Оттавия сидела у окна и отстранённо смотрела на дымящиеся трубы фабрик и жилых домов. «Сколько копоти, скоро нечем будет дышать»,– пронеслось в её голове. А слёзы всё текли и текли из глаз. Шурша юбками о пол, кто-то вошёл. Отта нехотя оглянулась, но тут же вскочила и бросилась с плачем в объятия вошедшей. –Моя маленькая сестрёнка,– позвала отдалённо похожая на неё девушка. –Берта, дорогая,– горячо шептала и целовала щёки сестры Отта. –Я пришла поддержать тебя. –Ты с семьёй? –Нет, я не взяла с собой Элеонору, от неё всегда столько шума! Ты же знаешь эту проныру и болтушку. –Настоящая, неугомонная кровь итальянки,– слабо улыбнулась младшая сестра,– Её следовало назвать не Элеонора, а в честь Сицилийского вулкана – Этна. –Я пришла сказать тебе, что ЭТО событие не должно так сильно тяготить тебя, милая. Выходят замуж даже вдовы с огромным выводком детей. –Я не могу смотреть в глаза людям…Мне стыдно. –Но в чём, скажи, твоя вина? –В глупой беспечности. Я не выйду замуж. Что я скажу мужу? Почему не сохранила единственное сокровище, что даёт Бог каждой девушке? –Глупышка. Я тоже вышла замуж не девственницей. И нисколько себя за это не виню. –Это ты специально придумала сейчас, чтоб выставить изнасилование таким никчемным, пустяковым событием, как мелочь бытия. –Я не лгу! Помнишь сапожника Доменико? –Вот ты и попалась: во всём городе нет такого сапожника. –Вспомни, когда мы ещё жили в цветущих Сиракузах в доме над обрывом скалы… –Сиракузы… –Ну, Доменико, чья голова усыпана мелкими кудрями, и, проходя мимо, ты дразнила его: «руно-домино». –Так ты любила этого парня? –Да. Но отец ни за что не согласился бы на этот брак с человеком, коего он считал лентяем и неудачником. –А как же Энрико Фиоре? –Энрико побушевал, конечно, но успокоился. Ты же знаешь моего болвана: разве вернул бы он меня назад в дом отца вместе с приличным приданым? Он, правда, постоянно напоминает мне мой грешок и попрекает, но для меня это – пустое. Этот громила боится без спроса и волосок на моём плече тронуть. А зарабатываю я вышиванием порою больше его, так что он лишний раз рта боится раскрыть. –А вдруг он всё же бросит тебя? –Где ты видела итальянца, бросившего своих детей? Над Элеонорой он трясётся, как над хрустальным бокалом, наполненным до верху счастьем. Ты ела? –Мне не хочется. И я не хочу лишний раз попадаться на глаза папы, Чезорино, и тем более Зилы. –Я принесу еду к тебе в комнату. Сейчас быстренько чего-нибудь состряпаю на кухне. Берта чмокнула сестру и вышла. Оттавия села у камина, выложенного из обработанных бело-коричневых камней. Камин украшала медная решётка и иные детали из этого металла. Бесшабашная сестра развеяла часть грустных мыслей. Но в одиночестве вновь всплывали неприятные воспоминания. Дверь вновь распахнулась. В комнату вошёл отец и красивый господин в дорогой одежде и в белоснежном парике с хвостиком. Незнакомец галантно снял шляпу в помещении, протянул её Малевольти-старшему. Сэндлер увидел заплаканную девушку, сидящую у камина. Смуглая брюнетка с огромными глазами казалась выроненным на землю цветком из букета Бога; казалась одиноким, брошенным созданием; и если этот цветок не спасти, то безжалостные люди втопчут его в грязь. Норман, наверное, ещё долго смотрел бы на Оттавию, совершенно забыв о цели прихода, если б её отец не окликнул его: –Мистер Сэндлер, что Вы хотели спросить у моей дочери? –Я должен узнать все подробности дела,– отстранённым тоном проговорил адвокат. –Папа, нет!– девушка вскочила и хотела убежать из комнаты, но рука Сэндлера крепко впилась в её руку. –Господин адвокат, неужели Вы думаете, что молоденькая девушка способна обсуждать ТАКИЕ детали с посторонним человеком?