Какое счастье, что я могу смотреть на тебя, сколько захочу, и не отводить взгляд. Какое счастье, что я могу трогать тебя так, как захочу, и видеть, как розовеет твоя кожа и туманится взгляд. Как описать, что я чувствую, когда ты так открыта для меня, любимая? Когда ты так близко, что меня трясет от твоего запаха? Скользящая вверх по телу брачная сорочка, прикрытые блестящие глаза, совершенная грудь в отблесках пламени. Теплые руки на мягком животе и влажный сосок, попробованный на вкус. Первый приглушенный стон. Первый вздох удовольствия. Пальцы, сжимающиеся на плечах. Мягкое тело на хрустящих простынях. Как я могу описать тебе, что ты делаешь со мной, просто касаясь меня? Твоя ласка такая робкая, что я периодически замираю, боясь тебя спугнуть. Твои губы такие сладкие, что я бы пробовал их вечно и не мог бы насытиться. Ловлю твое дыхание, чтобы познать, как ты откликаешься. Моя… Как я боюсь сделать тебе больно. Как я хочу тебя. Сердце мое, жизнь моя. Ты заставляешь мое тело гореть, ударяешь в голову как терпкое вино. Видят боги, я не могу больше ждать. Я слишком долго ждал и точно умру, если прямо сейчас не возьму тебя. Движение, вскрик, всхлип, стон, слезы в уголках глаз. Мощные руки, удерживающие на месте. Прерывистое дыхание. Нежные касания губ. Прости. Совсем моя… Скрип кровати, стук дождя, низкий рык мужчины, сладкий запах цветов, прикрытые затуманенные глаза, судорожные всхлипы-полустоны, треск поленьев в камине, ноготки, царапающие сильную спину, наслаждение на грани боли или боль на грани наслаждения. Как же я жил без тебя все эти годы, не имея надежды хоть когда-нибудь прикоснуться к тебе? Мыслей больше нет. Есть только бесконечное и безжалостное движение, хриплые крики, стреляющие безумным огнем по позвоночнику, нетерпеливые вздохи. Ставшие вдруг требовательными мягкие губы, солоноватый запах страсти, влажные тела, взгляд глаза в глаза, и все ускоряющийся мир, который неумолимо чернеет и вдруг взрывается, заставляя глухо рычать и содрогаться. Тишина, прерываемая громким дыханием двоих. Ночь, стыдливо заглядывающая в окно. Двое, принадлежащие друг другу. Отныне и навсегда. Моя? Моя? Твоя, Мариан. Твоя. Часть пятая Глава 1 Конец сентября, Великая Лесовина Марина Я кормила яблоком маленькую кобылку, которая аккуратно, но с громким хрустом кусала сочный плод, касаясь моих рук бархатистыми губами. Она жевала и закатывала глаза от удовольствия, а я обнимала ее, гладила по лбу с белой звездочкой и испытывала такое счастье, которое, наверное, можно ощущать только в детстве. Раздался свист кнута, и Люк погнал лошадку по кругу. Малышка в ужасе неслась прямо на горящее кольцо, а я кричала, потому что знала, что случится дальше. Лошадка прыгнула и вспыхнула огнем, а Люк, превращаясь в Смитсена, сказал многоголосым голосом «Вот так-то лучше!» и потянул ко мне удлиняющиеся руки. Я с трудом, как сквозь кисель, побежала от него, подбежала к умирающей кобылке. Лошадь хрипела, билась и смотрела на меня мамиными глазами. «Бей первой, дочка», — сказала она и… — Марина Станиславовна, ваша смена! Я с трудом отходила от кошмара, от этого отрывочного бреда, замешанного на подавляемых страхах. Что-то не везет мне со снами в последнее время. До этого не снилось почти ничего, ну не считать же снами однообразные пейзажи, будто смотришь из окна поезда на чужую жизнь в мелькающих деревнях и городах и на бесконечные поля с лесами. А тут как прорвало. Может, стресс от чрезвычайной ситуации так влияет? «Отсутствие мужика на тебя так влияет», — фыркнул внутренний голос, и я мысленно показала ему