вспомнила о новой жизни, растущей внутри нее, и резко отстранилась. – Я не могу. Сидни застонал, словно смертельно раненный зверь. Девушка высвободилась из его объятий.