— Я пробыл у него с четверть часа, — засвидетельствовал филателист. — Нордберг был занят всякими предотъездными делами, да и никаких новых приобретений у него не было… А если и были, то мне он их не показал… Он спустился вместе со мной, чтобы открыть парадное. У них очень трудный замок. — Его нужно открывать изнутри ключом, — вмешалась девушка. — В этом доме публика разношерстная. Поэтому дядя и решил переехать отсюда, как только появилась возможность. Но дядя вовсе не сторонился соседей. Наоборот. Его все любили. Ему никто ничего плохого не стал бы делать… — Она запнулась и испуганно прикрыла ладошкой рот, вспомнив. Не понимаю… — прошептала она. Палму поторопился замять эту тему, чтобы девушка не сказала лишнего. И посмотрел на ноги Мауну Кеттунена. Я тоже уставился на них. И, разумеется, Кокки. Одна только девушка не могла понять, на что это мы так смотрим. — Какие у вас маленькие ноги, господин Кеттунен, — наконец проговорил Палму. — И руки, — с готовностью отозвался филателист, потирая от удовольствия свои ручки, в самом деле маленькие и поразительно белые. На ногах у него были отличные кожаные ботинки, начищенные до зеркального блеска. Видно было, что обувь — предмет его особых забот. Что ж, у каждого свой пунктик. Палму так говорит. — Вы вчера вечером были в этих же ботинках? — спросил Палму. — Да, — подтвердил Кеттунен. — А никакой ссоры у вас вчера вечером не возникло? С господином Нордбергом? — задал Палму следующий вопрос. — Нет, конечно нет. А в чем дело? Мы расстались в полном согласии. Оба очень довольные обменом. — Его лицо помрачнело. — Я не мог даже предположить такого коварства! Я имею в виду — что он воспользуется моей доверчивостью и надует меня! — Ну а эта ваша марка, насколько она ценная? Могли бы вы, скажем, убить господина Нордберга, заметив, что он вас обманул? — Но дядя не мог… — начала было Саара Мария Похъянвуори, но осеклась, увидев испуганное лицо Кеттунена. — Убить? — Тот даже отступил к стене и затравленно посмотрел вокруг. — Не-ет, я… я никогда еще не слышал, чтобы ф-филателисты убивали друг друга из-за марки. Нет! — Он немного успокоился, вытер пот со лба и почти обрел прежнее достоинство. Вот библиофилы другое дело. От них действительно можно ожидать чего угодно! — У него впервые начало закрадываться какое-то подозрение. — Полицейские перед дверью, — неуверенно проговорил он, как бы двигаясь на ощупь, — и вы тут… Кто вы, собственно, такие, раз вы не филателисты? — Комиссар Палму, — представился Палму. — Это — командир группы по расследованию убийств. И Кокки — сыщик этой группы. — Официальное название: группа, расследующая действия, направленные на нанесение оскорбления личности и на причинение телесных повре… — я не стал продолжать. — Группа по у-бий-ствам? — Марочный делец побелел как полотно и схватился за сердце. — Вы хотите сказать, что… что господин Нордберг убит? Из-за этой моей марки с типографским браком, из-за «Цеппелина»?! Да нет, послушайте — это немыслимо! Мы, филателисты, так не поступаем… — Ну что вы, мы и не имели в виду вас, — успокоил его Палму. — Вот что — запишите ваше имя в мою записную книжку. А также адрес и телефон, и можете быть свободны. Филателист в мгновение ока записал свои данные и испарился. А комиссар как ни в чем не бывало вернулся к прерванной беседе. — Итак, у вашего дяди врагов не было? — переспросил он девушку все тем же мягким тоном. Бедная девушка сжала руки. — Я не знаю, не верю… Никогда бы не подумала… Нет! Дядя наверняка сам ошибся — насчет этой марки. — Ну хорошо. Пусть будет так. У вас все еще есть ключи от дома? — Да-да, — закивала девушка и вынула из сумочки ключи. — Я же говорила: дядин дом был для меня прибежищем. — Она покраснела под испытующим взглядом Палму и опустила глаза. — Да, вы правы, — едва слышно сказала она. — Дядя позволял нам с Вилле здесь встречаться, иногда. — И поздно вечером тоже, — утвердительно произнес Палму. — У вас, я вижу, ключ от парадного тоже есть. — Вот поэтому, — всхлипнула девушка, — дядя говорил, что он тоже… тоже немного виноват. Дядя Фредрик был такой добрый! Поэтому он и купил кооперативную квартиру на улице Роз. Две комнаты с кухней. Чтобы мы там жили вместе, когда отец выгонит меня из дома. И — и Вилле тоже мог бы, если… Ее голос прервался. Комиссар Палму не стал больше мучать ее вопросами. — Кокки! — приказал он. — Прогуляйся во двор и свяжись с Ламбергом, справься о ключах. А мне тут надо зайти… Он смущенно кашлянул. Но девушка мгновенно