Барон Байдек медленно, тяжело просыпался, будто выныривал из кошмарного сна, который не желал отпускать его. Тело болело, словно после дневного марш-броска в полной выкладке, в голове стучала кровь, а все чувства были обострены до предела. Он медленно приходил в себя, осознавая, что лежит на чем-то теплом и мягком. И проклятый, сводящий с ума запах женщины, настойчиво преследующий его даже в кошмаре, заставлял кипеть кровь и сжимать зубы. Он открыл глаза и мгновенно закрыл их, оглушенный яростной звериной волной, ударившей в голову. Моя! Здесь! Схватить! Сжать! Прикусить за плечо, чтобы не вырвалась! Порвать! Взять! Насытиться! Барон лежал на мирно дышащей принцессе Василине. Ночью он буквально подмял ее под себя, уткнувшись в шею, обхватив рукой и забросив ей на бедра тяжелую ногу. Удивительно, что она не проснулась. Мариан, тяжело дыша, преодолевая рвущееся к девушке тело и ломающий его волю древний инстинкт, отодвигался, стараясь не разбудить крепко спящую принцессу. В голове, ускоряясь, начали мелькать события прошлой ночи, воспоминания шли будто через пелену горячечного бреда. Он помнил все, но его разум отказывался это воспринимать. Помнил и ее страх, и слезы, и отчаяние, и то, как желание разорвать мягкое тело и попробовать ее крови боролось с желанием ползать на брюхе и просить у самки прощения. И это все был он, только не Байдек-человек, а Байдек-зверь. Отодвинулся, перекатился, привстал, опираясь на кулаки, сам не замечая, как трепещут ноздри, вдыхая его персональный наркотик. Голова кружилась. Василина скорчила гримасу, поежилась, лишившись тепла его тела, пошевелилась, и барон отпрянул. Бежать. Бежать подальше отсюда. Пока он не совершил непоправимое. Обнаженный мощный мужчина медленно двигался сквозь предутреннюю дымку под прозрачным сереющим небом. С каждой секундой, отделяющей его от оставленной под вывороченным деревом девушки, капитану становилось легче. И тяжелее. «Ты не единственный дикий зверь в округе, — шептал ему прежний, хладнокровный и сильный Мариан. — Ей нужна защита. Не бросай ее». Байдек упрямо шел к спящему поместью, полагая, что сейчас для Василины он опаснее, чем любой дикий зверь. Двигался, пока не наткнулся на перевернутый маленький тапочек, лежащий на тропинке. И на еще один — чуть дальше. Василина проснулась от холода. «Видимо, не закрыла вчера дверь на веранду», — лениво подумала девушка и перевернулась на другой бок. Но под телом зашуршала явно не простынь, а плечо отозвалось саднящей болью. Она вспомнила ночь. И открыла глаза. На стволе упавшего дерева шагах в десяти от ее убежища, низко опустив голову, сидел совершенно голый барон Байдек и сжимал в руках ее тапочки. Василина почувствовала, что стремительно краснеет, а ее и так смятенный ум просто отказывается понимать происходящее. — Барон? — позвала она, сев на ворохе шуршащей листвы. Он поднял голову, и она содрогнулась от лихорадочного блеска его глаз. — Барон, почему вы в таком виде? И… здесь был медведь… Где он? Вы его прогнали? Байдек помолчал, сминая в сильных руках несчастную обувь. А когда заговорил, Василина со страхом услышала в его голосе рычание ночного зверя. — Дело в том, — сказал он медленно, низко, хрипло, словно подбирая слова, и она зябко запахнулась в халат, — дело в том, принцесса… что, по всей видимости, я и есть… медведь. — Но вы же не оборачиваетесь, — сказала она жалобно, хотя где-то внутри уже знала, что это правда. — Вы сами говорили! — Я и не оборачивался, — барон снова глянул на нее, а затем опустил взгляд. — До сегодняшней ночи. Ни я. Ни восемь поколений предков до меня. — Я не понимаю, — Василина покачала головой. — Я ничего не понимаю. Как же это может быть? — А я понимаю? — рыкнул он, и принцесса сжалась. — Я понимаю, почему, вместо того чтобы защищать вас, я напал на вас? Я понимаю, почему я заснул в своей кровати, а проснулся здесь, с вами? Боги, я ведь мог растерзать вас! Я поранил вас! — Не кричите, Мариан, — шепотом попросила девушка, и он сжал зубы. — Не растерзали же. Они помолчали, ошеломленные