– А кроме того, я очень боюсь тебя потерять. Боюсь, как никогда прежде, – почти ласково сообщил Арктур. – Не удивлюсь, если именно страх вынудил меня чинить тебе препоны. Он пытался помешать моей капитуляции, а я в ответ взяла его на мушку. – Страх – вернее, мой страх – не должен служить препятствием. Ты вольна поступать, как тебе заблагорассудится. – Давай мириться, – выдержав его взгляд, произнесла я. – Ты меня прощаешь? – Только если ты простишь мой страх. – Договорились. В комнате воцарилось молчание. Я чувствовала: пора уходить. Возвращаться в постель и ворочаться до изнеможения. Однако с губ сорвалось: – Никак не могу уснуть. Не возражаешь, если я переночую здесь? – В горле запершило, мне не сразу удалось продолжить. – Постоянно чудится, что меня снова приковали цепями. И вокруг никого. Арктур скользнул по мне горящим взглядом и, после томительной паузы, сдвинулся, освобождая левую половину кровати. – Располагайся. – Уверен? – Конечно. Не дав себе опомниться (и передумать!), я устроилась рядом. Рефаит снова взялся за книгу. Удостоверившись, что мне удобно, он потянулся к выключателю, но я остановила его со словами: – Не волнуйся. Мне свет не мешает. – У меня свои приборы ночного видения. – Арктур выразительно потер веки. – Но если тебе некомфортно в темноте, лампу можно оставить. – Нет, выключай. От фобий надо избавляться. Раздался щелчок, и комната погрузилась во мрак. У меня моментально перехватило дыхание. – Что читаешь? – спросила я в надежде хоть как-то отвлечься. – Стихи. – Арктур перевернул страницу. – А ты любишь читать, Пейдж? – В свое время увлекалась страшилками, плюс бабушка с дедом постоянно рассказывали сказки, но сидеть целыми днями над книгами вообще не мое. Терпения не хватает. – Просто ты не нашла «своего» автора, но рано или поздно это случится. – Жду не дождусь, – улыбнулась я. Раньше его присутствие успокаивало, но сейчас сердце норовило выскочить из груди – и отнюдь не из-за тревоги. Тишину нарушал только шелест страниц. Банальный звук вытеснил чувство одиночества. Мною уже овладела приятная дремота, как вдруг Арктур произнес: – Помнишь, я говорил, что золотая пуповина связала нас, поскольку мы неоднократно спасали друг друга? – Помню, – сонно пробормотала я, не сразу сообразив, о чем речь. – А еще ты говорил, что сомневаешься. – Пуповина – тайна за семью печатями. Древняя легенда о нити, объединяющей преданные души. Насколько мне известно, другие рефаиты ею не обладают. – Мм… любопытно. Получается, мы с тобой единственные? – Получается, – повторил Арктур. – Пейдж, я утаил от тебя кое-какую деталь. Сон как рукой сняло. Я вся обратилась в слух, однако Арктур молчал как рыба. – Ну, не тяни! – вырвалось у меня. – Извини, я дал обет молчания. – Не хочу тебя расстраивать, но ты не монах, а на дворе не двенадцатый век. – Такие обеты – не только монашеская прерогатива. – Тебе виднее. – Поерзав, я выпросталась из-под многослойного кокона покрывал. – Если секретом нельзя поделиться, зачем его вообще упоминать? – Ты сама докопаешься до сути. Ты сообразительная и рано или поздно соберешь разрозненные фрагменты пазла. Когда это случится, знай: я хранил тайну не по своей воле. И впредь между нами не возникнет никаких недомолвок. – Ладно, – буркнула я. Настаивать не имело смысла. Арктур вообще не любил откровенничать. Я подсунула сложенную вдвое подушку под голову, чтобы не уснуть. Потерплю, сейчас есть дела поважнее. – Ты так долго не доверял мне в колонии. Почему потом поменял мнение? – Когда Нашира ударила меня, ты отправилась за мной в часовню. Проявила сочувствие. А там, где сочувствие, нет места предательству. Наследная правительница заставила жениха приветствовать ее на коленях. Спустя столько