Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 7 из 62 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Вы выиграли, – объявила Елизавета. – Достаточно ли вам будет рыцарского звания в качестве награды? – Более чем достаточно, ваше величество, – ответил тот. Даже Пенелопа понимала, что это спектакль: весь прием был затеян исключительно ради посвящения Дрейка в рыцари. Леди Хантингдон, не сдержавшись, пробормотала себе под нос: «Если так пойдет, пастухам начнут раздавать графские титулы». Одно роскошное блюдо сменялось другим. Наконец, когда пир подошел к концу и под звук фанфар появилась сахарная копия «Золотой лани», Дрейк предстал перед королевой, чтобы принять рыцарское звание. Елизавета, по-прежнему преисполненная кипучего веселья, пошутила, что намеревается отрубить ему голову, дабы получить награду, обещанную испанским королем, и вручила шпагу де Маршомону, доверяя ему провести церемонию. Это вызвало у графини очередной взрыв негодования – дескать, французы недостойны такой чести, – однако дама, сидящая рядом, заметила, что подобный жест призван насолить испанцам. Пенелопа вспомнила, как обещала матери быть ее глазами и ушами, и усомнилась, сможет ли выполнить возложенную на нее миссию, ведь она совершенно не понимает, что происходит. – При чем тут испанцы? – вполголоса спросила она у Марты. – Почему королева хочет им насолить? – Понятия не имею. Есть вещи гораздо важнее. – Та толкнула Пенелопу в бок и шепотом прибавила: – Он на тебя смотрит. – Кто? – А ты как думаешь? Сидни! Пенелопа с деланым безразличием пожала плечами, опасаясь, как бы Марта не раскусила ее притворство. Впрочем, о Сидни вздыхают все фрейлины, почему она должна стать исключением? От мысли о том, что он на нее смотрит, у девушки закружилась голова. Ей потребовалась вся сила воли, чтобы не взглянуть на него в ответ. Май 1581, Уайтхолл Стоял первый по-настоящему теплый день в году. Придворные неспешно покидали ристалище; за ними следовали все остальные. Елизавета шествовала рука об руку с герцогом Анжуйским – они смотрелись словно мать с сыном – в окружении французской свиты. Пенелопа несла вещи королевы – веер, шкатулку для притираний, флягу и хорька на золотой цепочке, подарок герцога. Зверек извивался и пытался спрятаться в рукаве. Отчаянно стараясь удержать равновесие, Пенелопа обернулась и метнула гневный взгляд на Пег, в который раз наступившую ей на пятку. Рядом семенила Марта; девушка оживленно щебетала, переполненная впечатлениями от турнира. – Как хорош был Арундел в красно-золотом – глаз не оторвать! Ты согласна, Пенелопа? А Сидни… – Она не договорила, не в силах подобрать подходящие слова. – Все были бесподобны, – ответила Пенелопа, однако думала лишь о Филипе Сидни, хотя нипочем бы в этом не призналась. Едва появившись на арене верхом на серебристо-сером жеребце, он совершенно затмил остальных участников турнира. Его доспехи сверкали на солнце, страусовые перья развевались на ветру, позади ехала свита, будто войско. Конь, чем-то напуганный, поднялся на дыбы, прижал уши и заржал; толпа ахнула. Однако Сидни даже не шелохнулся в седле и с легкостью успокоил животное. Пенелопа не верила своему счастью, что отец выбрал для нее именно этого мужчину. Увы, после пира на «Золотой лани» Сидни едва взглянул на нее. Она продолжала наслаждаться маскарадами, пирами, охотой, устроенными специально для французских гостей, но в душе начало копиться разочарование, точно пыль в углу. Ей было бы довольно лишь одной улыбки, однако она чувствовала себя невидимкой, будто Сидни не останавливался, чтобы осторожно отцепить от гвоздя подол ее платья, и не смотрел на Пенелопу, словно видел насквозь. – Похоже, кое-кто хочет привлечь твое внимание, – сказала Марта, указывая на пажа, пробирающегося к ним сквозь толпу. – Кажется, это человек твоего отчима. – Судя по ливрее, так и есть. – Лорд Лестер велит вам явиться в его покои, миледи, – проговорил паж, обращаясь к Пенелопе. – Мне нужно куда-то деть этого зверя, – девушка указала на хорька, который тыкался ей в шею, щекоча усами. – Ты не мог бы отнести его на конюшню и попросить посадить в клетку? – Она одарила паренька улыбкой, от которой молодые люди обычно бросались выполнять все ее пожелания. – Миледи, я был бы счастлив оказать вам услугу, – ответил тот, – но мне приказано передать письмо королеве. – Тогда верни