– Руби… Ты видела мое недавнее сообщение? Лин говорила так осторожно, что мне вдруг стало жарко и холодно – одновременно. Я сухо сглотнула: – Нет… Я со среды не заглядывала в телефон. Лин сделала глубокий вдох: – Тогда ты и правда еще не знаешь. – Чего я еще не знаю? – нервы начали сдавать. – Руби, ты сидишь? Я выпрямилась. Боже, что же случилось? Подобный вопрос не задают, если не произошло что-то ужасное. Вмиг картинка с Джеймсом и Элейн, обдолбанных в бассейне, сменилась картинкой пострашнее. Джеймс, попавший в аварию, раненый. Джеймс, лежащий в больнице. – Что случилось? – прохрипела я. – В понедельник умерла Корделия Бофорт. Мне потребовалось время, чтобы понять то, что сказала Лин. В понедельник умерла Корделия Бофорт. Воцарилось невыносимое молчание. Мать Джеймса умерла. В понедельник. Я вспомнила наши страстные поцелуи, руки, неутомимо скользящие по моему обнаженному телу, потрясающие ощущения, когда Джеймс был во мне. Джеймс в тот вечер – в ту ночь – обо всем знал? Так хорошо притворяться не может даже он. Нет, должно быть, они с Лидией узнали обо всем только в среду. Я слышала, как Лин что-то говорит, но не могла сконцентрироваться на ее словах. Так сильно я была занята мыслью, действительно ли Мортимер Бофорт два дня скрывал от детей, что их мама умерла. И если это так – насколько же ужасно чувствовали себя Джеймс и Лидия, когда в среду вернулись домой и обо всем узнали? Я вспомнила опухшие, красные глаза Лидии, когда она стояла у нашей двери и спрашивала, где Джеймс. Пустой и безэмоциональный взгляд Джеймса, когда он смотрел на меня. И тот момент, когда он прыгнул в бассейн и перечеркнул все, что возникло между нами в ту ночь. Он убил нашу любовь. По телу расползлась пульсирующая боль. Я отняла телефон от уха и включила громкую связь. Затем зашла в сообщения. Я открыла переписку с незнакомым номером. Там было три непрочитанных эсэмэс: Руби. Мне очень жаль. Я могу тебе все объяснить. Пожалуйста, вернись к Сирилу или скажи, где ты находишься, чтобы Перси мог тебя забрать. Наша мама умерла. Джеймс слетел с катушек. Я не знаю, что делать. – Лин, – прошептала я. – Это правда? – Да, – шепнула подруга в ответ. – Недавно пришло официальное подтверждение, и через полминуты эта новость была везде. Между нами вновь повисло молчание. В голове крутились тысячи мыслей. Казалось, ничто больше не имело смысла. Ничто, кроме чувства утраты, разом охватившего меня, и слова вырвались сами по себе: – Мне нужно к нему. Я впервые увидела серую каменную стену, окружающую поместье Бофортов. Въезд преграждали огромные железные ворота, у которых толпилась дюжина людей. – Вот крысы, – пробормотала Лин, останавливая машину в паре метров от них. Репортеры моментально оживились и бросились к нам. Лин нажала кнопку, чтобы заблокировать двери. – Позвони Лидии, чтобы она открыла ворота. Я была так благодарна подруге, что в этот момент она была со мной и сохраняла холодную голову. Не раздумывая ни секунды, она спросила по телефону, не надо ли меня подвезти, и через полчаса уже была у моего дома. Все сомнения насчет того, насколько крепка наша дружба, испарились в ту же секунду. Я достала из сумки телефон и позвонила на номер, с которого за последние дни многократно звонили. Не прошло и пары секунд, как Лидия взяла трубку. – Алло? – Ее голос звучал приглушенно, как и в среду вечером, когда мы поехали к Сирилу. – Я стою перед вашим домом. Не могла бы ты открыть ворота? – спросила я, закрывая при этом лицо рукой. Не знаю, помогло ли это. Репортеры стояли прямо у машины Лин и выкрикивали вопросы, которых я не понимала. – Руби? Что?.. Кто-то постучал в пассажирское стекло. Мы с Лин вздрогнули. – Если можно, то побыстрее. – Сейчас, – ответила Лидия и положила трубку. Не прошло и минуты, как ворота открылись, и кто-то направился к машине. Я узнала его, лишь когда он оказался в паре метров от нас. Это был Перси. Мое сердце забилось быстрее. Внезапно нахлынули воспоминания. О той поездке в