— Да? — она повернула ко мне свое опухшее, обожженное лицо, — Чего тебе надо, Тимохин?! — Будь добра, собери людей, только, пожалуйста, всех. — Зачем это? — ее хриплый голос был похож на воронье карканье. — Разговор есть, важный, — я присел на край переносного верстака, заваленного монтажными схемами «Тумана», — я только что говорил с Одинцовым… — И что? Мы возвращаемся?! — ее глаза вспыхнули как красные стоп-сигналы, — С полными штанами дерьма, псу под хвост три года работы и бог его знает сколько миллионов бюджетных рублей! Ты же знаешь, как тяжело было выбивать финансирование под нашу тему! Она же еще ничего не знает, особый режим, с ними же никто из команды даже не разговаривает. Да, вернуться… Ага, размечталась! Да, сейчас я ей скажу… — Алла, мы даже не в ж…, а в самой ее дырочке, поэтому будь добра, не спорь со мной, а просто собери людей. На пять минут, никуда от вас этот демонтаж не денется. — Хорошо, — Алла три раза хлопнула в ладоши, — перекур! Шеф хочет сказать вам пару слов. Да, — она повернулась ко мне, — А что там с Валиевым, говорят у него крыша поехала, бросился на кого-то?! — С ним очень плохо, считай, что он овощ, вообще, над ним целая комиссия билась. Шкловский Лев Борисович говорит, что лобные доли мозга у Валиева полностью отключены, будто их и нет. — Жаль, — рыжая бестия пожала плечами, — неплохой был спец, да и как человек, вежливый, скромный, общительный… Ага, — подумал я, — как будто я не знаю, как ты регулярно ложилась под этого «вежливого и скромного», пытаясь забыть о своем одиночестве. Между прочим, при разнице в тринадцать лет, не в твою пользу. Ну да, не будем об этом! Тем временем вокруг нас собирались люди. Я совсем не удивился, увидев среди моих людей прикомандированных РТВшников, вместе работали над «Туманом» и вместе его хороним. Я от души пожал руку капитану первого ранга Степанову и двум его старшим лейтенантам. А вот присутствие здесь, прикомандированного к нам особым отделом Тихоокеанского Флота, товарища Кима, Михаила Оскаровича меня в первый момент удивило. Но, потом…, а куда ему деться, здесь ему никто не подчинен, курирует он сам процесс испытаний, и за пределами нашей группы он «третий лишний»… И Одинцов без него обходится и все прочие не скучают. Теперь главное, как бы получше сказать этим людям о том, что с нами произошло и о том, какое решение приняли наши командиры. А то ведь истерик не оберешься, тем более с женщинами, а их в нашем коллективе аж целых три. Особенно опасна в этом смысле Катя Малеева, по прозвищу Зюзя, у нее и так всегда глаза на мокром месте. Собрались, смотрят на меня… Э-эх! — Ну, коллеги, ничего приятного я вам не скажу… Наломали мы с вами дров преизрядно… Только что меня вызвал товарищ Одинцов и сообщил, что из-за нештатного срабатывания нашей аппаратуры в момент удара молнии, произошел прокол метрики пространства-времени по временной составляющей, и нас отбросило в прошлое, на 108 с половиной лет… Лейла, наше вечное горе, непроизвольно пискнула: — Ой, мамочки! Алексей Иванович, честное слово, я все точно считала… — и зажала себе рот рукой. — Успокойся Лейла, если кто и виноват, то я сам… — я обвел взглядом лица своих коллег, кажется, до них еще не дошла вся тяжесть ситуации, — просто мне не пришло в голову еще на полигоне испытывать установку на удар молнии… Да и как это испытание провести? — Ну и какая точно дата у нас за бортом? — особист Ким, сложил руки на груди. — Интересно, как посреди океана они определили, какой сейчас год и месяц? — Астрономически, товарищ капитан первого ранга, хороший штурман, имея астрономический таблицы, за час-полтора определит вам дату с точностью до