ей, пожалуйста, ее вещи. – Пенелопа вручила ему веер, флягу и шкатулку, радуясь возможности освободиться. Паж попытался погладить хорька по спинке, однако тот вывернулся и вонзил пару желтых клыков ему в палец. Парень с криком отдернул руку. – Дрянная тварь! Неподходящий подарок для ее величества! Пенелопа, борясь с весельем, взглянула на Марту: та еле сдерживала смех. – Чего желает от меня лорд Лестер? – Не знаю, миледи. – Юноша восторженно смотрел на Пенелопу, словно узрел Венеру, выходящую из моря. – Думаешь, я поверю? У пажей всегда ушки на макушке; ты наверняка что-то слышал. – Пенелопа зажала извивающегося хорька под мышкой, вынула из рукава платок и принялась перевязывать юноше палец. – Полагаю, дело касается вашего брака, миледи, – шепотом произнес тот. – Но я не вполне уверен. Мне нужно… Ее сердце замерло. – Да-да, ты должен передать письмо королеве. – А это? – Паж указал на перевязанный палец. – Платок? Он твой. Ну, ступай. – Парень весь лучился от восторга, словно она пожаловала ему высокую награду. От мысли о грядущей свадьбе Пенелопа вся затрепетала, однако восторг быстро померк при мысли о брачных узах, даже со столь блестящим супругом, как Сидни: выйти замуж означает удалиться от двора, вести хозяйство, рожать детей… погрязнуть в семейном быте, еще не начав жить. Ей представились скучные будни графини: изо дня в день делать одно и то же – молиться, надзирать за прислугой, шить рубашки для бедняков, вести богословские беседы, просить прощения за малейшую оплошность, в то время как граф волен делать все, что его душе угодно. Какая тоска! Словно тебя похоронили заживо. Пенелопе хотелось наслаждаться придворными развлечениями, флиртовать с молодыми людьми, сражающимися за право пригласить ее на танец, участвовать в костюмированных представлениях, играть в карты, фантазировать и мечтать; гораздо интереснее принимать ухаживания, чем быть примерной женой. Графиня вдалбливала ей в голову, что подобное веселое времяпрепровождение – греховная суета, ведущая прямиком в ад, однако Пенелопа считала, что у нее еще будет время искупить свою вину. Молодость и красота недолговечны, словно жизнь бабочки-однодневки. Жаль растрачивать драгоценные мгновения впустую.
– Как скоро, – проговорила Марта, словно угадав ее мысли. – Ты совсем недавно присоединилась к нам, а уже выходишь замуж. – Ну, свадьба за один день не устраивается, – отозвалась Пенелопа, хотя понятия не имела, как это происходит на самом деле. – Ты уже знаешь, кого тебе выбрали в мужья? – Нет. – Пенелопа не хотела признаваться, что речь идет о Сидни, даже простодушной Марте. Скоро и так все узнают. Хорек снова начал извиваться. Девушка крепко взяла его за ошейник, стараясь держаться подальше от острых зубов. Внезапно ей пришло в голову: словно этот зверек, она не властна над своей судьбой и вынуждена полагаться на чужую волю. Толпа понемногу разошлась. Пенелопа направилась на конюшню. Заметив Сесила, она остановилась посмотреть, как тот, сгорбленный и неуклюжий, словно жук, поднимается по лестнице, ведущей в Большой зал. Один из молодых людей принялся передразнивать его хромую походку. Остальные рассмеялись. Сесил продолжил идти вперед, не сводя глаз со ступеней. Юношу окружили, кто-то вырвал у него из рук книгу и швырнул товарищу. Молодые люди перебрасывались книгой, словно мячом, но Сесил никак не реагировал; постепенно жестокая игра им наскучила, и они оставили свою жертву в покое. Пенелопа предположила, что он привык к подобному обращению и приучился не отвечать на насмешки; вероятно, ее брат обращался с ним точно так же, когда они в детстве жили вместе. Подойдя к двери, Сесил поднял книгу, обернулся и встретился взглядом с Пенелопой; на его лице отразилось крайнее презрение. Девушка устыдилась, что у нее не хватило духа остановить обидчиков. Захотелось выразить ему сочувствие, однако его взгляд удивил и напугал девушку. Мгновение – и Сесил скрылся за дверью. На конюшне было шумно: после турнира конюхи ухаживали за лошадьми. В отдалении провели жеребца Сидни; без яркой попоны и украшений он выглядел не столь впечатляюще. Два юных пажа несли доспехи; один надел шлем и, балуясь, грохотал забралом. Пенелопа зашла в ближайшее строение; внутри стояла невыносимая вонь. Ей пришлось осторожно пробираться между навозными кучами и охапками прелой соломы. Вышитые туфельки из оленьей кожи совершенно не