– О, да ничего такого. – В голосе Иви теперь еще больше сиропа. Так всегда происходит, когда она врет кому-то из старших. Я присутствовала как минимум на дюжине уроков вместе с ней и точно знаю, что говорю. – Мисс Эльстон, спасибо, что напомнили мне об еще одном важном пункте. Как я уже сказала, телефоны предназначены для экстренных случаев, а не для сообщений, твиттера, фейсбука или других социальных сетей, которые могут отвлечь вас от изучения Лондона. Эта поездка – возможность отключиться от интернета и проникнуться жизнью города, богатого искусством, культурой и историей. Если я увижу, что телефон чересчур отвлекает вас от путешествия, заберу в тот же момент. И вам придется надеяться на телефон своего партнера всю оставшуюся поездку. Я ясно выразилась? Весь автобус громко соглашается, но кто-то все же ворчит. Я открываю телефон, не в силах бороться с желанием написать SOS Фиби. Даже начинаю печатать: «Спаси! Меня поставили в пару с Джейсоном! Суицид возможен, убийство неизбежно!» Но я всегда следую правилам, поэтому захлопываю телефон обратно, так и не нажав кнопку «Отправить». Глава 3 Огромный халат и никакой ванны «Почему все думают, что человек, предпочитающий книги людям, может страдать от недостатка настоящей жизни? Дж.». АВТОБУС ОСТАВЛЯЕТ ТЕРРИТОРИЮ аэропорта позади, и я буквально прилипаю носом к окну. Я не пропущу ни единой секунды Лондона, как бы ни бесилась из-за Джейсона. Мы вклиниваемся в поток на трассе М4 и устремляемся в сторону города. Все вокруг выглядит зеленее, чем дома. Я разглядываю проплывающие мимо поля с островками диких цветов и одинокими тенистыми деревьями. Прохладный солнечный весенний полдень. Жаль, я не могу открыть окно и вдохнуть этот воздух, его тяжелый, землистый, сладковатый аромат. Зеленые поля сменяет сплошная стена домов и огромных супермаркетов. На мгновение я разочарована: такой пейзаж можно увидеть по дороге и в Кливленд, и в Огайо. Но вот мы уходим в сторону от загруженной трассы, дорога резко становится уже, а здания теперь более дорогие и изысканные. Таким Лондон я себе и представляла. Все дома выглядят будто замки. Впечатляет даже каменный фасад Макдоналдса на первом этаже величественного жилого дома. Наш автобус скрывается под землей, нырнув в туннель, и снова выезжает на улицу. Мимо проносится пышный зеленый сад, утопающий в прекрасных цветах. Жду не дождусь, когда смогу взять свой потрепанный томик «Гордости и предубеждения» и почитать его в настоящем английском саду. Впрочем, зная меня, думаю, без нападения дикого гуся или чего-то в таком духе точно не обойдется. (Я ужасно боюсь гусей. Не судите меня – у всех свои фобии.) Не успеваю я и глазом моргнуть, как мы уже оказываемся в самом центре города и проезжаем места, о которых я слышала еще в детстве из маминых рассказов: Кенсингтон-Хай-стрит, Имперский колледж, Гайд-парк, площадь Пикадилли. На мгновение у меня пересыхает во рту, и я задерживаю дыхание. Родители провели в Лондоне медовый месяц и всегда мечтали вернуться сюда еще разок. Папа шутил, что Париж считают городом любви лишь те, у кого нет фантазии. «Да возьми хотя бы тех парней из королевской стражи, которые круглый год ходят в огромных черных пушистых шапках!» – говорил он смеясь и целовал маму в лоб. Они даже откладывали деньги, чтобы вернуться сюда на десятую годовщину, но когда отец заболел, путешествие было забыто. Мои родители познакомились еще подростками, они учились в школах, чьи футбольные команды вечно соперничали. Мама два сезона наблюдала за отцом на поле, мечтая однажды с ним заговорить. А потом она как-то подвернула лодыжку на пробежке, и папа оказался первым, кто проезжал мимо. Он подобрал маму и довез до больницы, и с тех самых пор они не расставались ни на секунду, пока папа не умер. Мама всегда говорила, что это была судьба, и я охотно в это верю. Ведь помочь маме мог какой-нибудь пожилой добрый самаритянин, но судьба направила к ней папу. У большинства моих знакомых родители либо просто живут отдельно, либо развелись, либо идут к какому-то из этих вариантов. А в моих