— Давно? — вяло переспросил Егор. — Да сразу. Тётка моя подсказала. Не ходил Андрюшка. Неудивительно: на хрен это унижение терпеть? Чтобы что? В глаза посмотреть? Если бы Егор остался в Чесноковке, то, может, рано или поздно и попробовал бы размотать клубок и раздобыть данные. Хотя какие на него могут быть данные? И тем не менее… Кто знает, чем кончилось бы, останься он там. К счастью, мать с отцом лишили его вариантов: собрали чемоданы и вперёд. И делалось это вовсе не для того, чтобы он потом своими ножками в прошлое возвращался. «Или Дрон их потерял?.. Может, он могилу нашел?.. Блядь… Не помню…» — Помнишь деление на командиров, шестерок, чушек и опущенных? — внезапно оживился Анрюха. — «Пиздец у нас сленг в ходу был. Как у зэков…». — Так вот, если смотреть, как у наших сложилось, ну, у тех, про кого я что-то знаю, то самыми приспособленными к жизни оказались чушки. Командиры кончили плохо, свита их тоже на дне где-то, про опущенных ничего не знаю, разве что… про Пашку. Помнишь? — уточнил он чуть дрогнувшим голосом. По выражению лица Андрея стало кристально ясно: новости последуют плохие или очень плохие. Стало совсем тошно. Сколько же можно? Помнит. Пашка чуть ли не единственный в их кругу, к кому Егор относился с искренней симпатией и от кого не знал вообще никаких проблем. Ну и от Дрона ещё не знал. Они трое — он, Дрон и Пашка — держались друг друга интуитивно, по принципу рожи. Пашка чуть ли не единственный, с кем можно было открыто поговорить, не боясь, что после тебя сдадут с потрохами. Ну и с Дроном. Пашка. Забитый тихоня, униженный кодлой за молчаливый бунт против главаря. У Пашки Егор книжки стрелял, а где их брал сам Пашка, он без понятия. Существовали обоснованные причины подозревать, что Пашка откуда-то их таскал. Попросту говоря, воровал. Эти хрустящие странички с картинками до сих пор стоят перед глазами. Выцветшие. Как и всё его прошлое до этого момента. — Дрон… — простонал Егор. Воспоминания прорвались в голову через открытые шлюзы. Возведенная и сдерживающая их больше двадцати лет плотина пала смертью храбрых. — И цыганка наша тоже откинулась, — «Тоже… И Пашка, значит…» — Ну, свою смерть она сама себе нагадала, сама же и… — Андрей осекся и поменялся в лице. — Бля! Я забыл совсем! Сорян! Ну не сбылось же всё равно! — Еще не вечер, — возвестил Егор угрюмо. — Заканчивай. Давай о чем-нибудь еще с тобой поговорим, о чём угодно. А об этом хватит. Я два года в завязке, но чую, что такими темпами развяжусь. Уже начал. Андрей с сомнением покосился на Егора. Да, оба «чушки», они, тем не менее, отличались друг от друга уровнем принятия: в Андрюхе его было словно чуточку больше, и рассуждения о том времени давались ему легче. Андрюха в котёл попал гораздо позже, а выдернули его оттуда пораньше. Может, в этом всё дело? — Семья есть? — серьезно спросил он. Егор смерил Дрона тяжелым взглядом. Понятно, о чем собрат по несчастью спрашивал. Сдавалось ему, и об ответе должен бы догадываться. — Нет, — покачал он головой. Семья… Нечто призрачное, в его случае вряд ли достижимое. Не всё в этой жизни доступно каждому. Он и так смог урвать от неё гораздо больше, чем ему полагалось. Да, можно создать, почему нет? Можно. Бутафорию. Оно же должно в идеале обоюдным быть — чувство это, на основе которого рождаются семьи. А он любить так и не научился. Да и его… за что любить? Так и на хрен надо? Просто потому, что «уже пора»? Кто-то скажет: «Чувак, тебе тридцатка, очнись и, будь добр, делай то, чего мы все от тебя ждем. А ждем мы вот этого, этого и этого». Пф-ф-ф! Да, тебе тридцатка, и ты, временами всё еще ощущающий себя на десять, до сих пор задаешься вопросами: «Чего этот мир от меня хочет? Что я вам всем должен и почему?». Ты научился ставить себе цели и идти к ним, умеешь достигать, тебя не пугают вызовы, но иногда маленький потерянный ребенок