Лондон, которая так хорошо началась и так ужасно закончилась. И о той ночи, когда Джеймс нежно заботился обо мне, потому что его друзья вели себя отвратительно и столкнули меня в бассейн. Он протиснулся сквозь репортеров и жестом попросил Лин опустить окно. – Проезжайте прямо к дому, мисс. Эти люди будут арестованы, если только ступят на участок. Они не последуют за вами. Лин кивнула, и после того, как Перси попросил репортеров отойти в сторону, мы въехали на территорию поместья. Въездная дорога по ширине и длине больше походила на шоссе, окруженное зелеными лужайками, покрытыми инеем. Вдали я разглядела большой дом: прямоугольный, двухэтажный, с несколькими фронтонами. Четырехскатная сланцевая крыша выглядела так же мрачно, как и остальной фасад, сложенный из кирпича, облицованный гранитом. Но, несмотря на всю безотрадность, исходившую от этого дома, с первого взгляда было понятно, что здесь живут богатые люди. Дом очень подходит Мортимеру Бофорту, такой же холодный. Правда я с трудом представляла в нем Лидию и Джеймса. Лин заехала на внутренний двор и припарковалась за черным спортивным автомобилем, стоящим в стороне от дома у гаража. – Мне пойти с тобой? – спросила она, и я кивнула. Воздух был ледяным, когда мы вышли из машины и быстрыми шагами направились к лестнице ко входу. Перед ступеньками я вцепилась в руку Лин. Подруга вопросительно взглянула на меня. – Спасибо, что помогаешь, – еле выговорила я, не зная, что ждет нас в этом доме. Оттого, что Лин рядом, мне было не так страшно. Три месяца назад я бы и представить себе такое не могла – тогда я строго разделяла личную жизнь и школу и практически никогда не рассказывала Лин о чем-то сокровенном. Но все изменилось. Прежде всего из-за Джеймса. – Но это же естественно. – Она взяла мою руку и ласково сжала ее. – Спасибо, – снова прошептала я. Лин кивнула, и мы пошли вверх по лестнице. Не успели мы позвонить в дверь, как Лидия ее открыла. Она выглядела такой же растерянной, как и три дня назад. И теперь я понимала почему. – Лидия, мне так жаль, – еле слышно сказала я. Она прикусила нижнюю губу и чуть не расплакалась. В эту секунду было неважно, что мы не настолько хорошо знакомы и совсем не близки. Я поднялась на последнюю ступеньку и обняла ее. Лидию затрясло, и я неминуемо вспомнила среду. Если бы я знала о случившемся и о том, как ей плохо, то ни за что бы не оставила ее одну. – Прости меня, – прошептала я. Лидия вцепилась пальцами в свитер и зарылась лицом в мою ключицу. Я крепко обняла ее и стала гладить по спине, чувствуя, как свитер намокает от слез. Я не могла даже представить, что творилось у нее внутри. Если бы моя мама умерла… я бы не знала, как это вынести. В это время Лин тихо закрыла за собой входную дверь. Она была так же растрогана, как и я. Наконец Лидия отцепилась от меня. Щеки в красных пятнах, глаза остекленевшие и заплаканные. Я мягко отвела с ее щеки несколько мокрых прядок волос. – Я могу что-нибудь для тебя сделать? – осторожно спросила я. Она отрицательно покачала головой. – Просто позаботься о том, чтобы мой брат снова стал самим собой. Он невменяем. Я… – Ее голос охрип от слез, и ей пришлось прокашляться, чтобы продолжить. – Я еще никогда его таким не видела. Он разрушает себя, и я не знаю, как помочь. У меня заболело сердце. Потребность увидеть Джеймса и обнять, как и Лидию, взяла верх – несмотря на страх перед встречей. – Где он? – Мы с Сирилом отвели его в спальню. Он не в себе. Я вздрогнула. Как же плохо должно быть Джеймсу… – Могу тебя отвести, если хочешь, – продолжила она и кивнула в сторону изогнутой лестницы, ведущей на второй этаж. Я повернулась к Лин, но подруга помотала головой: – Я подожду здесь. Иди. – Ребята в зале, если захочешь к ним присоединиться. Я скоро вернусь, – сказала Лидия, указывая на другую сторону фойе, откуда коридор уводил в заднюю часть дома. Только сейчас я услышала тихую музыку, доносившуюся, по всей видимости, оттуда. Лин засомневалась, но потом кивнула.