поняла: — В прихожей, первая дверь направо. Выключатель слева. Она явно была вышколенной официанткой. В прихожей Кокки придержал Палму. — Какие ключи? Что за ключи, скажи Бога ради? — жалобно спросил он. — Узнай, не нашли ли они вместе с бумажником и ключи господина Нордберга в той же урне среди мусора. Ясно? — нетерпеливо пояснил Палму. — Не задерживай меня! Этот проклятый кофе был слишком крепким… Я почувствовал, что тоже не прочь последовать примеру Палму. Но он, приоткрыв дверь туалета, вдруг замер на пороге. Просто прирос к месту. — Эй, Кокки, можешь пока никуда не ходить, — остановил он сыщика. Я начал беспокоиться, как бы у Палму не случился удар: его лицо стало приобретать синеватый оттенок. — Что, что с тобой? — схватил я его за руку, но он раздраженно вырвал ее. — Проклятый старый дурак! Вот кто я такой, — пробормотал он. — Кокки! — Палму пронзил его взглядом. — Внутренний голос подсказывает мне, что ты можешь рассчитывать на повышение! Кокки смущенно потупился и стал ковырять носком ботинка трещину в линолеуме, поддевая оторванный край. — А за что? — осторожно осведомился он. — За то, что ты заставил хозяйку положить по две ложки кофе на чашку, — последовал ничего не разъяснявший ответ. Мы уставились на него, потеряв дар речи. — Это всегда действует на мои почки, — нетерпеливо объяснил Палму, сердясь на нашу тупость. — Если бы не это, мне бы наверняка не пришло сейчас в голову… — Он повернулся к барышне Похъянвуори. — Простите за нескромный вопрос, но мне придется коснуться некоторых прозаических сторон жизни. Так вот: вы сегодня — гм — не посещали этот туалет? Саара Похъянвуори отнеслась к вопросу совершенно спокойно. — Нет. — Она мило тряхнула головой, так, что ее золотистые волосы взлетели вверх, и даже улыбнулась. — Мне не нужно было. В ванную заходила: я протирала полы, чтобы не оставлять здесь после себя слишком много грязи. Разумеется, потом я зашла бы и в туалет, чтобы помыть его… — Спасибо, большое спасибо, милая девочка! — прочувствованно произнес Палму. Мы все сгрудились в темной прихожей. В этом старом каменном доме туалет и ванная существовали раздельно, и в дверь туалета было вставлено цветное стекло. Все это меня по меньшей мере удивляло. Вдруг девушка прикрыла ладошкой рот. — Вспомнила! Вот сейчас вспомнила! — воскликнула она. — Я поняла, почему мне казалось, что в комнате что-то не так. Нет дядиного телескопа! Мы все онемели. Секунд пять длилось молчание. Мне казалось, что я ослышался. — Телескопа?! — наконец вырвался у меня вопль. — Едем! Скорее! Глава пятая Но мы никуда не поехали. Даже с места не двинулись, потому что Палму вцепился в мою руку мертвой хваткой, обеспечив мне тем самым второй долговременный синяк. — Отставить! Не суетись! — рявкнул он, когда я попытался высвободить руку. — И добавил вежливо, вспомнив, что тут есть посторонние: — Командир. Разумеется, для психоаналитика не составит труда объяснить, почему девушка вспомнила о телескопе именно в тот момент, когда Палму открыл дверь туалета. Я же не берусь. Я в этих делах полный профан. Девушка и сама представления не имела, почему так случилось. Равно как и я. Но позже я все-таки понял — когда мне объяснил Палму. — Но мне необходимо срочно допросить задержанных в Пассаже!.. — сердито заявил я. — По горячим следам. А в клозет ты успеешь сходить в отделении. Зато Кокки уже насторожился. Они с Палму быстро обменялись понимающими взглядами. — Не суетись, — рассеянным тоном повторил Палму. — Посидят эти мальчики в КПЗ, остынут чуток. Ничего, кроме пользы, им от этого не будет. Девушка опять побледнела. Даже губы у нее побелели. — Пассаж… — повторила она. — Там в баре Вилле часто встречается со своими приятелями. Но ведь он не… — Вряд ли, — усомнился Палму, занятый своими мыслями. — Палму! — взмолился я. — Отпусти меня! Иди себе в клозет и мирно занимайся делом. А потом приедешь. Но Палму вдруг необыкновенно оживился и даже заговорил в рифму. — Если очень поспешишь, не получишь, котик, мышь! — назидательно произнес он. — Сколько раз я твердил тебе, что спешка в этом деле противопоказана! — Он осторожно открыл дверь туалета, словно ожидая взрыва бомбы. — Посмотрим! — проговорил он, стоя на пороге и нащупывая выключатель. Лампочка в туалете была слабой, и ее свет только подчеркивал унылый вид облупленных старых стен. Зато тут было чисто. Пол опрятно застелен куском линолеума. На него Палму и таращился. Я тоже, конечно, посмотрел. И девушка. Но мы ничего не увидели.