— Я лишь посредница. Договор, по сути, заключен с богиней Лойт, а боги не спят. — Ясно. Лучше бы ты прямо сказала: не лезь не в свое дело. А то все на эту дряхлую стерву сваливаешь. — Вот и Сатарф ее ненавидит, — пожаловалась я, подняв глаза. Интересно, что скажет папуля, когда я стану Верховной жрицей? Встретилась с его встревоженным взглядом. И опять показалось, что он читает мысли. Надо срочно менять тему, подальше от Лойт. — А ты покажешь мне свое истинное лицо? Он отрицательно качнул головой. — Пожалуй, не сейчас. На тебе чужой и мощный артефакт, Лика. Через него могут смотреть глаза моих врагов. Точнее, врагини. — Какой еще артефакт? Если он почуял печать… нет, Дьяр снял ее полностью. Ох, у меня же еще селенис есть, любимый камень изгнанной белыми магами богини Лойт! Неужели Алиан видит спрятанное под пологом невидимости украшение? — У тебя на шее, — подтвердил он мои подозрения. — Я закрою его, богиня не увидит, — и положила на камень обе ладошки. Архимаг чуть поморщился, опустил веки и ничего не ответил. Но, когда он поднял взгляд, в комнате как будто стало еще светлее. На меня смотрели удивительные глаза. Не бледно-голубые, а зеленые, почти мои. Но и другие, совсем. Яркие, лучистые, как изумрудные звезды. Убийственно ледяные звезды. Алиан резко помолодел. Кожа разгладилась и посветлела. Волосы приобрели золотистый блеск, а прямые брови, наоборот, потемнели и хищно изломились, складки у губ стали жесткими. Больше ничего в нем не изменилось, но мне было явлено другое существо. Если бы в нашем мире существовал бог войны, он выглядел бы именно так. Я почувствовала, как сердце ухнуло в пятки. Даже Сатарф не наводил на меня такого страха. И Дьяр на троне. От белого архимага веяло чудовищной, жестокой и равнодушной мощью. И только такая мощь могла одолеть смертельную магию гиньи и остановить превращение Эльды в тварь. — Ничего себе! — прошептала я. Глаза, осветившие истинный облик Алиана, померкли, и его лицо стало прежним. Красивым, благородным, но куда более скучным. — Никому не рассказывай, хорошо? — попросил архимаг, довольный произведенным эффектом. От окна послышался судорожный выдох. Я резко развернулась. Там, распустив блистающие крылья, стоял Ирек. Растрепанный, помятый и почему-то на одном колене, как рыцарь на присяге. Он уцепился когтями за край подоконника, таращась на лицо Алиана. — Это и к тебе относится, демон, — отец и бровью не повел, но в голосе прогремела сталь. — Кому скажешь об увиденном… Ирек промычал что-то невразумительное. Все-таки в том, что я — жрица, есть и плюсы: на тебя никогда не наорут. Намычать могут. Нарычать. Настонать. Но возразить, да еще и обругать — никогда. Однако заклинание немоты надо все же снять с бастарда, а то прибить он может и молча. — Не слышу тебя, гость, — Алиан недоуменно поднял бровь. — П-понял, — выдавил Ирек, старавшийся на меня не смотреть. И, осознав, что дар речи к нему вернулся, облегченно вздохнул: — Не скажу. Да и не видел я пока ничего особенного. — Знакомься, папа, это мой друг Ирек, — поторопилась я представить их. — Ирек, это архимаг Алиан, мой отец. — Он — твой отец? Он? Ректор Академии Света?! — вскричал бастард. — Хургова бездна! — Не смей ругаться! — зашипела я. — А то онемеешь навсегда! Алиан вскинул руку то ли в угрожающем, то ли приглашающем жесте. — Входи, юноша, раз уж пришел. Присаживайся к столу, поговорим. Ирек не стал стесняться. Спрыгнул на пол, уселся за стол, украдкой показав мне кулак, и