неприличный жест. — У меня уже есть мужчина, — сказала я себе в зеркало, активно работая зубной щеткой. «Баловство у тебя есть, а не мужчина». — Он мне нравится? — спросила я у себя и показала язык в пасте своему отражению. «Пока будешь соображать, найдет себе другую кралю. И останешься без потрясающего секса. Курица». — Потрясающего? Может, он в постели чурбан чурбаном. «Угумс, — хмыкнул голос внутри. — Именно поэтому ты ему чуть не отдалась вчера на холме». — Чуть не считается, — пропела я, умываясь холодной водой из рукомойника. «Целуется он так, что каждая клеточка твоего организма кричит “Возьми меня!”» — Ну ты и дура, Марина, — сказала я себе на прощание, вытираясь полотенцем. Настроение, несмотря на кошмар, было хорошее. А затем мне стало не до кошмаров и не до поцелуев. Началась смена. Люк Кембритч Люк Кембритч клеил усы и бороду. Дело это было серьезное, потому что его собственная иссиня-черная щетина отрастала уже через пару часов после бритья. И нужно было замаскироваться так, чтобы ее было не видно, но при этом не выглядеть неестественно. Прямо с утра Кембритчу принесли извещение от Алмаза Григорьевича Старова. Маг сообщал, что будет готов принять господина Инклера в 14 часов 15 минут, если тот займет у него не более 10 минут. Люк обрадовался и этому, потому что застать Старова дома было невозможно. Но, видимо, оставленное письмо заинтересовало старого мага, и он снизошел-таки до встречи. А после — к Байдеку. Хорошо, что грим не придется наносить дважды: клей противненько сушил кожу, и под «бородой» начинался зуд. С Мариной сегодня встретиться не получится, а жаль. Вчерашний вечер доставил ему удовольствие, пусть и странного рода, потому что не привык виконт Кембритч к такой длительной осаде. Хотя… тем слаще будет победа. И пусть она пока не в его постели, но крепость уже дрогнула, и это дело нескольких дней. И может, его отпустит наконец. Потому что собственное поведение сейчас далеко от рационального и взвешенного. Можно бесконечно отговариваться тем, что он не убежден ни сканированием, ни анализами, и поэтому следует за Мариной. Но это еще более нерационально. В мире не существует способа изменить ДНК и состав крови. Он это понимал. И значит, его импровизированные маленькие проверки — просто ширма для себя самого, оправдание абсолютно несвоевременного и ненужного сейчас влечения. А влечение, Люк точно знал, прекрасно лечится несколькими горячими любовными схватками на простынях. Затем женщиной насыщаешься, и становится неинтересно. Вот и теперь хотелось поскорее добиться своего, чтобы со спокойной совестью расстаться с неуступчивой медсестричкой и посвятить себя подготовке к унылому существованию в роли принца-консорта. Если поиски закончатся успехом, конечно. Есть какая-то высшая ирония в том, что каждый шаг к выполнению задания все крепче сжимал на его шее брачное ярмо. Алмаз Григорьевич долго не открывал, и Люк трезвонил в ворота, стараясь, чтобы это звучало деликатно. Получалось что-то на манер детской песенки. А то кто знает этого старого перечника, судя по тону его письма, он может из принципа не открыть, если вдруг гость покажется слишком настойчивым. Наконец, когда Люк уже начал рассуждать о том, насколько он готов повторить студенческие подвиги с перелезанием через забор и не подведет ли его нога в самый ответственный момент, калитка заскрежетала, и в проеме появился мрачный молодой человек в белом заляпанном чем-то неаппетитным халате. — Вы Инклер? К Деду? — спросил он тоскливо. — Совершенно верно. — Сочувствую. Спасибо за передышку, — буркнул