— Эйден. И еще есть няня. — Это не просто «не похоже на нее». — Полин одарила мужа испепеляющим взглядом. — Сесили в жизни не совершала ничего подобного и уж тем более не бросила бы Роксану на произвол судьбы. — Она обратилась ко мне: — Если сказать по правде, Сьюзен, мы безумно тревожимся. И хотя Лоуренс может не согласиться, я убеждена, что исчезновение как-то связано с этой книгой. — Я согласен, — буркнул Лоуренс. — А кто-нибудь еще был в курсе ее забот? — задала я вопрос. — Я уже говорил, что Сесили звонила нам из «Бранлоу-Холла», а значит, любой из персонала мог подслушать ее. — Я имею в виду, делилась ли она с кем-то своими подозрениями? Полин Трехерн покачала головой: — Мы несколько раз пытались связаться с ней из Франции, но так и не смогли. И тогда набрали Эйдена. Он нам не звонил, не желая волновать, но, как выяснилось, обратился в полицию в тот самый день, когда Сесили пропала. К сожалению, полицейские не приняли его заявление всерьез… По крайней мере, сначала. Они предположили, что это могло стать результатом ссоры между супругами. — А у них были проблемы в семейной жизни? — Никаких, — ответил Лоуренс. — Они всегда жили душа в душу. Полицейские допросили Элоизу — это няня, — и она сказала то же самое. Она никогда не слышала, чтобы Сесили с мужем ссорились. — Эйден — идеальный зять. Умный и трудолюбивый. Нам остается только желать, чтобы Лиза — это вторая наша дочь — нашла кого-то вроде него. И он переживает не меньше нашего! Всякий раз, когда Полин обращалась ко мне, у меня создавалось впечатление, будто она борется с чем-то. Неожиданно она достала пачку сигарет и закурила. Полин курила жадно, как человек, только что дорвавшийся до табака после долгого воздержания. Сделав затяжку, моя собеседница продолжила: — Ко времени нашего возвращения в Англию полицейские соизволили наконец-то проявить интерес. Но проку от них оказалось не так уж много. Сесили отправилась выгулять пса. У нее есть косматый золотистый ретривер по кличке Медведь. Мы всегда держали собак. Из отеля она уехала в три часа пополудни и припарковала машину у станции Вудбридж. Дочь часто гуляла по тропе у реки, я имею в виду реку Дебен. Есть там круговая тропа, идущая вдоль берега, и в самом начале она довольно оживленная. Но затем дорожка становится шире и безлюднее, потом вы проходите по ней через лес и на другой его стороне попадаете на дорогу, ведущую обратно через деревню Мартлшем. — Значит, если кто-то на нее напал… — В Суффолке такого не бывает. Но вы правы, там есть достаточно мест, где Сесили могла оказаться совершенно одна и ее никто видел. — Полин вздохнула и продолжила: — Эйден встревожился, когда жена не вернулась домой к ужину, и вполне резонно позвонил в полицию. Приехали два офицера в форме, задали несколько вопросов, но тревогу подняли только на следующее утро, когда, разумеется, было уже поздно. Причиной послужило то, что объявился Медведь — он один прибежал на станцию, и тогда к делу стали относиться с большей серьезностью. С помощью служебных собак полицейские прочесали местность от Мартлшема до самого Мелтона. Никакого прока. Там сплошь поля, леса, илистые болота… Предостаточно мест, где можно спрятаться. Они ничего не нашли. — Сколько времени прошло с ее исчезновения? — спросила я. — В последний раз Сесили видели в прошлую среду. Я уловила, как опустилась тишина. Пять дней. Долгий период, настоящая пропасть, в которую провалилась Сесили. — Вы проделали длинный путь, чтобы найти меня, — произнесла я наконец. — Чего же именно вы от меня хотите? Полин посмотрела на мужа. — Ответ содержится в этой книге, — сказал он. — В романе «Аттикус Пюнд берется за дело». Вы знаете его лучше, чем кто-либо другой. — Следует заметить, прошло уже несколько лет с тех пор, как я его читала, — призналась я. — Вы сотрудничали с автором, этим самым Аланом Конвеем. Вам известно, как работал его ум. Если мы попросим перечитать роман, вы наверняка сможете заметить вещи, на которые не обратили внимания прежде. А если вы приедете в «Бранлоу-Холл» и прочтете книгу, так сказать, прямо на месте действия, вероятно, обнаружите то, что уловила Сесили и что побудило ее позвонить нам. И это, в свою очередь, поможет выяснить, что случилось с нашей дочерью. Когда Лоуренс произносил последние слова, «что случилось с нашей дочерью», голос изменил ему. Могла существовать какая-нибудь совершенно простая и банальная причина ее исчезновения, но это было маловероятно. Сесили что-то знала. Она представляла