воспоминаниях родители всегда вместе – смеются, вальсируют на кухне или держатся за руки. За десять лет брака они познали больше счастья, чем многие за всю жизнь. Судьба свела их, и мне, я уверена, она покажет истинную любовь. Вот почему я думаю, что Марк Биксфорд – тот самый парень. Я просто знаю. Я полюбила его, когда нам с ним было пять лет. Мы жили в соседних домах и проводили время как все дети-соседи в детсадовском возрасте: бегали под поливалками для газона, гоняли на великах, раскачивались на качелях изо всех сил, чтобы раскрутиться солнышком. Мы играли в шпионов, были героями войны, учителями, членами королевской семьи, президентом… Однажды у нас даже была свадьба понарошку. Марк сбегал домой, чтобы надеть черную футболку (самая похожая на смокинг одежда, которая была у пятилетки), я натянула наволочку на голову вместо фаты, а старенький плюшевый львенок Гроули скрепил наш священный союз под старой ивой у меня на заднем дворе. Церемония закончилась первым поцелуем в моей жизни, и с тех пор я влюблена в Марка Биксфорда. На мой шестой день рождения он подарил мне пакет, в котором было почти четыре килограмма желтых конфеток Starbursts – это мой любимый вкус. (Их запах напоминал мне лимонную полироль: когда я маленькой помогала маме по дому, больше всего мне нравилось стирать пыль с антикварных вещей.) Марк специально копил, чтобы купить огромный мешок Starbursts и выбрать все желтые конфеты для меня. Понимаете, почему я его люблю? Но на следующий год его отца перевели в Питтсбург, и я думала, что мы больше никогда не увидимся. Я отчаянно пыталась найти новый объект для обожания, но Марк не выходил у меня из головы, и все эти годы в глубине души я надеялась, что та наша «свадьба» была не глупой детской игрой, а чем-то большим – знаком, предчувствием будущего. А теперь Марк вернулся. Прошлым летом, 19 августа, то есть 232 дня назад. И с тех пор я даже не смотрела ни на кого другого. К несчастью, сам Марк вообще не смотрел на меня. Фиби как-то предположила, что, вероятно, он в ступоре от захлестнувшей его силы любви. Но я подозреваю, что он просто давно забыл, как мы клялись на заднем дворе и как потом с горящими глазами выдрали по клочку ветхой гривы Гроули, чтобы скрепить этим ритуалом нашу вечную связь. Этот общипанный старый лев до сих пор сидит на верхней полке в моем шкафу, грустный, со сбившимся в комки наполнителем. Так что последние 232 дня я люблю Марка безмолвно и издалека, ожидая судьбоносного случая, который сведет нас вместе. И дело не в том, что я ужасно боюсь заговорить с ним первой (ну ладно, может, чуть-чуть). Я просто убеждена, что если он и есть тот единственный (а он и есть), то все случится само собой. Я понимаю, что это звучит нелогично и наивно, но так уж устроена судьба. Я-то знаю. Среди маленьких английских машин наш автобус кажется огромным монстром, будто слон, который пробирается через поле с котятами. Единственное, что сравнимо с нами по размеру, – знаменитые лондонские двухэтажные автобусы. Они повсюду. Время от времени у меня случаются приступы паники: мне кажется, будто наш водитель пьян и вот-вот столкнется с машиной, которая едет нам навстречу, но потом я вспоминаю, что здесь, в Англии, они ездят по другой стороне дороги. Мы проезжаем знаки лондонской подземки, они точь-в-точь такие, как на футболках Urban Outfitters. Здания вокруг повторяют изгибы дороги. Здесь все так, как я себе представляла, и даже лучше. А ведь я всего лишь смотрю на город из запотевшего окна экскурсионного автобуса. Преодолев сумасшедшее движение на площади Пикадилли, мы сворачиваем на такую узенькую улочку, что кажется, автобус вот-вот застрянет между домами. Здания вокруг высокие, а из окна не такой уж хороший обзор, и я не могу понять, где именно мы находимся. Наконец автобус останавливается перед отелем. Мне едва удается удержаться от удивленного возгласа. Оказывается, отель Soho Sennett стоит в центре самого модного района Лондона: тут на каждом шагу театры, клубы и магазины с пластинками. Да и сам отель выглядит как в сказке. Едва ступив из