нахально притянул к себе графин со стаканом. — Вы позволите? — покосился он на архимага. — Пить очень хочется. Алиан позволил. Мы понаблюдали, как жадно демон выхлестал три стакана подряд. А потом архимаг поинтересовался: — И зачем же внебрачный сын Сатарфа гнался за моей дочерью? Грохнув опустошенным стаканом о столешницу, парень вызверился на меня: — Отшлепать! Жаль, не догнал. Это ты ему разболтала, кто я? — Ничего я не говорила! — Тихо! — Архимаг поднял ладонь, и воцарилась тишина. Мы с Иреком злобно разевали рты друг на друга, пока не осознали, что ни звука из них не вырывается. Ничего себе! И без всяких колдовских поцелуев. Мне бы так. Убедившись, что спокойствие в аудитории восстановлено, ректор Академии Света изволил просветить неразумных: — Успокоились оба? — Мы дружно покивали, архимаг опустил ладонь. — О том, что из себя представляет каждый из тех, кто окружает в Академии Тьмы мою единственную дочь, мне известно от наших соглядатаев. Это во-первых. Во-вторых, мне известно многое из того, о чем и соглядатаи не догадываются. Например, факт рождения странного мальчика по ту сторону моря и факт появления через какое-то время в Кардерге не менее странного демоненка, к которому тогда еще молодой и неженатый владыка Сатарф проявлял весьма и весьма пристальный интерес. Я слежу за тобой с твоего рождения, Ирек Гил. И неслучайно позволил тебе войти в мой дом. — Благодарю за честь! — фыркнул бастард, все еще злой, но уже не на меня, а на то, как светлый маг легко и непринужденно заткнул темного. — И за что же я удостоен? — Пока ни за что. Вопрос нужно ставить иначе: для чего я позволил тебе попасть сюда и почему терплю наглость юного нахала? Так вот, я поговорил с драконом смерти и узнал кое-что о твоих планах. — Алиан покосился на мое возмущенное лицо — мне-то дракоша не раскололся! — и тепло улыбнулся. — Не сердись, дочка. Я хотел знать, почему Шурш на тебя обиделся, а ему хотелось кому-то пожаловаться на хозяйку. К тому же твой дракон слишком любит мед из нектара редких цветов, растущих только в наших высокогорных лугах. Он бы мне и душу бессмертную продал за баночку эдельвейо. — Ябеда и взяточник! — пробурчала я. Алиан хмыкнул и снова взялся за бастарда: — Так вот, Ирек Гил. Считай, что ты пришел сюда выслушать мое предупреждение. Если ты попытаешься осуществить задуманное, будешь иметь дело не с той разрозненной и ослабленной Белой империей, какую вы знаете сейчас, не с престарелым императором и даже не с ковеном белых магов. Ты сразу, не успев занять Темный Трон, получишь вызов от меня лично. Ирек недоуменно поморгал и, осознав, что говорят все-таки о нем, возмутился: — Да я и не собирался занимать Трон! С чего вы так решили? Я всего лишь хотел иметь нормальные крылья и не париться с иллюзиями. Достали они меня уже! Да и вы все достали! Даже бабка Кикерис туда же: подозревать меня в заговорах против младшего братишки. Он — законный наследник, а я — бастард, и не рыпался никогда. Меня вполне устраивает моя роль в тени. Пусть у него голова болит о политике, интригах высших магов и преступлениях низших. Но я хочу летать, не трясясь, что кто-нибудь увидит мое уродство, поймите вы все! — Или чтобы твоя мать не поняла, что ее сын не погиб в море, и не потребовала твоего возвращения? — Не ваше дело, архимаг Алиан, — надменно вскинулась темноволосая голова. — Никакая сила не дает вам права соваться в мои дела и договоры с кем бы то ни было. — Право не дают, его