— Приветствую вас обоих, — говорит Доэрти. — Пойдемте ко мне. Ободряюще улыбнувшись, он идет в свой кабинет. Этот короткий путь кажется таким знакомым — все тот же сероватый свет из окна и все то же напряжение и беспокойство у меня внутри. Но при этом многое сейчас ощущается иначе: мы больше знаем друг о друге. Первое собеседование было похоже на прыжок в темноту с закрытыми глазами, а сейчас за нами тащится весь накопленный эмоциональный супружеский багаж. Даже если встреча пройдет хорошо, кто знает, как долго продлятся наши отношения? Хочу ли я продолжать быть замужем за человеком, который держит про запас какую-то Натали? Хочу ли оставаться в отношениях с кем-то, вступившим со мной в брак только ради работы и потому что я внешне похожа на некую Аманду? Жестом пригласив нас присаживаться на стулья, Доэрти закрывает дверь и обходит свой стол, на котором лежат три стопки бумаг и объемная папка; как я предполагаю, она имеет отношение к нам. — Давайте сразу по делу, — почесывая бровь, говорит Доэрти. — После первого собеседования я провел аудит всех документов, чтобы сделать отчет. Мы с Келвином киваем. — На первый взгляд, ваша история была довольно гладкой. Вы познакомились на станции метро, сходили на свидание, влюбились. Мы снова киваем. Понимая, что сейчас грянет гром, я почти не дышу. — Но потом мне кое-что попалось на глаза, — Доэрти берет документ из средней стопки и несколько секунд молча его читает. — Полицейский отчет, датированный пятым января. И тут упоминается Холлэнд. На вас напали на станции метро «50-я улица». И с ваших слов записали, что свидетелем нападения был некий музыкант, имя которого не было названо. Вот он, гром. Я тяжело сглатываю, прежде чем ответить: — Все верно. — А еще вы упоминали, что Келвин иногда выступал на станции. Разве не на этой же станции, где вы играли, и случилось нападение, Келвин? — Совершенно верно, сэр, — и прежде чем я успеваю встретиться с ним взглядом и хоть как-нибудь намекнуть, он добавляет: — С этого и начались наши отношения. Но потом резко подается назад и поворачивается ко мне. — Хотя нет, подождите. Я наблюдаю, как на него снисходит понимание происходящего. — Нет, — говорит Келвин. — Это же было совсем другим вечером, правильно? В кабинете наступает тишина. — Вы не помните, где присутствовали в момент, когда на вашу девушку напали? Ссутулившись, Келвин закрывает глаза. — Я был там. Доэрти медленно возвращает документ в стопку и, откинувшись на спинку стула, потирает глаза. Все молчат. Впрочем, говорить нам нечего. Мы понимаем, что попались. Доэрти мы наплели, будто познакомились за полгода до свадьбы. Если Келвин присутствовал на станции, когда на меня напали, его имя обязательно попало бы в полицейский рапорт — в качестве бойфренда жертвы. — Хорошо, значит, я был прав, и события действительно не совпадают, — опершись локтями на стол и поочередно глядя на нас, тихо говорит Доэрти. — Понимаете, я делаю только первичную проверку, но всегда есть и еще одна, когда документы перечитывают независимые инстанции. Иногда специалисты всего лишь бегло просматривают полученную информацию, но бывает, что и перепроверяют со всей тщательностью, — изучая нас взглядом, он откидывается на спинку. — В любом другом случае я написал бы отказ, не потрудившись приглашать вас сюда, но вы мне нравитесь, а Джефф мой хороший друг. История, к сожалению, шита белыми нитками, поскольку Келвин играл на этой станции, и на вас, Холлэнд, напали там же. Если Келвин был там, то почему не сообщил об этом и почему в полицейском отчете нет его имени? Я не испытываю удовольствия, когда мне пытаются выдать очевидно фиктивный брак за настоящий. — Это не так, — подавшись вперед, возражает Келвин. — Возможно, мы немного… изменили детали, но наш брак по любви. От наплыва эмоций мне тяжело дышать. Доэрти поворачивается ко мне, и я киваю. Вероятно, он принял мои выступившие на глазах слезы за горячее согласие с Келвином, а не за душевную боль, потому что теперь я не могу сказать, говорит ли Келвин правду или же он действительно талантливый лжец. — Лично я рад, — отвечает Доэрти. — Но в данном случае это несущественно, — он показывает на нашу папку. — Все здесь выглядит не очень хорошо. Келвин откидывается на спинку стула и закрывает лицо руками. — Но прежде чем вы начнете паниковать, — продолжает офицер, — хочу сказать, что у меня есть решение, — взяв с левой стороны стола какую-то папку, он протягивает ее Келвину. — С самого начала, когда ко мне обратился Джефф, я высказал свое неофициальное мнение, что вы вряд ли получите грин-карту через EB-1A [иммиграционная виза для людей с выдающимися способностями, обычно с ней прямая дорога