в тебе впадает в панику: «Где я? Кто я? Зачем я здесь?». Те, кто считают, что к тридцати люди должны постигнуть суть вещей и дзен: идите на хуй. — Хотел бы? — чуть прищурившись, уточнил Дрон тихо. Обращенный на Егора пронзительный взгляд намекал на то, что от него ждут искренности. Потому что «уже пора» Егор не хочет, а вообще… Вообще… Что-то из разряда недостижимого, но… — Да. — Совсем никого нет? — в глазах Андрюхи плескалось понимание. Что же еще могло в них плескаться? Одного поля ягода, как-никак. Но, несмотря на понимание, свой допрос с пристрастием приятель решил довести до конца. Андрею надо было не в айтишники подаваться, а в социологи. Провел бы масштабное исследование об адаптации к другой среде обитания, расспросил людей, составил бы классические портреты взрослых представителей их стаи. На этих портретах обнаружилось бы много, много общего, а разница проявилась бы бликами и нюансами. Выворачивать себя наизнанку — трудно. Предъявлять на всеобщее обозрение голое нутро, потому что кому-то захотелось в тебе покопаться? Этот фокус Егору никогда не удавался. — Уже нет. То есть… Кто-то есть, но не в том смысле. — Не понял. А в каком? — искренне удивился Андрей. Блядь. А в каком? Где-то он этот вопрос уже слышал. Кажется, в своей залитой шестидесятиградусным виски башке. Ответа на него не нашел и задвинул подальше. Уймется Андрюха когда-нибудь? Надо снова переводить тему, иначе всё это рискует плохо кончиться. — Сложно объяснить, Дрон. У меня отношения с людьми не складываются, я их рушил, рушу и рушить буду, — честно ответил Егор. — Так что на фиг. Ну а ты? — А что я? Та же херня абсолютно. Юлька мне вообще-то нравится. Только я не знаю, как ей рассказать, — признался Андрюха. Снова не удивил. — Если бы ты тогда меня не одёрнул, ляпнул бы на радостях, и хер пойми, что бы она мне на всё это сказала… Ты не думай! Вообще я об этом не распространяюсь. Так что правильно ты рот мне заткнул. Я ей потом сказал, что мы с тобой в одну школу ходили. — Даже не соврал, — усмехнулся Егор, ощущая облегчение — не сдал Андрей. Понимая, что всё-таки страхи у них одинаковые. — Не знаю, советы тебе вряд ли нужны, здесь каждый принимает решение сам. А я… Мне, Дрон, на хуй не сдались все эти сочувствующие взгляды, жалость и клеймо на лбу. Для них мы с тобой всегда будем прокаженными. Это я всё к тому, что за себя решай сам, а меня не приплетай. У нас с Новицкой общий круг общения, как ты мог заметить. Версия про школу вполне канает. Андрей понимающе кивнул, никаких намёков на возможную обиду в его взгляде обнаружить не удалось. — По рукам, — легко согласился приятель. — То есть ты её давно знаешь? Что скажешь? — Плохого — ничего, — пожал Егор плечами. — Обычная семья. Долго и упорно ищет своё. Язык острый, ну, ты и сам наверняка уже заметил. Легка на подъем. Любит тусить. Умеет дружить. Цену себе знает, на шею не вешается. С детства пользуется популярностью во дворе. Агитаторша еще та. Те, кто позволяют вить из себя веревки, очень быстро ей надоедают. Сохраняй бдительность — она умнее, чем прикидывается. Вряд ли её легко удивить. Дальше сам. — Хера себе у тебя досье! — присвистнул Андрюха. В глазах его плескалось неприкрытое уважение. Егор ухмыльнулся. Досье у него на каждого в их дворе. Это привычка. Ты должен точно знать, кто тебя окружает, чего от них ожидать можно, а чего — нет. Если бы его попросили дать характеристику на Ульяну, он бы минут десять вещал без перерыва. И то не факт, что уложился бы. Пора закругляться: хватит с него на сегодня впечатлений. — Можно подумать, сам не такой, — доставая пачку, фыркнул Егор. — Пойдем покурим. И я, наверное, поехал. Мне сегодня еще нагреватель для соседей искать. Там без ста грамм не разберешься. Лес дремучий. *** Голые коленки давно окоченели. А чего ещё ждать от августовского вечера? Ульяна наивно полагала, что