подходили для подобного места. Пенелопа подозвала мальчишку, несущего ведра с водой, и поинтересовалась, кому можно отдать хорька. Парень, явно робея, поставил ведра на пол и поспешно стащил с головы шапку. Судя по молочно-белой коже, ему было не больше двенадцати. Пенелопа улыбнулась, желая его подбодрить, но в результате смутила еще сильнее. – Отведи меня к своему хозяину, – сказала она. Мальчик кивнул, выпалил: – Я приведу его, миледи, – и исчез за дверью. Оттуда послышалось яростное обсуждение, куда деть хорька и кто должен за него отвечать. Пенелопа уже собралась привязать зверька к ближайшему крюку и удалиться, но тут словно из ниоткуда появился растрепанный Сидни. – Какая неожиданная встреча, миледи, – с поклоном проговорил он. – Что вы делаете на конюшне с хорьком в руках? От волнения Пенелопа лишилась дара речи. Внезапно Сидни понял, что на нем нет верхней одежды, только рубашка. – Надеюсь, вы простите меня за… неподобающий вид. – Он запнулся, по-видимому, смутившись. – Я только что снял доспехи. – Всегда терялась в догадках, что мужчины носят под броней, – ответила Пенелопа и тут же пожалела о своих словах. Она не имела намерения показаться развязной, ей действительно было интересно, что у мужчин надето под доспехами, чтобы металл не врезался в тело. В отличие от других знакомых ей молодых людей, которые наверняка придумали бы какой-нибудь фривольный ответ, Сидни сказал: – Позвольте забрать это создание. Пенелопа вручила ему хорька. Держа его в вытянутой руке, Сидни распахнул дверь с криком: – Что у вас здесь творится? Королевская фрейлина ждет на конюшне, а вы обсуждаете судьбу этой твари? Сквозь открытую дверь Пенелопа увидела, как мальчик отшатнулся, словно ожидая побоев. Не раздумывая, она шагнула вперед и схватила Сидни за плечо. Тот резко обернулся; в его взгляде кипела ярость. Девушка опустила руку: – Оставьте. Он пытался мне помочь и не проявил неуважения. Ярость исчезла из глаз Сидни так же быстро, как появилась. – Значит, под красивой оберткой скрывается доброе сердце, – негромко проговорил он. – Что вы имеете в виду? – Обычно чем больше красоты снаружи, тем меньше внутри. Пенелопа не привыкла, чтобы ее называли доброй, даже в столь иносказательных выражениях. Девушке часто приходилось слышать похвалы своей красоте, однако привлекательная внешность не более чем дар природы; гораздо важнее то, что скрыто под ней. Она взглянула на Сидни, и тот показался совершенно непохожим на человека, чей образ жил в ее воображении. Вымышленный Сидни изъяснялся в основном романтическими банальностями, словно рыцарь из любовных баллад, а настоящий… Пенелопа не знала, как отнестись к его сомнительному комплименту, но все же ухитрилась придумать достойный ответ. – Вы говорите, исходя из личного опыта? А как же ваше собственное сердце? – Ну, я-то не красавец. – Сидни провел рукой по щеке, испещренной оспинами. На указательном пальце красовалось чернильное пятно – напоминание, что перо ему столь же привычно, как и меч. Он резко отвернулся, словно не желая говорить о себе, и обратился к конюхам, с готовностью ожидающим его приказаний. Пенелопе пришло на ум, что рябые мужчины обычно отращивают бороду с целью скрыть свой недостаток, а Сидни чисто бреется, тем самым бросая вызов окружающим. – Этот зверек – подарок королеве от герцога Анжуйского. Прошу вас отнестись к нему с вниманием, – проговорила она. – Делайте, как сказала леди. – Сидни передал хорька слугам, закрыл дверь и прислонился к ней спиной. – Похоже, в последнее время я с завидным постоянством вас спасаю. Не вы ли зацепились за гвоздь в Детфорде? – Я бы не сказала, что вы меня спасаете, да еще с завидным постоянством. – Пенелопа преисполнилась негодования: человек, которому посвящены все ее мысли, даже не знает, кто она такая. – Если мы с вами так близко знакомы, как меня зовут? Сидни в замешательстве взглянул на нее, беззвучно пошевелил губами, словно силясь вспомнить правильный ответ. – Поэт не может подобрать слова. – Пенелопа рассчитывала, что ее реплика прозвучит игриво, но получилось укоризненно. Странно, подумала она, если они с Сидни обручены, почему никто не удосужился их познакомить? Неужели он не обсуждал с другими мужчинами достоинства королевских фрейлин? Или настолько равнодушен, что даже не поинтересовался ее именем?
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!