и объединенные общей тайной и воспоминаниями. — Что же нам теперь делать? — дрожащим голосом спросила Василина. — Вы останетесь здесь, в имении, — ответил Байдек, играя желваками, — я буду уезжать на ночь. А днем держаться подальше. Я не смогу жить, если с вами что-нибудь случится. «Я не смогу жить, если с вами что-нибудь случится!» Кто бы знал, как чудесно могут звучать некоторые слова! — Я не думаю, что вам нужно уезжать, барон, — проговорила принцесса, искоса глянув на него. — Я не верю, что вы представляете для меня опасность. Все же обошлось. Что вы можете мне сделать? — Не верите? — прорычал он угрожающе, вставая. — Василина, — он двинулся к ней, замер, судорожно вздохнул, снова двинулся, теперь обходя по кругу. — Василина. Я едва контролирую себя. Я слышу, как бьется ваше сердце. Я чувствую ваш запах, и он сводит меня с ума. Запах крови. — Василина смутилась. — Меня тянет к ней так, что темнеет в глазах. Я боюсь… боюсь сорваться. Прямо сейчас. — Я не боюсь вас, — принцесса встала, болезненно поморщившись — ощутимо болела лодыжка, — и начала развязывать халатик. Она и правда не боялась. Если уж совсем честно, то каждое его слово что-то такое делало с ней, будто она залпом выпивала бокал шампанского. А потом еще и еще. — Что вы делаете? — от удивления барон даже перестал рычать. Василина сняла халат, оставшись в тонкой сорочке, и бросила ему. — Прикройтесь. Нам нужно попасть в имение. Не думаю, что слуги обрадуются, увидев вас в таком виде. Байдек раздраженно бросил ей тапочки, обмотал халат вокруг бедер. Ох уж эти южане с их стыдливостью! Развернулся к ней спиной. — Они еще спят. Пойдем? Только не подходите ко мне близко, прошу, Василина. Она и не могла подойти и смотрела, как он быстро удаляется, закусив губу от боли. Ноющая лодыжка подвела принцессу при первом же шаге, и она свалилась ободранными коленками на листья, перевела дыхание, чтобы не заплакать. Он остановился. Повернулся. Постоял, глядя на нее и словно что-то решая. Пошел обратно. Снова остановился, теперь уже в нескольких шагах от нее. — Лодыжка, — виновато прошептала Василина. — Не можете идти? Она замотала головой. Он помолчал, шумно втягивая носом воздух. Двинулся к ней. Остановился, тяжело дыша, и это дыхание отозвалось дрожью в ее теле. — Принцесса, — проговорил мужчина через силу. Его трясло, было страшно даже просто глядеть на него. — Сейчас я возьму вас на руки. Прошу. Не двигайтесь. Не говорите. Не смотрите на меня. Не касайтесь. Понятно? — Да, — Василина опустила глаза, и сильные руки легко приподняли ее, прижали к груди. Он постоял так немного, уткнувшись губами ей в висок. Сглотнул. И сделал первый шаг. Он ошибся. Слуги уже встали, и экономка Матильда с изумлением наблюдала, как открывается дверь и напряженный почти голый хозяин поместья проносит чуть более одетую гостью через холл к кабинету. — Вызови Симона, Матильда! — рявкнул никогда не повышавший голоса барон, и экономка спешно побежала к телефону. — И принеси мне одежду! Симон прибыл через двадцать минут, и все это время Василина пролежала на диване, застеленном зеленым сукном, молчаливо наблюдая за застывшим у окна Марианом. Матильда, любопытно сверкая глазами, принесла одежду, и Байдек оделся, не оборачиваясь и не глядя на принцессу. Виталист быстро залечил царапины на коленях и спине девушки, тревожно посматривая при этом на стоящего спиной друга, облегчил боль в ноющей лодыжке. — Попробуйте, ваше высочество, встаньте. Нормально? Стоять можете? Окончательно спасть отек должен к вечеру. Растяжение не страшное, но может быть небольшая сонливость после процедуры. — Все хорошо, спасибо, Симон, — принцесса оперлась на предложенную руку, встала. — Вы прекрасный виталист. От окна раздалось тихое рычание, из-за которого у Симона буквально глаза полезли на лоб. Василина печально покачала головой, ободряюще улыбнулась магу-лекарю и выскользнула за дверь. — Что случилось, Мар? — Симон подошел к другу, заглянул ему в лицо и поразился, насколько болезненным тот выглядел. — Ты заболел? — Можно