– Обещаю. Джек всматривается в глаза сына, сомневаясь в его искренности. – Обещаю, – уже спокойнее повторяет Мэтт. Джек со слабой улыбкой кивает. Он треплет Мэтта по голове и поднимается на ноги. – А чего это ты не спишь? – Тебя жду. – Ну вот он я. Теперь укладывайся спать. Джек дожидается, пока Мэтт отправится в свою комнату, идет на кухню, садится за старенький столик и наливает себе стакан виски. Глава 3 Одиннадцать лет назад Мэтт бежит домой, улыбаясь до ушей, несмотря на разбитое лицо. Наконец-то он решился и показал этому уроду Баркли, кто круче. Спустя годы издевательств и побоев он дал жирному придурку сдачи, и мало тому не показалось. Запыхавшись, он сворачивает к подъезду. Надо бы остановиться и отдышаться, но близится вечер, отец наверняка проснулся и скоро начнет пить. Мэтт должен поделиться с ним новостью до того. Ему хочется, чтобы отец порадовался. Чтобы его улыбка была искренней, а не пьяной. Он взлетает вверх по лестнице и распахивает дверь в квартиру. – Папа! Папа! В ответ тишина. Мэтт врывается в отцовскую спальню. Окна все еще занавешены. – Папа! – Хватит орать, – кряхтит Джек. – Не люблю, когда шумят по утрам. – Да уже три пополудни! – Три? Вот черт. Джек вскакивает с постели и едва не падает. Он хватается за голову и стоит, пошатываясь и собираясь с мыслями. Помотав головой, он тянется мускулистой рукой за одеждой и надевает грязные джинсы и футболку. На пороге Мэтт в нетерпении скачет с ноги на ногу. – Папа! Угадай, что случилось? – Мэтти, подожди минутку. Отец отдергивает шторы, впуская в комнату вечернее солнце. Яркий свет заставляет его прищуриться и отвернуться. – А в чертовом прогнозе обещали дождь. – Дождь был утром. Пап, ну угадай! – Мэтт, не дури. Что, новую книжку прочитал? Мэтт морщит лоб. – Папа, да нет же! Помнишь Баркли? Он мне врезал. Нахмурившись, отец подходит к Мэтту. – Но я его завалил! – быстро добавляет Мэтт. – Одним ударом! Он шлепнулся на задницу и таращился на меня, как дурак! Пап, я был так рад! Жаль, ты этого не видел. Мэтт всю дорогу представлял, что отец видит, как он одним ударом отправляет кого-нибудь в нокаут. Представлял, как отец будет гордиться тем, что сын так похож на него. Но отец ревет: – Мэтт, ты же мне обещал! Радость Мэтта мгновенно улетучивается. Отец нависает над ним, сжав кулаки. – Ты обещал! – орет он. Мэтт моргает и даже не сразу осознает, что оказался на полу, спиной к двери. Через мгновение левую сторону его лица пронзает боль. А еще через мгновение он понимает, что отец ударил его. Мэтт поднимает голову. Отец тяжело дышит и смотрит на него, одновременно и сердитый, и потрясенный. Мэтт ждет второго удара, но отец опускает руки. – Мэтти, ну зачем ты вынудил меня так поступить? – в голосе отца чувствуется искренняя скорбь. – Зачем нарушил уговор? Ты же обещал никогда не пускать в ход кулаки… Отец замолкает, понимая, как бессмысленно звучат его слова. Насупившись, он отворачивается и идет за ботинками. Мэтт поднимается и убегает – прочь из спальни, по лестнице, на улицу, до самой реки Гудзон. Лицо ломит от боли. Он идет вдоль волнореза, замечает на берегу старую перевернутую лодку и забирается на нее. Рядом за дохлую рыбу дерутся чайки. Мэтти, ну зачем ты вынудил меня так поступить? Зачем нарушил уговор? Это его вина. Мэтт провинился. Разозлил отца. Спровоцировал его. Не послушался. Нарушил уговор. Мэтт осторожно трогает щеку и чувствует, как та распухла. В это трудно поверить. Отец никогда не поднимал на него руку. Никогда. Мэтт вынудил его. Он виноват. Мальчик проводит несколько часов, наблюдая за тем, как солнце клонится к закату, и все это время напряженно думает. Размышляет. Беспокоится. Пытается понять. Наконец, он находит ответ. Отец прав: уговор дороже денег. Правила и законы нужны, чтобы их соблюдать, иначе весь мир превратится в бардак. Следуй правилам, и избежишь неприятностей. Теперь он будет во всем слушаться отца, помогать ему, делать, как велено. Так он никогда не обманет ничьих ожиданий. С этого момента он станет послушным сыном и не даст отцу повода для беспокойства. Если раньше в школе над ним лишь подтрунивали, то теперь он – главный объект насмешек. Он постоянно что-то зубрит, постоянно учится. Другие дети в восторге. Они подкалывают его, окликают, проезжая мимо окон его дома на велосипедах. – Сорвиголова! Эй, Сорвиголова, выходи играть! Мэтт не знает, слышит ли эти шуточки отец. Наверное, слышит, хоть ничего и не говорит по этому поводу. Уж свое-то собственное бойцовское прозвище Джек должен был узнать. Хуже тех дней, когда отец дерется на ринге в казино, не придумаешь. Там ему приходится наряжаться в красный хэллоуинский костюм с рогами и хвостом. По возвращении он всегда напивается, достает из кошелька старую фотографию и разглядывает ее, пока не уснет. Мэтт следит, чтобы в эти дни отец не забывал есть. Он готовит ему яичницу и тосты, чтобы было чем заедать виски, но это мало что меняет. Так или иначе, Мэтту всегда приходится тащить отца в спальню и выслушивать извинения вперемешку с похвалами. – Мэтти, ты хороший мальчик. Хороший. Главное, не становись таким, как твой отец, понял? Ничем хорошим это не кончится. Отец укладывается в постель и храпит, пока не придет пора снова идти на работу. Когда Мэтт устает, то идет в свое тайное убежище – место, где он может выпустить пар, злость, ярость. Спортзал. Там он представляет, что боксерские груши – это ребята из школы. Он может кричать на них, обзываться, колотить их, пока не посадит голос и не собьет костяшки пальцев. Иногда ему кажется, что за ним наблюдают. Сперва он думает, что отец узнал о его тайной привычке прокрадываться в зал после закрытия. Если так, то он крупно влип. Он зовет, но никто не откликается.