для кого-то угрозу. Эту мысль лучше было не озвучивать. — Вы разрешите? — спросила я и позаимствовала у Полин Трехерн сигарету. Моя пачка осталась за стойкой бара. Полноценный ритуал: вытащить сигарету, прикурить, сделать первую затяжку — давал мне время подумать. — Я не могу поехать в Англию, — сказала я наконец. — Боюсь, у меня тут слишком много забот. Но книгу я прочитаю, если вы не против оставить мне свой экземпляр. Не обещаю, что мне на ум и впрямь придет что-то дельное. Я имею в виду, что помню сюжет, и он не вполне сходен с тем, что вы мне рассказали. Но я могу сообщить вам свои соображения по электронной почте… — Нет. Так не пойдет. — Полин уже приняла решение. — Вам нужно переговорить с Эйденом и Лизой. И с Элоизой, раз уж на то пошло. И встретиться с Дереком, ночным администратором. Он дежурил в ту ночь, когда убили Фрэнка Пэрриса, и его допрашивал следователь. Он тоже фигурирует в книге Алана Конвея, хотя там его обозвали Эриком. — Женщина просительно наклонилась ко мне. — Мы не отнимем у вас много времени. — И мы хорошо вам заплатим, — добавил Лоуренс. — Денег у нас достаточно, и мы не поскупимся, если это поможет найти нашу дочь. — Он помедлил. — Скажем, десять тысяч фунтов? Услышав это заявление, Полин недовольно покосилась на мужа, и мне подумалось, что тот без согласия супруги значительно увеличил, быть может, даже удвоил ту сумму, какую они собирались предложить мне изначально. Вот чего я добилась своими отговорками. Мне показалось на миг, что у Полин готово сорваться с языка возражение, но потом она смирилась и кивнула. Десять тысяч фунтов. Я подумала, что давно пора заново оштукатурить балкон. Приобрести Андреасу новый компьютер. И заменить холодильник для мороженого, который уже дышит на ладан. А также вспомнила бесконечные сетования Паноса и Вангелиса насчет повышения зарплаты. — Ну разве я могла отказаться? — так я сказала Андреасу в нашей спальне поздно ночью. — Нам нужны деньги, да и, кроме того, может, мне и удастся помочь этим людям в поисках дочери. — Думаешь, Сесили еще жива? — Вполне возможно. Но даже если и нет, быть может, я смогу выяснить, кто ее убил. Андреас сел. Он целиком стряхнул сон и явно встревожился за меня. Я почувствовала себя виноватой за доставленное ему беспокойство. — Сьюзен, когда ты в прошлый раз отправилась на поиски убийцы, это закончилось не слишком удачно, — напомнил он. — Сейчас дело обстоит иначе. Эта история не имеет никакого отношения ко мне лично. — Что служит лишним доводом не лезть в нее. — Возможно, ты прав. Но… Я приняла решение, и Андреас это знал. — К тому же мне по-любому требуется передышка, — заявила я. — Уже два года прошло, Андреас, и, за исключением выходных на Санторини, мы нигде не были. Я совершенно вымоталась: постоянно приходится тушить пожар, без конца крутиться, чтобы все работало. Думаю, ты меня понимаешь. — Ты хочешь передохнуть от отеля или от меня? — спросил он. Я не была уверена, что знаю ответ на этот вопрос. — Где ты остановишься? — продолжил пытать меня Андреас. — У Кэти. Будет здорово повидаться с сестрой. — Я положила руку ему на плечо и ощутила теплую плоть и рельеф мускулов. — Ты прекрасно управишься и без меня. Я попрошу Нелл прийти и помочь. И мы будем каждый день созваниваться. — Я не хочу, чтобы ты уезжала, Сьюзен. — Но ты же не собираешься останавливать меня? Некоторое время он молчал, и я видела, как в нем происходит борьба: мой Андреас против Андреаса-грека. — Нет, не собираюсь, — сказал он наконец. — Ты вправе делать то, что считаешь нужным. Два дня спустя Андреас доставил меня в аэропорт Ираклиона. По дороге из Айос-Николаоса, когда проезжаешь мимо Неаполи и Лассити, встречаются воистину красивейшие участки. Местность там дикая и пустынная, вдали тянутся горы, и ощущение такое, что минули тысячелетия, а этот край почти совсем не изменился. Даже автомагистраль, начинающаяся после Малии, проложена среди захватывающего дух ландшафта, а к концу она идет на спуск, и перед тобой вдруг открывается широкий пляж из белого песка. Возможно, именно поэтому мне взгрустнулось — при мысли о том, что́ я оставляю позади. Внезапно все трудности и вся рутина управления «Полидорусом» выветрились из памяти. Вспоминались ночи, волны и pansélinos — полная луна. Вино. Смех. Моя простая жизнь. Собираясь в дорогу, я сперва намеренно достала самую маленькую из сумок. Я подразумевала, что для Андреаса и меня самой такой выбор должен был стать свидетельством, что это всего лишь