парень, развернулся и пошел к миленькому двухэтажному дому, который мог бы принадлежать трепетной вдовушке, но уж никак не супермагу. Во всяком случае, его нежно-горчичный цвет, обилие цветов и кружевных занавесок на окнах навевали вполне веселенькие ассоциации. Алмаз Григорьевич сурово выговаривал двум стоявшим у двери, ведущей в подвал, заляпанным молодым людям, размахивая клюкой как оружием массового поражения. Поэтому Люк предпочел дождаться конца воспитательного процесса. Хотелось курить, но Инклер не курил, а Кембритч любил чистоту образа. Наконец последние гневные рулады затихли, и молодые люди гуськом (к ним присоединился и встречавший его парень) отправились обратно в подземелье. Точнее, в подвал, но вид у них был такой, будто они спускаются в камеру пыток. А старый маг, подойдя к Кембритчу, хмыкнул, дернул себя за бороду и жестом пригласил пройти в дом. Старов был гораздо ниже Люка, с окладистой седой бородой и седыми же волосами, простым щекастым лицом старичка из сказки. Но глаза его смотрели пронзительно, и двигался он так, будто клюка была нужна ему, только чтобы колотить по спинам провинившихся помощников. — Евгений Инклер? — сообщил Алмаз стенке, на которой было нарисовано нечто, напоминающее розовую собаку. Стенка раскрылась, оттуда вылетела бутылка виски и пара стаканов. Люк мысленно присвистнул, пока бутылка деликатно наполняла стаканы, смиренно замерев после на журнальном столике между ними. Маг, ничуть не стесняясь, отсалютовал прибалдевшему «писателю» и сделал глубокий глоток. — Стажеры, — пояснил он так и не попробовавшему алкоголь Люку, — ухитрились перекормить единственный мой экземпляр Тина Локунас. Ему под корни нужно подкладывать строго определенное количество корма, иначе мгновенно начинает расти и пытаться сожрать доброхотов. А эти придурки решили поэкспериментировать с составом. Пришлось выбирать между студиозусами и моим любимчиком, и выбор был, честно признаюсь, нелегок. — А что случилось? — спросил-таки Люк, пробуя великолепный виски. — Взорвал я его, что случилось. Теперь вот оттирают… ученички. — Старов снова хмыкнул. Поставил стакан. — Молодой человек, и зачем этот маскарад? — О чем вы? — «не понял» Люк. Возникло ощущение, будто его, как мальчишку, сейчас возьмут за ухо. — Вы что, не знали, к кому идете? — Алмаз Григорьевич протянул вперед руку, растопырил пальцы. — Та-а-ак, кто тут у нас? — маг отхлебнул виски. — Ага, близкое родство с Кембритчем. Отирался раньше при дворе, редкостный засранец. Сын? — Но как? — Люк любил удивляться, но сейчас стало не по себе. — Аура, молодой человек, это не внешность, ее не переделаешь. Да не сжимайте вы бокал, так считывать ауру могут только несколько человек в мире. Приятное побочное свойство универсала. Волей-неволей запоминаешь ауры людей. — У вас хорошая память, — пробормотал Люк, делая крупный глоток и думая о том, что еще этот могущественный старик успел «считать». — У меня хорошие стимулирующие мозг магпрепараты, — довольно хохотнул Алмаз Григорьевич. — Но я давно ограничиваю круг людей, с которыми общаюсь. Ну-с, рассказывайте, с чем пожаловали, молодой Кембритч? — Скажите, — лорда охватил азарт, в голове мгновенно мелькнула мысль, — а если, например, вы увидите кого-то из пропавших принцесс Рудлог, вы их узнаете? Даже если они сменили внешность? — Конечно, — отозвался маг, делая пасс рукой. Бутылка поднялась в воздух, наклонилась, забулькала жидкость, выливаясь в стакан. — Но зачем? Живут где-то девочки, да и пусть живут. И так настрадались, и я, старый дурак, не помог. — Так они живы? — Ну хоть что-то.