выскакивает к Ане на десять минут, а в результате проторчала на лавочке у подъезда еще часа два, непонятно чего или кого ожидая. Понятно кого. Домой не хотелось, внутри чёрт знает что творилось. Разросшаяся после разговора с Аней пустота схватилась с пожаром, что разгорался в груди от туго доходящего осознания собственного веса в его жизни. Не борьба, а странная пляска пожара в абсолютной, немой пустоте. Дикий танец, в котором пожар поглощал пустоту, а пустота — пожар. Все эти часы они чередовались. — Алло. Пап? Пап, это я… — голос предательски дрожал, с потрохами выдавая её человеку, оставившему их с мамой четырнадцать лет назад. Человеку, которого она когда-то пообещала себе не вспоминать. — …Да, всё в порядке. Просто холодно. …Нет, ничего не случилось. …Пап? Давай встретимся? Комментарий к XX. Они Обложка к главе и ваши комментарии: https://t.me/drugogomira_public/175 Музыка главы: Ветер перемен — Чичерина https://music.youtube.com/watch?v=oACloxSeNr0&feature=share Молчи и обнимай меня крепче — Шура Кузнецова https://music.youtube.com/watch?v=PsxaNiBbtl0&feature=share В Новый год в ТГ-канале я выложила маленькую тематическую зарисовку с ребятами. You Are Welcome https://t.me/drugogomira_public/167 Визуал: “Пф-ф-ф! Нет ничего проще, малая”. Пара слов о ревности от автора https://t.me/drugogomira_public/179 “Мне вон та лавочка нравится”. Немного о лавочках в “Соседях” https://t.me/drugogomira_public/181 “Бездыханное тело, переломанный хребет” https://t.me/drugogomira_public/183 “Когда тепло и одеяло мягкое, словно чьи-то добрые нежные руки. Как это?” https://t.me/drugogomira_public/184 “Волчонок” https://t.me/drugogomira_public/185 “Каждого из них приводили в круг”. Егор, Андрей, Пашка, Влада: https://t.me/drugogomira_public/186 “Полный набор” https://t.me/drugogomira_public/189 ====== XXI. Мысли и слова ====== «Твои мысли пахнут совсем не так, как слова. И это слышно». (Мариам Петросян, «Дом, в котором») «Твои мысли пахнут совсем не так, как слова. И это слышно». Пахнут не как слова, и это слышно. Слышно. Слышно, как пахнут мысли. Слышен запах… Цитата не давала Уле покоя. Вычитанная в невероятной истории о загадочном сером доме и его обителях, она всплыла в памяти вдруг, проявилась, казалось, из ниоткуда. Однако последнее время внутри окрепло подозрение, что вряд ли что-то в этой жизни бывает просто так, вдруг или из ниоткуда. Вот и фраза о мыслях, запах которых при желании можно учуять, вспыхнув в голове сигнальным огнём, вдруг надёжно осела в сердце и теперь вызывала в Ульяне неясную тревогу. После разговора с Аней прошло уже четыре дня, а Уле никак не удавалось полностью переварить её исповедь. За эти четыре дня с Егором они виделись дважды: после занятий в школе в пятницу и у неё дома в субботу. Если бы она была, например, каким-нибудь Стрижовым, то ничто в поведении соседа, в их пустой болтовне не привело бы её к заключению, что в жизни этого человека что-то не так. Но за это лето Уля уже успела увидеть и услышать достаточно, чтобы понять: на публику Егор отлично исполнит любую роль. Пусть не прикидывается: мастер маскировки он, конечно, первоклассный, но поздно. Больше с ней этот номер не пройдет. «Твои мысли пахнут совсем не так, как слова. И это слышно». Ульяна хотела бы сказать это ему прямо в глаза. Но не может. Потому что страшно спугнуть, страшно потерять возвращенное расположение, что бы там Аня ни говорила ей о её значимости. Особенно поэтому. Уля знает, что утверждение о несоответствии запаха мыслей и слов справедливо и по отношению к ней самой: Юлька, Вадим и Аня обо всем догадались, несмотря на её уверенность, что она ничем себя не выдает. Оно применимо к человеческому существу в целом. Что вынуждает людей прятать всё в себе? Почему они такие скрытные? Потому что не доверяют? Считают, что другой не сможет понять