— О’кей? — спросил Харьюнпяа. — Что — о’кей? Харьюнпяа обернулся. Женщина все еще была в нижнем белье — она сидела скрестив ноги и курила. У нее была светлая, по брови челка и спускающиеся до плеч волосы. Кожа, белая, как сливки, казалась мягкой, как и открытая часть груди. Харьюнпяа подумал, нравилось ли Суоминен, когда ее касались усы Асикайнена. Его нервировала незастеленная постель. Ему казалось, что он — Асикайнен. Харьюнпяа прислонился к подоконнику и, не спрашивая разрешения, закурил. — Спроси теперь, откуда я знала, что его убили. — Да? — Я не знала. Я угадала. С тех пор как Рейно стал швейцаром, он то и дело, особенно в последнее время, впутывался в опасные истории. Его злило, что надо быть любезным с пьяными свиньями, тем более что он знал многих из них еще с того времени, когда занимался сыском. У него и теперь осталось по крайней мере два неоконченных процесса. — Где он работал? — Везде понемногу. Последнее время — в этой помойке, недалеко от «Ассы», на боковой улице, где магазин абажуров. Харьюнпяа вспомнил это место, но не мог припомнить, ходят ли туда цыгане; он подумал, что надо этим поинтересоваться, выяснить, кто с кем судился. Яана запустила руку в лифчик и поправила одну грудь. — Вы любили его? — неожиданно для себя спросил Харьюнпяа. Суоминен выразительно на него поглядела и выпустила дым из ноздрей. — Какое это имеет значение? — Я просто подумал… раз вы его гражданская жена. — «Гражданская жена», меня тошнит от этих слов. Мы вместе жили. А что такое любовь? По-моему, достаточно, если оба заботятся об известных физических потребностях друг друга. — А вы знаете, где он был вчера? — Где-нибудь пьянствовал. Он это любил. Наверно, и без женщин не обходилось. Меня это не волнует. Только не рассказывай мне, что он был там с такой женщиной, которая льет теперь слезы возле трупа любимого… — Не буду. Яана встала и взяла пепельницу. На бедрах вязка колготок была плотнее, кожа под ними выглядела более упругой и блестящей. — Он с цыганами водился? Говорил о них? — Тогда он не водился бы со мной, можешь мне поверить. — О’кей! — Харьюнпяа быстро погасил сигарету. — Я хотел бы взять его вещи. — Не возражаю. Груз будет небольшой. Женщина открыла стенные шкафы в кухонной нише. Там лежали главным образом ее собственные вещи, но было несколько мужских рубашек, висели пиджаки и брюки, на полу рядом с большой дорожной сумкой стояли коричневые ботинки и валялся один носок. — Сумка его. Харьюнпяа поставил сумку на постель и открыл. На дне лежали десятки старых, истершихся в бумажнике или в кармане лотерейных билетов с загнутыми краями. Выигравшие номера были обведены химическим карандашом. — Выигрывал он только изредка и понемногу, — объяснила Яана. — Человек мелких удач… Но он ненавидел работу — вернее, не ненавидел. Он хотел, чтобы работа оставляла ему время и для жизни. Яана Суоминен стала перекладывать вещи в сумку. Вдруг она остановилась совсем рядом с Харьюнпяа, выставив одно бедро, приложив к губам палец с длинным красным ногтем; ее кожа уже не казалась теплой, такой, к которой хочется прикоснуться; теперь она скорее напоминала тонкий полиэтилен, который зашуршал бы под пальцами так же, как ее душа. — Ты спросил о цыганах… Однажды он все-таки о них говорил. Давно, когда был еще филером. — Да? — Три цыгана на чем-то попались — я уже не помню, на чем. Во всяком случае, они были несовершеннолетние или что-то в этом роде, так что их нельзя было засадить за решетку. В наказание Рейно заставил их наложить в штаны. Ты это имел в виду? — Не совсем. Но и это сойдет. Яана наполнила сумку, Харьюнпяа ее застегнул; он уже знал, что все напрасно, что ни в карманах Асикайнена, ни в других вещах не найдет ничего полезного, но желание Кандолина, во всяком случае, было исполнено. — Надо, наверно, составить опись его имущества? — спросила Суоминен. — Это забота родственников. — Он иногда говорил, что у него есть участок леса где-то под городом Ювяскюля. Это, кажется, очень денежный товар? — Может быть. — Может быть… Похоронная машина увозит человека, полицейский — его вещи, какие-то неизвестные люди — деньги. А мне достаются всего два слова — «может быть». — Вы не состояли в браке. — Но больше полугода жили вместе. — Этого мало. Если он не оставил завещания. В начале следующей недели вас, очевидно, пригласят на беседу. Так что попробуйте вспомнить заранее о разговорах и делах Рейно. — Вот как. — Да. До свидания. Харьюнпяа с сумкой в руках направился к двери. Суоминен села в изножье кровати, но на этот раз не скрестила ноги, а вытянула их, потягиваясь. — Не хотите ли с утра пропустить для бодрости? — спросила она. Голос у нее был такой же, как до этого, только слова она проговаривала медленнее, многозначительнее. Харьюнпяа опустил сумку на пол, обернулся и посмотрел ей в глаза. — Рейно застрелили, — сказал он медленно. — На Малом пороге, в кабаке. Пуля попала в сонную артерию, кровь хлынула фонтаном и за пару минут вылилась вся до капли. Это была жуткая картина. — Фу. Не надо… — Яана Суоминен отвернулась — Харьюнпяа увидел ее четкий, точно нарисованный графитом профиль. Потом женщина снова обернулась к Харьюнпяа: — Значит, не хотите? Для разминки? — Нет. — Жаль. 10. СВИДЕТЕЛЬ У молоденького цыгана, доставленного в «садок», на заведенных за спину руках были наручники. Лицо парня выражало ужас, он тяжело дышал. — Зачем вы, добрые люди, привели меня сюда? — Ты кого застрелил из этого пистолета? — Никого. Честное слово. Поверьте… — Из него только что стреляли. Он еще пахнет порохом. В кого ты стрелял? — Добрый господин начальник, пистолет сам выстрелил. Я и не думал — он стукнулся о землю. — Так. Где ты его украл? — Нашел. — Ну конечно. Зачем ты хотел влезть в автобус? — Это наша машина. Я хотел угнать ее домой. — Сколько тебе лет? — Шестнадцать. — И собирался сесть за руль? Без прав? — Да. Там наша картошка. Ее надо завтра доставить в магазин, мы же все живем на эти деньги. — Не ври! Вы живете на краденое, мошенничаете, выпрашиваете у государства помощь, которая вам не предназначается… это все равно что залезть каждому из нас в карман. И в этой машине случайно оказалась картошка Фейи Хедмана? И эта машина случайно принадлежит Фейе Хедману? И совершенно случайно ты чуть раньше, собираясь застрелить Фейю Хедмана, застрелил из этого пистолета полицейского? — Нет!.. — Паренек чуть не упал на колени. — Я не стрелял… Фейя… это же мой брат… Он ведь жив?