автобуса на красную ковровую дорожку, я понимаю, что дальше меня ждут только приятные сюрпризы. И никаких досадных неожиданностей. – Сюда, пожалуйста, мисс, – указывает на двойные двери, приветливо распахнутые для нас, человек в парчовом жакете насыщенного винного цвета. Золотая с красным табличка на состаренной латунной подставке гласит: «Добро пожаловать, друзья». Владелец этого отеля – брат мужа миссис Теннисон (или муж брата – точно не помню). Его компания купила этот отель, еще когда это был просто ряд таунхаусов, и недавно закончилась их полная реконструкция. Благодаря родственным связям миссис Ти (и, как говорят, необходимости сгладить какие-то внутрисемейные разногласия) я и мои одноклассники будем в числе первых гостей. Заодно протестируем персонал: если команда справится с двадцатью американскими подростками, то, думаю, все остальное ей будет уж точно по плечу. Ну а вообще это, конечно, просто фантастика. Предыдущий класс в прошлом году останавливался в хостеле, и матрас Дженни Дэвис был обиталищем для сотен клопов. Домой она вернулась как после ветрянки и еще неделю пугала всех своим внешним видом. Как только мы переступаем порог, Джейсон кидает на пол сумку и спешит к стойке регистрации, где хорошенькая рыжая девушка в черном платье с запaхом и глубоким декольте набирает что-то на компьютере. Джейсон перевешивается через мраморную столешницу и заглядывает в монитор. Прежде чем я успеваю спросить себя, что мой партнер задумал, девушка уже хихикает и кокетливо поправляет волосы. Я отвожу взгляд. Нет, серьезно, мне всю неделю придется наблюдать эту сцену снова и снова, так что нет никакого смысла портить и без того отвратительный фильм не менее мерзким трейлером. Миссис Теннисон маневрирует в толпе, раздавая нам пластиковые карточки-ключи и сверяясь со списком. Как только я получаю свой, беру сумку и иду к главной лестнице. На третьем этаже я останавливаюсь, чтобы размять плечи, – чувствую, что абсолютно вымоталась от долгого перелета. Потом прохожу по узкому коридору, стены которого оклеены дорогими обоями с пурпурными и золотыми вензелями. В конце этажа меня ждет тяжелая дверь из красного дерева с причудливыми цифрами 315, выбитыми на латунной табличке. Со второй попытки мне удается открыть замок, дверь распахивается, и моя челюсть падает на пол. Сама комната очень мала, размером, наверное, с большую гардеробную, но это не имеет никакого значения, потому что номер великолепен. Придвинутая к стене двуспальная кровать занимает большую часть пространства, у нее огромное, от пола до потолка, изголовье из потертой коричневой кожи, она украшена каретной стяжкой с огромными латунными пуговицами. На атласном бордовом пуховом одеяле с бронзовой отделкой возвышается гора белоснежных, мягких и легких, как облако, подушек. Она разбивает цветовое единство комнаты. По бокам кровати стоят столики из красного дерева, а в углу – шкаф того же цвета. Его дверца немного приоткрыта, и виден огромный плоский телевизор и целая видео- и аудиосистема. В ногах кровати, на бамбуковом подиуме, установленном в эркере у панорамного окна, где обычно устраивают место для чтения и ставят креслокачалку, красуется белоснежная ванна на когтистых ножках. Великолепная глянцевая ванна идеального для меня размера. От радости я готова плясать. (О’кей, я и впрямь немножко приплясываю.) Два ряда римских штор закрывают окно: белые, дневные, скрывают от посторонних глаз и пропускают при этом солнечный свет, и бордовые, тяжелые. На весь этот безупречный интерьер падает мягкий свет люстры. Я слышу доносящиеся из коридора крики одноклассников. Можно разобрать «Пуховое одеяло!» и «Уи-и-и-и!». В голове у меня только нестерпимое желание поскорее забраться в ванну и не вылезать оттуда. Что-то мне подсказывает, что в этом матрасе нет клопов. Но прежде чем погрузить в теплую воду ноющие ноги, надо распаковать вещи. Я не могу жить на чемодане все десять дней. (То есть технически уже девять, так как сегодня пятница, а уезжаем мы в субботу.) Я прямо чувствую, как мнется в чемодане моя одежда. Плюс