сказать и так, — усмехнулся барон, не улыбаясь. Как только девушка скрылась за дверью, ему сразу стало легче. И мозг начал работать. Через полчаса Мариан Байдек, уже приняв душ и побрившись, постучал в комнату принца-консорта. Только вставший Святослав Федорович принял гостя со сдержанным удивлением, которое в дальнейшем переросло в откровенное беспокойство. Барон Байдек кратко и честно рассказал о произошедшем, пояснил, что понятия не имел о том, что оборотничество в его случае возможно, и принес свои извинения. И добавил, что во избежание повторения этой ситуации он намерен уезжать по ночам за озеро, в старый домик лесничего, но днем просто обязан держаться возле поместья, потому что принцесс ищут. И рано или поздно, если не принять меры, кто-то из арендаторов или случайных посетителей имения Байдек все равно проболтается, что видел здесь девушек. И изменение внешности никого из ищущих не смутит. Святослав обещал обдумать информацию, и барон, поклонившись, вышел, решив вернуться к делам. Даже то, что ты ночь бегаешь медведем, не оправдание безделию. И Байдек, предусмотрительно взяв у сентиментально поглядывающей на него Тамары Дмитриевны корзину с едой и воду, ушел на сенокос. Там, под мерный свист косы и плеск озерной воды, он снова обрел потерянное хладнокровие и трезвость. А вечером уехал на другой берег озера, как и планировал. А вот принцесса Ангелина, поджидавшая отсутствовавшую ночью сестру, устроила ей форменный допрос. И Василина, которой по-женски нужно было хоть с кем-то поделиться, рассказала старшей сестре все. Но не сухо, как разговаривали мужчины, а с подробностями, деталями и эмоциями. И с предысторией, случившейся три года назад. Василинка все говорила и говорила, а наследница с изумлением поглядывала на нее, не узнавая в раскрасневшейся взволнованной девушке свою мягкую, деликатную сестричку, с молоком матери впитавшей умение владеть собой. Ани очень любила Василину и боялась за нее. И только поэтому после окончания рассказа позволила себе попросить сестру держаться подальше от барона, потому что стихийные оборотни, тем более новоявленные и не умеющие еще контролировать своего зверя, крайне опасны. За пару часов до обеда Василина, как и всегда, пришла помогать на кухню. Повариха была непривычно молчалива, но бросала на принцессу любопытствующие взгляды. И не выдержала, сразу взяв быка за рога: — Я гляжу, госпожа, вы взялись за дело и таки соблазнили нашего бирюка? Когда свадебка-то? — Да не было ничего, — пробормотала Василина, промывая фасоль. — Несчастный случай произошел, вот и все. — Да я понимаю, что не было, — хмыкнула повариха. — Если бы было, то вы, красавица, счас стоять не могли бы. Я и говорю, на руках тебя принес, все как в романах. Теперь тебе его надо зажать в уголке где-нить и поцеловать. И все, бери голыми руками! — Тамара Дмитриевна! — простонала Василина, не в силах сдержать нервный смех. — Ну вы скажете тоже! — А что? — повариха ловко подхватила кастрюлю с супом и переставила ее на другую конфорку, чтобы освободить место для сковороды. — Мужик счас тугой пошел, ему надо доступно все объяснять. А уж доступнее поцелуя, считай, ничего нет. Тут уж не отвертится. Обед и ужин прошли для Василины грустно. Младшие сестры смотрели на нее с благоговением и нездоровым любопытством, будто на героиню фильма. Ангелина и отец — с беспокойством и тревогой. А вот обладатель синих глаз, обычно сидевший напротив, никак не смотрел. Ни мрачно, ни с раздражением, ни с ледяным холодом. Потому что он просто отсутствовал. И это было обидно. Перед сном она долго стояла на веранде, вглядываясь в залитый голубоватым сиянием сад. Завтра луна уже должна пойти на убыль, а с ней и ее ежемесячные «лунные гости». Но смотрела она, конечно, не на луну. Она ждала, не мелькнет ли среди яблонь силуэт большого медведя. Принцесса, непонятно на что надеясь, собрала днем немного малины, и сейчас она сладко благоухала тут же на веранде, сложенная в маленькое лукошко. Но он не пришел, и Василина с тяжелым сердцем пошла спать.