берут, — заледенели папины глаза. — И я не привык напрасно сотрясать воздух, Ирек Гил. Да и госпожа Кикерис — существо не от мира сего, но для мира нашего — не страдает привычкой болтать попусту. Она не стала бы зря беспокоиться о возможных переменах, если бы они не угрожали основам. Стоит тебе обменять одну мечту на воплощение другой, и ты забудешь о том, что тебя когда-то устраивала твоя второстепенная роль. Забудешь о любви. К брату, отцу, девушке… Жизнь есть любовь, а ты станешь мертвым. На Темный Трон сядет мертвец. — Так вы почитатель богини Лойт? — хохотнул упрямец, но его лицо побледнело. — Лойт и любовь — слишком разные сущности, чтобы проводить такие аналогии. Я предупредил, юноша. — Алиан для пущего эффекта пристукнул ладонью по столу. — Ты о своей матери подумал? Ирек снова взвился: — Ты ее не тронешь, маг! — Разумеется, нет. Зачем? Просто сообщу ей о том, что ты жив. — Сообщай, — парень дернул плечом. — Это ничего не изменит. Ей нет до меня никакого дела, и в Тархареш за мной она тем более не потащится. Да и кто ее пустит? Мне надоело крутить головой, переводя взгляд с одного на другого. Я облокотилась о столешницу и опустила многострадальную, уже опухшую от обилия новых проблем голову в сцепленные ладони. — Ирек, а кто твоя мама? Бастард покраснел, отвел взгляд. Буркнул: — Неважно. — Неужели не догадалась? — удивился отец. — Крылья у него, как у солнечной девы. Цвет и сила, а не форма. Уникальный мальчик. — Я не мальчик! — огрызнулся Ирек. — Но ведь у солнечных дев, как и у лунных, не рождается крылатых мужчин! — растерялась я. — Ты уверена? — Алиан иронично ухмыльнулся, напомнив мне почему-то Сатарфа. — Может, маленьким сельо просто неизвестно, что в вашем сугубо женском царстве случается с крылатыми мальчиками? Ведь такие рождаются только от высших магов, светлых или темных. Тот, кто наделен крыльями, наделен и магией, а конкуренция лунным девам не нужна. К тому же роды у сельо всегда принимают жрицы Лойт. Трудно ли избавить младенца от крыльев или даже придушить ненароком? Чтобы в Серых пределах не было угрозы власти женщин во веки веков. У солнечных то же самое. — Неправда! — возмутилась я. Не понимаю, чего добивается отец такой наглой ложью? Зачем он пытается то Ирека выбить из равновесия, то меня зацепить? Какую интригу опять плетет? И я тут же заставила себя успокоиться. — Во-первых, жизнь для жрицы Лойт свята. Тем более жизнь ребенка. Во-вторых, можно сохранить один случай в тайне, но если крылатые мальчики-сельо рождались регулярно, скрыть такое невозможно! Со светлого как с гуся вода. Безмятежно улыбнулся, сощурив фальшивые бледно-голубые глаза: — У меня есть доказательства, и ты их потом увидишь. Да и само существование нашего гостя говорит о том, что небывалое бывает. — На этих словах Ирек дернулся, но промолчал, и довольный архимаг сдал мне его с потрохами: — Лика, твой друг — сын младшей дочери владычицы Золотого берега. Гейдара всегда была легкомысленнейшей и любопытнейшей из них. Уж не знаю, как она добралась до своей мечты — увидеть настоящего демона и сразить его красотой, но это случилось на каком-то из Вольных островов. Сатарф много путешествовал перед тем, как занять Темный Трон. Пытался обмануть Лойт. С солнечной девой почти удалось, но назвать ее владычицей Тьмы и Теней было немыслимо, сама понимаешь. — Хватит, светлый! — Ирек демонстративно отодвинул блюдо с булочками, так их и не попробовав, и сжал кулаки. Алиан не обратил внимания на угрозу.