–По-твоему, на любовь способны только глупые мальчишки и выжившие из ума старики? –Способен ли ты, Норман, любить без оглядки, забыв обо всём? –Да!– с жаром закричал мужчина,– Мне уже не важна карьера, не нужна жена Наяда, я хочу только тебя. –Мы будем жить здесь? –Так быстро дела не делаются. –Отговорки. Да и зачем мне Норман, если я люблю Орина? И Отта пошла к двери. Сэндлер поймал её за руку, взглянул в глаза. Там была усталость и ни капли сожаления оттого, что сейчас она покинет его. –Твоё тело было моим, оно даже отвечало мне взаимностью…но душа твоя осталась принадлежать Орину! Но, может, ты всё же забудешь этого пацана? Может, стоит повторить те мгновенья, когда мы таяли от счастья? –Зачем? Я отвлеклась от мыслей об Орине на несколько дней, но вот опять думаю только о нём. –Он сейчас с Лэсли. –Никакая Лэсли не удержит МОЕГО Орина возле себя. –Как я не усердствовал – результат довольно скромный. –Наверное, ты поспешил: я ещё не забыла Орина. Мы в ссоре с ним, но я знаю: мы будем вместе наперекор всему. –Ты говоришь это, чтобы позлить меня! –Нет!– и она прошла к выходу. –Оттавия! Я буду ждать тебя, только позови! А когда карета подъезжала к Милфорд-Хейвену, Оттавия попросила остановить у ближайшей церкви. Упав на колени перед распятием, Отта плакала и каялась: –Боже прости меня! Я уже не в праве называться твоим подобием… Как я могла отвечать на ласки Нормана? Боже милостивый, наставь меня, грешную, на путь правильный, истинный, божий… Орин Филдинг ушёл в плаванье. Росс для испытания послал его в Финляндию за пенькой и брёвнами. Он уплыл 30 декабря. Чезорино Малевольти отбыл в резиденцию графа Лисбурна того же числа. Августа проводила его. Итальянец долго целовал уста любимой женщины, оба плакали и говорили слова любви. А без пяти двенадцать ночи слуга в доме Драммондов упал в обморок при виде покойного хозяина Бернхарда с окровавленным лицом. Ухмыляясь, привидение перешагнуло через слабонервного мужчину и открыло дверь в комнату Августы. Та сидела за столом и перебирала гербарии. Многие цветы и растения были привезены свёкром Айвором из дальних стран и были диковинны для здешних обывателей. Женщина в крайнем испуге выронила гербарий с ярким цветком. Она сожалела: –Надо было воткнуть тебе в сердце осиновый кол и забить кирпич в рот, чтоб ты никого больше не тревожил. Как же я могла забыть… –Ты – глупая баба, Августа, это же была моя лаборатория! Разве я позволил бы вам отравить себя? Эта кровь на лице – маска для легковерных. А то снадобье, что я выпил, вызывает лишь глубокий сон, сродни летаргическому, с замедлением работы сердца и дыхательных процессов. Изверг приближался к беззащитной женщине, протягивая руки к её горлу, как вдруг в комнату вошёл Залман. Подросток в смятении замер, не веря глазам. –Папа? Бернхард, многозначительно растягивая слова, вопрошал сына: –Хочешь быть могучим и бессмертным? –Не верь ему! Он всего лишь человек, возомнивший себя вампиром! –Но он же…– Залман осёкся, увидев, как из-под полы плаща отец достал пистолет и направил дуло на мать. Злодей Бернхард сообщил: –Хотел по-тихому расправиться с женой, теперь же придётся стрелять по двум мишеням…Потом придёт черёд Билинды… Пока отец говорил, Драммонд-младший достал из кармана серебряный портсигар и запустил им в голову говорившему. Бернхард охнул и выронил пистолет от неожиданности. Сын бросился на изувера. Они повалились на пол, барахтаясь. Августа схватила со стола тяжёлую шкатулку, рассыпая содержимое с брошками и бусами, размахнулась. Удар пришёлся по плечу мужа. –Что у вас за грохот?– в дверях появился Айвор. Разглядев в борющихся внука и сына, бравый старик схватил раскалённую кочергу и направился к ним. Бернхард отшвырнул от себя пятнадцатилетнего Залмана и стал отползать к окну. –Папа, папа, ты же не причинишь мне вреда,– залепетал бывший эскулап. –Выродок и убийца должен быть меченым, чтоб ты боялся показаться днём честным людям на глаза. Драммонд-старший прижёг щёку сыну. Дом наполнил вопль. Бернхард вскочил. Старик охаживал его кочергой по плечам. Пальто на кровопийце загорелось, он бросился к окну и высадил окно, упав со второго этажа. Пылающим факелом Бернхард бежал от дома. -Августа?– удивился Норман, подняв голову от конторских бумаг. Он привстал от неожиданности из своего креста. –Здесь нас никто не услышит? –Нет. Присаживайся, пожалуйста. Проблемы? –Я побоялась доверить бумаге нашу тайну. –Что случилось? –Бернхард нас обманул! В бутылке было снотворное! А после он подкинул чужой труп. –И где ты его видела? Он угрожал тебе? –Он заявился в мою спальню! Теперь, надеюсь, он на небесах. Но для мертвеца он слишком быстро удирал. Мне надо было предупредить тебя об опасности, он собрался мстить всем, кто его разоблачил. Мне так страшно и тяжело… –Выпьешь? –Немножко. Адвокат разлил лимонный ликёр по бокалам. –А, может, Бернхард на самом деле вампир? И убить его может только осиновый кол?– устало спрашивала миссис Драммонд. –Глупости. Почему англичане склонны верить в привидения, в ведьм и вампиров? Я поговорю с полицейскими, навру, что вас пытались ограбить, пусть несут караульную службу у вашего дома. –Спасибо, Норман, ты – настоящий друг. Чезорино Малевольти предстал перед графом Лисбурном. Граф оказался таким, каким представлял его итальянец: пресытившийся излишним вниманием вельможей, надменным и уставшим. Лисбурну на вид не было ещё и тридцати. Хозяин особняка забросал скульптора вопросами. Остался довольным краткими, но точными ответами. Затем граф повёл Малевольти по дому, показывая, где какие отделки и переделки он хотел бы видеть. Особняк, конечно, уже не соответствовал тенденциям современной моды, и реставратор соглашался, что многое надо поменять. Между ценными поручениями, Лисбурн без умолку рассказывал о себе: –Я решил пожить пока в провинции. Устал от суеты Лондона. Здесь не надо бежать к знаменитому портному Уэстону. Здесь соседям плевать, что тебе совсем нет времени прочесть Расина, Корнеля, Бомарше, Мольера и Мильтона. Здесь не надо вставлять в разговор фразы модных философов Руссо, Вольтера и Даламбера. Кстати, здесь жизнь кипит ни чуть не медленнее. Весь Уэльс зияет дырами угольных шахт, но иначе нельзя – цивилизация зачахнет без топлива: люди замёрзнут, фабрики и заводы остановятся, и дикие звери придут в города. Конечно, я буду время от времени ездить в Лондон. Наш принц Уэльский теперь регент при короле, а он мой друг. Да и провинциальные театры разве сравнятся со столичными? Вот, кстати, сначала займётесь преображением домашнего театра. Сцена допотопна, отделки золотом совсем мало, ну, сами увидите. Чезорино кивал словоохотливому графу, иногда бормотал: «Как прикажете, милорд».