– возмутился Малевольти-старший. Норман не отвечал, он взволнованно глядел в молящие о снисхождении огромные глаза. И ему вдруг захотелось поцеловать эти глаза, поцеловать эти вытачанные самой Совершенностью губы, захотелось утешить малышку и прижать к себе. Но он взял себя в руки: перед ним всего лишь красивая женщина, она небогата и…не девственна. –Мисс Малевольти, Вы ДОЛЖНЫ детально описать все случившиеся с Вами казусы,– протокольным тоном настаивал Сэндлер, его немного резкие черты лица напряглись. «Прочь! Прочь наваждение!»– гнал он трепетные чувства из сердца. –Я ничего не помню! Мистер Боу ударил меня по шее!– рыдала и кричала Отта. Из кухни прибежала Берта. –Неужели Вам мало свидетельств очевидцев? Зачем Вы мучаете нашу девочку?– запротестовала старшая сестра. Сильный акцент бил по ушам, Норман поморщился, но руку Оттавии выпустил. Та упала в объятия сестры, не переставая рыдать. –Дайте же девушке воды,– потребовал адвокат,– Я специально не вызвал пострадавшую в контору, а приехал лично, чтоб не напрягать девушку поездкой и официальной обстановкой. А вы кидаетесь на меня чуть ли не с кулаками. Отец семейства Марко Малевольти поспешил на кухню за водой. Сэндлер наблюдал за сёстрами. Бойкая, миловидная старшая держалась деловито. Младшая прелестница, как он понял, представляла собой тонкую, ранимую особу. –Мисс Оттавия Малевольти, что Вы делали четвёртого июня в такую рань на соседней улице?– начал допрос адвокат. Берта усадила сестру на стул. Всхлипывая, Отта поясняла: –Я работаю в попечительской организации, а так как молочницы доят коров очень рано, то я и доставляла молоко подопечным старушкам сразу после доения. –Люди говорят, что Вы выполняли любые поручения старушек без дополнительной оплаты. Это правда?– поинтересовался Норман. –Что значит: любые? – вспылила Берта. –Я хотел сказать: мисс Оттавия Малевольти занималась благотворительностью,– пояснил адвокат. Отец принёс воды в глиняной кружке. Отта нерешительно отпила из неё несколько глотков. Воззрившись на Сэндлера своими чистыми, лучистыми глазами, она с возмущением вопрошала у него, как будто он тоже в ответе за все беды бытия: –А почему старики должны быть брошенными? В городе тьма народу, но никто не поинтересуется: есть ли хлеб у их соседа, а может ли он самостоятельно выйти на улицу? Разве мы живём среди лесных животных, где должен выживать сильнейший? Но даже волк несёт добычу в стаю, кормит детей и старых родителей, а тех, кто это не сделает – стая разрывает на куски. Как может быть в цивилизованном обществе внутривидовое насилие? «Ничего себе рассуждения девочки-подростка,– изумился Норман,– Да она размышляет, как профессор философии. И акцента у неё нет, на лицо быстрая обучаемость…Оттавию нужно ввести в Высшее общество. Я хочу видеть её. Её красота достойна даже короны». Он критически заметил: –Кстати, о свидетелях. Их показания расходятся. Все называют разное время. –У бедняков нет карманных часов,– вывернулась Берта,– Эти показания лишь подтверждают их честность. –Каким образом?– усмехнулся адвокат. –Между ними нет сговора. –Жаль, что женщин не берут в полицию, я бы нашёл там местечко для Вас, мисс… –Миссис. Миссис Берта Фиоре. –Мисс Оттавия Малевольти, что Вы хотите от ответчика?– Сэндлер едва не закончил фразу словами: «Денег или его крови?», но благоразумно умолк. –За такое преступление у нас на Сицилии убивают,– глухо проговорил отец семейства. –Я не желаю видеть этого господина, пусть его увезут как можно дальше,– устало вымолвила Отта. «Ага, куда делось твоё милосердие к старикам?»– иронизировал в душе Норман.