ко всему подозреваю, что тот злополучный латте мог просочиться в сумку. Я закидываю ее на подставку для багажа, расстегиваю молнию и раскладываю вещи. Убрав носки и белье в ящики шкафа, я вдруг вижу: из-под моего любимого худи с надписью «Гарвард» выглядывает пара босоножек-гладиаторов на десятисантиметровых каблуках. Фиби заставила их взять. Она пришла ко мне за день до отъезда, чтобы помочь собраться, и сунула в сумку несколько «самых необходимых», на ее взгляд, вещей. – Ты должна их взять! – сказала Фиби, держа в руках черные кожаные босоножки, отделанные клепками. Я сморщила нос: – Э-э… Фибс? Разве это не те босоножки, которые ты собираешься надеть на выпускной? – Я остановилась на том серебряном платье, так что эти не подходят. У Фиби классный стиль, такой не встретишь на страницах Teen Vogue или Seventeen. Ее гардероб – это хаос, взрывная смесь неона и потертого денима, там есть вещи, отражающие моду разных десятилетий и стилей. Но наденьте это все на нее и отойдите на шаг назад – она всегда выглядит непринужденно и круто. Конечно, модная мафия в школе не признает ее гения. Марк Джейкобс? Да. Винтаж? Может быть. Но микс из секонд-хенда и хендмейда? Нет, это за рамками их понимания. В тот день ее наряд состоял из футболки с лого Rolling Stones, перешитой в юбку-карандаш, и юбки-карандаша, перекроенной в жилет. Немного безумно, но на Фиби смотрелось гармонично. – Не хочешь тогда их вернуть? – Ну уж нет! Они классные, и я непременно найду, куда их надеть, – ответила она, покачивая босоножками перед моим носом. Ногти на ее руках были покрыты лаком с блестками, а алюминиевые браслеты позвякивали, будто где-то рядом маршировали солдаты. – И пока мне ничего не пришло в голову, я считаю, что их должна носить ты, лучшая из моих подруг. – Но они не очень-то похожи на идеальную обувь для знакомства с достопримечательностями. – Это же Лондон! Приключения ждут тебя на каждом шагу! Фиби не разделяет моей веры в Провидение. Она говорит, что нужно ловить удачу за хвост, что жизнь подобна романтической комедии: просто как следует наряди главную героиню – и вот она уже целуется с красавчиком, а на заднем плане журчит фонтан и звучит музыка. К сожалению, моя жизнь больше напоминает кабельные каналы, где пожилая женщина монотонно рассказывает, как печь пироги. – Но не во время поездки с классом, – говорю я, скрестив руки на груди и отрицательно покачав головой, – и не меня. Да и потом, они не влезут в сумку. – Может, ты оставишь дома вот это? – Фиби, закатив глаза, вытащила из сумки стопку книг. – Слушай, серьезно, просто возьми мою читалку. Я состроила гримасу. У меня у самой есть электронная книга, но я ей почти не пользуюсь. Мне нужно загибать уголки страниц и отмечать абзацы стикерами. Я хочу чувствовать книгу, а не просто ее читать. Я не выхожу из дома без книги в сумке, а уж в путешествие за океан взяла с запасом. – Нет уж, спасибо. – Я тянусь к Фиби, чтобы забрать у нее книги, но она, пританцовывая, убежала в противоположный угол комнаты. – Мне нужны книги, чтобы их аромат заглушил затхлые самолетные запахи. – Порой ты ведешь себя как бабулька, – произнесла Фиби. Я перескочила через кровать и бросилась к подруге, намереваясь вернуть книжки, но она подняла стопку над головой, и мне пришлось подпрыгнуть, чтобы их достать. – Они мне нужны! – возмущаюсь я, ухватившись за книги, но Фиби быстро отдернула руку. – Нет, не нужны, – решила подруга и поставила их обратно на книжную полку. – Ты едешь в Лондон, а не в Уганду. Даже если тебе каким-то чудом удастся прочесть весь свой запас, у них там есть такие места, которые называются «книжные магазины». Я слышала, что если оставить там денег, то можно уйти с книгой. – Ха-ха! – Я расцениваю это как согласие. – Фиби бросила босоножки в сумку, как раз на то место, где лежали книги. А теперь между нами целый океан, и я ставлю босоножки в шкаф, рядом со шлепанцами и кроссовками. По крайней мере, это будет напоминать мне о Фиби. Я достаю пять толстых путеводителей, которые взяла с собой, в каждом из них есть закладки в нужных