ворох их чувств и мотивов? Боятся показать, что могут быть слабыми? Что потерялись? Страшатся отверженности? Осуждения? Почему он её тогда оттолкнул? Кажется, ответ на этот вопрос она не получит никогда. В узком кругу её знакомых есть еще один человек, которого можно спросить, почему он такой. Ярчайший образчик замкнутости. Тайна за семью печатями. Больше недели прошло с его последнего «привета», в котором прозвучали сдержанные извинения за резкий тон последних сообщений. Восьмого августа вечером то было — они с Егором как раз домой вернулись после несостоявшегося общения с полицией. Она тогда ответила: «Всё ок, всё по делу. Не парься». И с тех пор опять ни слуху от него, ни духу. Ощущение, что их общение вот-вот сойдет на нет, становилось явственнее с каждым днём. Он крайне редко писал сам, количество таких случаев можно пересчитать по пальцам одной руки. Ну, что это означает? Как бы неприятно ни было признавать, означает одно: в его жизни она по-прежнему не играет роли. Есть и есть. Нет — не потеря. Думать об этом оказалось горько, но… Нужно смотреть правде в глаза: ты в принципе не пуп земли. Осознание и принятие данного факта сильно облегчает существование. В конце концов, в её собственной жизни реальную значимость имеют всего несколько людей. 09:13 Кому: Том: Привет. Как дела? У меня к тебе вопрос, можно? Отложила телефон с мыслью, что ответа ждать час-полтора, а значит, можно попробовать сосредоточиться на опостылевшей работе. И, кстати, решить, наконец, вопрос с отпуском. На календаре середина августа, к бабушке хотелось бы поехать в начале сентября, а значит, осталось каких-то три недели. Билет Ульяна уже присмотрела: туда седьмого сентября, обратно — двадцатого. Решила: если в офисе дадут добро, напишет заявление на отпуск, откажут — на увольнение. И в тот же день купит. Маме сообщит по факту. Юлька и Егор о Камчатке уже в курсе. Ну и всё. Как два пальца об… В щель закрывающейся двери. От понимания, что речь идёт о двух неделях без него, сердце начинало трепыхаться в предсмертных муках. Сердце изнывало наперёд. Мозг на работе фокусироваться не хотел. Теперь мысли переключились на отца, с которым они договорились встретиться сегодня в четыре. Он сам предложил и время, и место, а она не стала возражать, подумав, что работу всегда можно перенести на вечер. Папу Уля не видела уже очень давно. Лет восемь точно. Сначала он еще пытался как-то поддерживать с ней контакт, но к общению существовало определенное препятствие — сама Уля к этим контактам отнюдь не стремилась, расценивая его поступок как предательство. Брошенные, они не собирались делать вид, что всё в порядке. То есть алименты до Улиного совершеннолетия мама от него принимала, а на порог лишний раз не пускала. По телефону разговаривала неохотно, дома старались о нём не вспоминать, а если и вспоминали, то… Ну не о покойном же? Если вспоминали, то мама не упускала возможности впрыснуть новую дозу яда, а Уля не пыталась возражать даже внутренне. Столько слёз пролито после его ухода! Тазы, вёдра! И без того редкие встречи со временем сошли на нет — Ульяна осознанно вычёркивала папу из жизни, потому что он вычеркнул их. Потому что от неё отказался. Потому что их свидания и мысли о его «кризисе» продолжали приносить с собой невыносимую боль и ничего кроме. Потому что они как-нибудь сами… Ей не нужны были эти жалкие подачки, обойдется без отцовской любви. И тем не менее его номер зачем-то сохранился в телефонной книге. Почему вдруг спустя столько лет вспомнилось об отце? У него там наверняка всё в ажуре: молодая жена, детки подрастают, двое, может, уже и трое. Почему? Всё Егор. Его слова о том, что семью надо беречь, пока она у тебя есть, не идут из головы с той самой минуты, как слетели с губ. Его взгляд каждый день стоит перед глазами. Той ночью, после прогулки к «Академической», она