короткая деловая поездка и совсем скоро я буду дома. Но, роясь в гардеробе и глядя на одежду, которую не носила два года, я поймала себя на мысли, что навалила на кровать гору вещей. Меня ждет возвращение в английское лето, а это значит, что будет жарко и холодно, сыро и сухо — и все в один день. Жить мне предстоит в дорогом загородном отеле. Там, не исключено, действует дресс-код для ужина. И мне платят десять тысяч фунтов. Нужно выглядеть профессионалом. Поэтому, приехав в аэропорт Ираклиона, я тащила за собой старый чемодан на колесиках. И эти самые колесики назойливо скрипели, катясь по бетонному полу. Мы остановились на минуту в зале ожидания, под резкими струями кондиционированного воздуха и еще более резким светом электрических ламп. Андреас обнял меня. — Обещай, что будешь осторожна. И позвони, как только доберешься до места. Мы можем использовать «Фейстайм». — Если вайфай не подведет! — Обещай, Сьюзен. — Обещаю. Взяв обеими руками за плечи, он поцеловал меня. Я улыбнулась ему и покатила чемодан по направлению к дородной хмурой гречанке в синей форме. Она проверила мой паспорт и билет, а потом отправила проходить досмотр. Я обернулась и помахала. Но Андреас уже ушел. Опилки Возвращение в Лондон стало своего рода потрясением. После долгого пребывания в Айос-Николаосе, по сути всего лишь разросшейся рыбачьей деревушке, я очутилась посреди мегаполиса и оказалась совершенно не готова к его быстрому ритму, шуму и скоплению людей на улицах. Все выглядело более серым, чем мне запомнилось, и трудно было смириться с пылью и бензиновыми выхлопами. От обилия новых сооружений у меня голова пошла кругом. Виды, к которым я привыкла за всю свою взрослую жизнь, изменились за каких-то два года. Многочисленные мэры столицы, с их любовью к высоткам, позволили разным архитекторам изуродовать пейзаж своими творениями, и в результате все вокруг было и чужим и знакомым одновременно. По пути из аэропорта я ехала на заднем сиденье черного такси вдоль Темзы, и строящийся квартал жилых и офисных зданий вокруг электростанции Баттерси чем-то напомнил мне поле боя. Здесь словно бы произошло вторжение неприятеля, и все эти краны с их мигающими красными огнями казались чудовищными стервятниками, клюющими разбросанные по земле невидимые трупы. Первую ночь я решила провести в гостинице, и, честно говоря, мне было не по себе. Коренная жительница Лондона, я опустилась до статуса гостя столицы и возненавидела отель «Премьер инн» в Фаррингдоне. Не по его вине — в заведении было чисто и уютно, — а просто потому, что вынуждена была там остановиться. Сидя на кровати с розовато-лиловыми подушками и логотипом в виде «спящей луны», я чувствовала себя совершенно несчастной. Я уже скучала по Андреасу. Я отправила ему из аэропорта эсэмэску, но знала, что если вызову его по «Фейстайм», то непременно расплачусь, и это докажет, что он был прав и мне не следовало уезжать. Чем скорее я попаду в Суффолк, тем лучше. Но я не была пока готова к этому путешествию. До отъезда мне требовалось уладить пару дел. После беспокойного сна и завтрака: яйцо, сосиска, бекон, бобы — все как в любом отеле экономичной ценовой категории, — я направилась на вокзал Кингс-Кросс, в одно из гаражных хранилищ, устроенных в арке под железнодорожной линией. Перебираясь на Крит, я продала квартиру в Крауч-Энде и почти все, что в ней было, но в последний момент решила до поры не расставаться с машиной, ярко-красным родстером «Эм-Джи-Би», купленным в момент помрачения рассудка, совпавшим с сороковым моим днем рождения. Я не собиралась больше на ней ездить, и хранить ее было безумным чудачеством — за эту привилегию приходилось выкладывать по сто пятьдесят фунтов каждый месяц. Но я просто не могла заставить себя расстаться с «Эм-Джи-Би», и в ту минуту, когда двое молодых людей выкатили мой родстер, это напомнило встречу со старым другом. И даже больше: этот автомобиль был частью прежней жизни, вернувшейся ко мне. Уже просто от заскрипевшей подо мною кожи водительского сиденья, деревянного рулевого колеса и донельзя старомодного радиоприемника над коленками я ощутила прилив симпатии к самой себе. Я дала себе слово, что, если вернусь на Крит, заберу авто с собой — и к чертям проблемы с регистрацией в греческой автоинспекции и с левосторонним движением. Стоило повернуть ключ, и машина завелась с пол-оборота. Я нажала пару раз на акселератор, наслаждаясь довольным урчанием двигателя, а потом тронулась с места и покатила по Юстон-роуд.