местах, примерно 212 штук, смахиваю дорожную пыль с глянцевых обложек и аккуратно кладу книги на столик у кровати. Отступив шаг назад, любуюсь проделанной работой. Мой прикроватный столик будто сошел со страниц журнала о путешествиях. Я расправляю края маленькой пожелтевшей фотографии. Это мое любимое фото родителей. День их свадьбы. На маме простое белое льняное платье с завышенной талией и кружевными рукавами. Папа стоит за ней в темно-синем кителе, положив подбородок маме на макушку. Они оба хохочут над какой-то шуткой фотографа, а мама даже немножко согнулась от смеха. Фото я закрепляю под рамой на зеркале туалетного столика и вдруг чувствую, как внутри начинает затягиваться узел и к глазам подступают слезы. Я стараюсь подавить приступ сентиментальности с помощью единственного безотказного способа – падаю на пол и быстро отжимаюсь несколько раз. Я не стану лить слезы в первый день в Лондоне. После двадцати отжиманий слезы отступили и узел внутри ослаб. Самое время для горячей ванны. Я вскакиваю и аккуратно расставляю по высоте все свои баночки с кремами. Потом снимаю грязную одежду, складываю в отельный пакет для прачечной и закутываюсь в тяжелый мягкий белоснежный махровый халат с монограммой отеля. Очевидно, этот халат рассчитан на какую-нибудь супермодель, которая, скорее всего, и займет этот номер после меня: мне пришлось приподнять подол руками, как бальное платье, чтобы дойти до ванны не запутавшись, а пояс от халата оказался настолько длинным, что я решила снять его и повесить обратно на крючок. Мягкое полотенце я перекидываю через бортик ванны и поворачиваю блестящий серебристый кран. Пока ванна наполняется водой, от которой идет пар, я достаю чудодейственный крем от прыщей, эту органическую штуку мама купила мне в Бостоне. Травы в составе придают ему не только приятный расслабляющий аромат, но и странный ярко-зеленый цвет. Я начинаю вбивать крем пальцами, и, когда заканчиваю, кажется, будто я размазала по лицу суп-пюре из зеленого горошка. Едва я успеваю скинуть халат и занести одну ногу над ванной, раздается стук в дверь. – Кто там?! – кричу я, надеясь на то, что это уборка номеров, и я сейчас попрошу их прийти завтра. – Это Джейсон. Мне понадобилась целая минута на то, чтобы осознать, что за дверью сейчас стоит Джейсон Липпинкотт, а не какой-нибудь посыльный мальчик по имени Джейсон и не псих-убийца в хоккейной маске из ужастика (хотя, честно говоря, вероятность увидеть за дверью маньяка гораздо выше вероятности увидеть Джейсона Липпинкотта). Я выключаю воду и хватаю халат. Представить не могу, что Джейсону нужно от меня, а значит, мне придется открыть дверь и спросить. Я плотнее запахиваю халат на голом теле (сейчас бы пригодился пояс!) и, стряхивая с правой ноги мыльную пену, прыгаю к двери. – Что случилось? – спрашиваю я, открыв дверь. Я изо всех сил стараюсь вести себя непринужденно, несмотря на наготу под халатом, но забываю о ней, едва взглянув на Джейсона: он в крутых потертых джинсах и в темно-синем кашемировом свитере с V-образным вырезом поверх идеально белой футболки. Глубокий цвет свитера подчеркивает синеву глаз Джейсона, и я вдруг понимаю, почему он получил титул «Самые красивые глаза» на вечеринке в честь окончания прошлого учебного года. Сквозь дверной проем я слышу тонкий запах одеколона, Джейсон даже уложил волосы с помощью какого-то средства, и они теперь выглядят так, будто он только что вышел из аэродинамической трубы! Во время нашей поездки по городу в автобусе он был одет совсем иначе. Тогда на нем была флисовая толстовка North Face, а кепка с эмблемой Sox прикрывала растрепанную рыжую шевелюру. Единственное, что не изменилось, – это огромный комок виноградной жвачки во рту, из которой Джейсон периодически надувает пузыри. Пока я стою, изучая его подозрительно изменившуюся в лучшую сторону внешность, Джейсон достает из кармана ручку, снимает с нее колпачок и подносит острие к моему лицу. – Ты что делаешь?! – возмущенно вскрикиваю я, отталкивая его руку. – Хочу соединить точки, – отвечает он как ни в чем не бывало.