времени меня наконец осенило: он такой же пленник. – И часто она поднимала на тебя руку? – По мере необходимости, чтобы не расслаблялся, – бесстрастно откликнулся рефаит. – Наш союз перерос в самое настоящее противостояние. Нашира не сомневалась, что когда-нибудь выбьет из меня революционную дурь, переманит на свою сторону и заставит возжелать ее. Два столетия она пыталась сломить мое сопротивление. Наверное, у сборщиков это в крови. Точнее не скажешь. Джексон тоже считал, что способен подчинить любого – без разницы, живого или мертвого. Если бы не сонливость, я бы никогда не сморозила такую глупость, но усталость заглушила голос разума. – Вы с Тирабелл встречались. А почему разошлись? – (Золотая пуповина ощутимо напряглась.) – Прости, не хотела совать нос не в свое дело. – Я неоднократно копался в твоих воспоминаниях. Настал твой черед. Я приподнялась на подушке. Сновидения вились надо мной, как птицы над гнездом, но любопытство пересилило. – У меня сменилось несколько партнерш, но только после встречи с Тирабелл я задумался о серьезных отношениях. Его память запечатлела Тирабелл в облегающих одеждах, смоляные волосы струятся по спине. – Потом грянуло Размытие границ – пресловутая гражданская война. Однако Тирабелл оставалась моей верной союзницей. Мы вместе сражались на стороне Моталлатов, а после их разгрома Нашира объявила меня принцем-консортом. – Вы пересекались с ней раньше? – Да. Хотя она придерживалась оппозиционных взглядов, ее твердая позиция внушала уважение. При Моталлатах никто не осмелился бы разбить существующую пару, – мрачно изрек Арктур. – Нашира четко дала понять, что никакие традиции ей не указ. – Но почему? – Публичная капитуляция Мерзартимов, самых рьяных сторонников Моталлатов, упрочила бы ее новообретенный статус. Поэтому Нашира выбрала в женихи лидера сопротивления, – угрюмо пояснил Арктур. – Она пообещала истребить всю мою семью, если откажусь. А когда мне прислали отрезанную голову моей кузины, я понял: это не пустая угроза. Гордая Тирабелл не смолчала и во время помолвки вызвала Наширу на бой. – Повисла пауза. – В сражениях Нашира отточила свое мастерство и едва не уничтожила Тирабелл. У Тирабелл были повадки воительницы, а тело воплощало боевой клич. Пришлось вмешаться. Я поклялся служить Нашире верой и правдой, передать ей в вечное пользование Мезартим, если она пощадит Тирабелл. И она согласилась. Я невольно покосилась на его ладони. Перехватив мой взгляд, Арктур одобрительно кивнул. Темноту комнаты разбавляло лишь мерцание его глаз. Я нащупала его руку, провела пальцем по бугорку, именуемому линией жизни, по широким фалангам и наткнулась на грубые рубцы, испещрявшие суставы до самого основания. – Откуда они? – Перехватил клинок Наширы. В загробном мире холодное оружие отливают из опалита, ничем другим рефаитов не пронять. Нашира едва не отрубила ему пальцы и, наверное, тем же самым мечом обезглавила Альсафи. – Тирабелл так и не простила меня, – заключил Арктур. – Сказала, что лучше погибнуть в бою, чем жить в неволе. Только сейчас я осознала, что по-прежнему держу его за руку, и поспешно отпрянула. Арктур окинул меня загадочным взглядом и сложил ладони на груди. – Ты говорил, огонь никогда не гаснет, – напомнила я. – Любое пламя затухает. Мы с Тирабелл навсегда останемся родными. Я испытываю к ней искреннюю симпатию и восхищение, но вместе мы уже не будем. Меня кольнуло неприятное чувство. Не ревность, скорее легкая зависть к той близости, которую они испытывают – или испытывали – по отношению друг к другу. Подозреваю, Арктур для Тирабелл как открытая книга. – Мне очень жаль, – шепнула я. – Хм… Снова воцарилось молчание. Не представляю, как утешать рефаита и нуждается ли он в утешении.