– Да, он ведал о том, потому, сказав князю, что едет в Новгород-Северский, сам с семьей и челядью утром подался на Литву. – Хитрец, боярин! Понимал, что ему грозит. Ну да ладно, им заниматься след воеводе Чугуева, нам треба биться с десятками мурзы. Сколько их ныне у Икрама? – Три. Один десяток личных нукеров, во главе с десятником Батыром Азанчой, и два десятка конных, которыми командует десятник Давлет Тогур. Боле людей у мурзы не осталось. – Он в урочище Санга? – Пока, мыслю, да. За селом смотрели его люди. Как только дружина отошла, то один наверняка поспешил сообщить об этом мурзе. Может быть, что Икрам уже подводит десятки. Ему треба поспешить, потому как наблюдатели сообщили о том, что вы взяли с собой меня. Обман с грамотой в Чугуеве вскрылся бы, и князь послал бы дружину и еще ратников в обрат к селу. Посему у мурзы не так много времени на захват ясыря в Радном и отхода в безопасное место. – И где это место? – спросил Бордак. – Клянусь, не ведаю, я же всего лишь гонец, мелкая сошка. – Значит, что получается, – проговорил Парфенов, – мы в десяти верстах от села. Наблюдателю мурзы треба пройти до Санги около тридцати верст, напрямую меньше, но все одно, это время. До полудня он будет в урочище. Мурза сразу двинет десятки на Радное и выйдет к селу после обеденной трапезы. Мы же в то время должны были дойти до Чугуева, разобраться с обманом и двинуться в обрат. У мурзы преимущество часа в два. Могло быть, коли замысел его удался бы. – Так-то оно так, – сказал Дуб, – если мурза уже не подвел десятки к опушке леса. А он мог то сделать. – Тогда нам нельзя медлить, – проговорил княжич и приказал Пестову: – Этого связать, приторочить к коню и держать при себе, понял, Иван? – Понял, княжич. – И глаз с него не спускать! – А как же сеча? Мне в стороне оставаться не можно. – В селе местному передашь. Кому? Там определимся. Забирай изменника. Передав Дуба, Парфенов отдал команду на выход дружины к реке. Пошли по берегу. На дорогу вышли двое ратников, поднимавших пыль. Десять верст в обрат преодолели быстро. Но в село дружина не пошла, встала в боковой кустистой балке. И только Парфенов с Бордаком скрытно пробрались в Радное. Вышли со стороны реки, прошли к дому старосты под удивленные взгляды редких сельчан. Матвей Торба сидел в светлице, погруженный в мысли. Очнулся, когда услышал знакомые голоса в сенях, и кинулся к двери: – Наконец-то! Без вас стало боязно. – Ты чего, Матвей? Знал же, что вернемся, – дружески ударил его по плечу Бордак. – А вдруг что случилось бы? Тут сигнал от охотников был. Нашли они место крымчаков-наблюдателей. А еще прознали, что один из них быстро пошел к Санге. – У нас мало времени, други, тебе, Матвей, – взглянул на старосту Михайло, – надобно дать мне человека, который поможет найти наших охотников. Как то сделать, ведаешь? – Если только Кольку, сына Гната, отрядить, он отца где хочешь найдет. – И велик ли возрастом этот Колька? – Не, отрок еще, но шустрый, спасу нет. Первый среди ребятни разорять сады, яблоки воровать. – Своих не хватает? – Так ведь мальцы, бывало, сам лазал по чужим садам, хотя в своем всего полно было. – Ну, давай Кольку! Староста крикнул своего сына, что был лучником в небольшом, человек шесть, отряде стрелков и велел привести Кольку Лапина. Отрока доставили быстро. Он в растерянности встал перед московскими вельможами и старостой и обратился к Торбе: – Чего звал-то, дядька Матвей? Коли кто и лазал ночью по садам, то не я. Да и яблок уже не осталось, тока зимние, поздние, они твердые, не люблю таких. – Не галди! Я тебя по другому делу вызвал. – Слухаю, – почти как взрослый ответил отрок. – Как отца найти, ведаешь? – А чего не ведать-то? В леса вместе ходили, договаривались, как отыскивать друг друга, коли заплутаем. – Надо вот боярина московского к Гнату отвести. – Боярина? – Отрок с какой-то боязнью посмотрел на Бордака. – Ты не бойся, отрок, – улыбнулся ему Михайло, – я только по чину боярин, а так человек простой. И больше воюю с татарами, чем сижу в палатах боярских, коих у меня и нету. – Ну, пойдем! – Что, отведешь? – А чего? Надо ведь? – Надо, Колька, вельми надо. – Так пойдем. – Ты чего задумал, Михайло? – спросил Парфенов. – Взять наблюдателя да погутарить с ним. – А коли к нему еще кого мурза пришлет? – Уже не пришлет, а вот десяток в осинник резервом завести может вполне. Чтобы отрезать сельчанам отход по реке. – Но тогда треба и нам сажать людей в осиннике? – Вот и погляжу, где то удобнее сделать. Да я быстро, княжич. Всего сейчас не скажешь, потом поговорим. – Ты ведаешь, что делать, езжай. Колька не зря слыл шустрым малым. Едва прошли к околице, он сложил руки у рта и прокрякал уткой. Издалече донесся скрежет скворца. – Ну, вот и договорились, – довольно произнес отрок. – Батька выйдет к опушке осинника со стороны реки, нам треба податься туда. – Веди, вледопыт. Ведь ты на селе следопытом значишься? – А то! Любого зверюгу выслежу, – гордо ответил паренек. Они прошли рекой до осинника, там у кустов их встретил Гнат Лапин. – Приветствую, боярин, а я думал, чего Колька зовет, не случилось ли чего дома? – Нет, это я просил. Где пост наблюдателя татар? – Недалече отсюда. Там один татарин, другой ушел в сторону Санги. – Давно? – Да, судя по солнцу, часа два минуло. – Значит, уже в стане мурзы, в Санге? – А кто же его знает. Может, там, может, еще где, но десятков татар ближе десяти верст от села нету точно. – Пошто так молвишь? – По то, что я запах ихний далече чую. – Веди к месту, откуда наблюдателя мурзы будет видно. – Пойдем опушкой, тут до оврага рукой подать. Назим лежал на подстилке, глядя на село. Там все, как обычно. Было оживление недавно, но то объяснимо, поссорились мужики и к старосте подались, чтобы тот рассудил по справедливости. У русов в этом похоже с крымчаками, тока там судит мурза. Вдруг он услышал шорох сзади и резко обернулся, выхватив нож. Но, увы, поздно. Подобрав в лесу приличных размеров увесистую корягу, Бордак вдарил ею по руке татарина. Тот взвыл от боли и тут же получил удар сапогом в физиономию. Очнулся связанным. Рядом тот мужик, что ударил, с ним еще двое. – Не убивайте, я могу много сказать! – испуганно воскликнул Назим. – Можешь, говори. – А отпустите?