впервые за долгие-долгие годы подумала, что надо бы позвонить папе, и с тех пор редкий вечер проходил без возвращения к этой мысли. А еще… Еще тот парень на мосту… Она помнит каждое сказанное им слово, его лицо, его горе. Помнит, о чем говорил с ним Егор. Было же… Когда-то в их с отцом отношениях было много любви, тепла, заботы и смеха. В основном по выходным, в основном, когда он работал в Москве, а не на бескрайних просторах необъятной родины, и всё-таки. И пусть теперь формально он не семья, но десять лет из минувших двадцати четырех этот человек являлся неотъемлемой частью её маленького мира. Немножко нервно. Да что там, очень! Отец сильно взволновался, услышав её голос, а уж когда понял, что она хочет встретиться, вообще растревожился не на шутку. Треснувшим вдруг голосом сообщил, что уже в понедельник возвращается из длительной командировки в Хабаровск. А робко озвученную мысль отложить свидание отверг наотрез, пообещав приехать в кафе прямо из аэропорта, не заходя домой. Кафе выбрал местное, чтобы Ульяне посреди рабочего дня не пришлось тратить время на дорогу. Сколько времени на мотание по городу придется потратить ему самому, она не имела ни малейшего представления. Как и не представляла, о чем они будут говорить спустя столько лет. Наверное, начнётся все с классического: «Привет, как дела?», а дальше — ступор. Как это часто и бывает, когда люди не видели друг друга сто лет. Но ей хочется на него посмотреть. Без укора и звучащих в голове обвинений. Они исчезли вдруг и внутри стало так тихо. Наверное, он сильно постарел. Наверное, поправился, поседел. А может, всё такой же статный и подтянутый. В детстве Уля гордилась своим отцом, мечтала походить на него. Он рассказывал так много интересного о большом-большом мире, раскинувшемся за пределами их дома и дворовой площадки. Он всегда занимал её сторону, у него она искала понимания, успокоения и совета. Он был ей примером для подражания. Пока не ушел. Как пройдет сегодня? Неизвестно. Но когда она рассказала Егору о скорой встрече с отцом, он вполне добродушно усмехнулся, отметил, что дело хорошее, и попросил передать «дядь Вове» привет. 10:35 От кого: Том: Привет. Дела все интереснее и интереснее. Давай свой вопрос. 10:37 Кому: Том: Как так получилось, что я до сих пор не знаю твоего настоящего имени, а ты моего? Тебе всё равно, с кем ты общаешься? А вдруг мне восемьдесят? А вдруг я какой-нибудь сантехник и зовут меня Слава? Мы даже фотками за это время не обменялись. Почему ты такой скрытный, Том? Вопросов получилось больше одного, извини) Оправила и откинулась на спинку стула. Удивительно: два месяца назад она боялась показаться навязчивой, боялась выглядеть человеком, сующим нос не в свои дела. Боялась, что её неуемное любопытство положит их общению конец. Нервничала, когда он долго не отвечал, переживала, что могла обидеть. А сейчас… осмелела. И с чем это связано — непонятно. Может, с постепенно пришедшим пониманием, что раз уж он до сих пор не послал её в дальние дали, то уже и не пошлет. Может, ушел страх разочаровать. А может, на фоне её новой реальности остальное стало казаться несущественным. Мишурой. 10:45 От кого: Том: =) Давай по порядку. 1. Обезличенное общение мне нравится — оно в каком-то смысле более честное. Если уж интерес возник, то можно быть уверенным, что он искренний. Собеседник не ведется на внешние атрибуты. 2. Сколько мы с тобой общаемся? Полгода есть? К никам уже привычно. Давай так: как увидимся в реале, так и представимся друг другу, ознаменуем новый этап =) Ты можешь оказаться сантехником Славой (занятная, кстати, книга), я могу оказаться школьницей в пубертате. Предлагаю сохранить интригу до встречи, раз уж так вышло. «По первому пункту… логично… Интриган! Не колется!» 10:47 Кому: Том: Откуда? «Твои мысли пахнут совсем не так, как слова. И это слышно».