к грин-карте — прим. перев.], как и визу O-1B [временная рабочая виза США для талантливых иностранцев — прим. перев.], поскольку продолжительное время незаконно проживали в стране. — Все верно, — замечаю я. — Джефф говорил, что на получение этих виз большая конкуренция, и Келвин их не получит, потому что нарушил закон. Доэрти кивает. — Но учитывая нынешнее положение дел — в частности, что Келвин, вероятно, на данный момент является одной из самых ярких звезд на Бродвее, — хочу сказать, что мы легко можем доказать его известность не только на национальном, но и на международном уровне, и подать заявку на визу для лиц с экстраординарными способностями. Келвин наклоняется вперед и с красными глазами впервые смотрит на предложенные документы. — То есть вместо грин-карты мы будем делать такую визу? Доэрти снова кивает. — Пока остаетесь в браке, вы все еще можете претендовать и на грин-карту, но хочу предупредить о возможных опасностях. А на O-1B можно собирать документы прямо сейчас. *** Кажется, солнце никак не может решить, что ему делать: когда все-таки выглядывает из-за облаков, светит тускло и неуверенно. Выйдя из здания, мы с Келвином кутаемся в верхнюю одежду. Мне хочется запрокинуть голову к холодному весеннему небу и расхохотаться. Все оказалось нежизнеспособным и неважным: свадьба, заучивание информации друг о друге, общие счета, оплата коммунальных услуг. Даже эмоциональные качели. Мы были такими наивными. — Вот что происходит, когда творческие люди становятся ответственными за юридические дела, — бормочу я. — Заполню формы позже и завтра же отправлю, — говорит Келвин и кивком показывает на прижатую к груди папку. — Слава богу, что все это не отразилось на нас. Такое ощущение, будто мы вышли из кинотеатра, думая, что были вместе, а на самом деле смотрели два разных фильма. — Вот это… что происходит между нами… — говорю я и показываю то на него, то на себя, — ты же понимаешь, да — теперь это стало совершенно неважным? Келвин резко отходит на шаг назад, словно я его ударила. — Вот что ты вынесла из этой встречи? — Что нам нет нужды быть женатыми? — невесело хохотнув, говорю я. — Да. Именно это и вынесла. Господи, во что все превратилось… Мне хочется вернуться на пару недель назад и найти способ заставить Келвина рассказать про Аманду и показать, что его объяснения звучат неубедительно и даже подозрительно. Очень хочется, чтобы это случилось до того, как я познакомлюсь с его семьей и пойму, что, оказывается, стану не только Холлэнд, но и Амандой или Натали, или еще кем-нибудь. Или что Келвину просто нужна теплая постель и какая-нибудь американка под боком. Но существует ли оно, это время пару недель назад? Я сомневаюсь, что Келвин мог бы рассказать мне про Аманду и про наше с ней чрезвычайно удобное сходство, не показав себя при этом мудаком. Особенно если потом прошептал бы, что любит только меня. Прищурившись, Келвин смотрит в сторону дороги. — Я после встречи понял кое-что другое. — И что же? — Что теперь мы просто можем быть вместе, — повернувшись ко мне, говорит он. — И наш брак может существовать без излишнего давления. Но я уже приняла собственное поражение. — Идея мне нравится, вот только пару часов назад я обнаружила себя удобным двойником. Даже без необходимости получать грин-карту нам нужно решить эту проблему. — Аманда к делу не относится! — расстроенно зарычав и запустив руку себе в волосы, говорит Келвин. — Она не имеет к нам ровно никакого отношения. Это был всего лишь способ уберечь моих родных от лишнего беспокойства! Его защитная реакция лишь разжигает мой гнев. — Тогда почему ты мне не сказал? — Потому что это прозвучало бы ужасно, — недоверчиво усмехнувшись, возражает Келвин. — Да это и есть ужасно! Он запрокидывает голову и расстроенно вздыхает, а на скулах играют желваки. — Знаешь, мне кажется, тебе стоит поумерить пыл и перестать на меня нападать. Твои родители даже о моем существовании не знают. — Ты прав, — киваю я. — Но тебе я на эту тему никогда не врала. И обо всем планировала им рассказать. Наши чувства возникли совершенно неожиданно, поэтому я подумала, что у меня полно времени, чтобы рассказать им, прежде чем привезу тебя знакомиться. Я просто еще не пришла в себя. — Как и я. — Да, только мне нужно рассказать, что я в кого-то влюбилась, и все. А у твоих родных есть фото женщины, которую они считают твоей женой — и которое ты сам им отправил, кстати. Нужно объяснить кучу всего, вплоть до того, почему между Амандой и мной есть некоторые различия. Например, они считают, что я немного похудела и что-то сделала в волосами. Кстати, ты поэтому всегда хотел, чтобы я собирала их в пучок? Келвин выглядит взбешенным.