двух-трех дней. Да и к тому же, сегодня утром, нашими кораблями была остановлена для досмотра местная шхуна, сомнений нет, сегодня 14 марта 1904 года по григорианскому календарю, или же 1 марта того же года по принятому в России юлианскому календарю. Один из РТВшных молодых старлеев, Сергей Злобин, поднял руку, прямо как школьник. — Товарищ Тимохин, Алексей Иванович, можно вопрос? — Я кивнул. — И что же будет дальше? Мы не сможем вернуться? — Вернуться?! И ты, Сергей, и все вы, коллеги, считайте что это исключено… Во первых «Туман» восстановлению не подлежит. Во вторых, даже если бы подлежал, то я даже приблизительно не знаю как управлять им в этом режиме, и никто не знает…, да и какой там режим, ловить на себя удары молний? И неизвестно куда зашвырнет, то ли к Петру Первому, то ли в мезозой, но уж точно не назад… — И, что же мы будем делать дальше? — капитан второго ранга Степанов посмотрел на особиста, — Нам, с тобой, Максим Оскарович, надо бы самим сходить к товарищу Одинцову и выяснить обстановку. А то, мне что-то непонятно, мы явно куда то идем, но куда? — Можете сходить, но мне тоже кое-что известно. Не далее как четыре с половиной часа назад состоялся военный совет, на котором офицеры боевых кораблей и роты морской пехоты приняли единогласное решение принять участие в Русско-Японской войне на стороне Российской Империи. — Наступила гробовая тишина, — Как сказал мне Пал Палыч, наша корабельная группа выдвигается в сторону Порт-Артура. В этой гробовой тишине с места вскочил Виктор Позников, наш инженер из группы монтажа. Ну, тот самый из-за белоленточной ориентации которого, у меня были неприятности с особистом и Одинцовым. — Да вы что, млять, с ума все посходили?! Какая война!? За, что? За Рашку?! — слюна так и брызгала во все стороны, — В Штаты плыть надо! Знаете сколько бабок можно срубить…, мы же все миллио… — Какие Штаты, сука?! — РТВшный старлей Вася развернул крикуна к себе лицом, и БАМС, врезал гаду прямо в глаз, — Вот тебе Штаты, гондон штопаный! — А-а-а… — заорал наш белоленточный, но тут же заткнулся, потому что коллега Васи, Серега, тот самый, который спрашивал у меня про возвращение, развернул его лицом к себе и с оттяжкой врезал поддых. — Родина у меня одна, как и мать, падла, и я ее не продаю! — Позников рухнул на палубу, скрючился и затих. Истошно, как сирена, почти на ультразвуке, завизжала Катька Малеева. Вася уже было занес ногу для пинка в лицо, потом передумал. — Товарищ капитан первого ранга, — повернулся он к особисту, — вы, конечно, извините нашу горячность, но этот гад явно призывал к измене Родине… — потом Василий тяжелым взглядом посмотрел в сторону Катьки. — Да заткните, наконец, кто-нибудь эту дуру! Особист стоял как потерянный, явно не зная, что сказать. Наверное, мне самому надо брать инициативу на себя… ну, не моя это работа, не знаю я, что в этом случае делать?! Заступаться за этого обормота? Он мне самому противен, да и мужики тоже не поймут, вон смотрят волками. А вот их я понимаю, мальчик забыл, что он не на Болотной Площади, и отгреб по полной, но, что же делать дальше?! Дальше все сделалось само, к нам в трюм по трапу спустились три морпеха, два рядовых и сержант, очевидно, их привлек Катькин визг, не услышать этот сигнал, помощнее ревуна боевой тревоги, было просто невозможно. — Сержант Некрасов, — козырнул старший, — товарищи офицеры, — обратился он к Злобину и Смурному, — отчего вы, э-э-э, товарищи лейтенанты, применяете меры физического воздействия к этому гражданину? По всей группе кораблей объявлено Осадное положение и особый режим безопасности. — Товарищ сержант, — Смурной рывком поднял Позникова на ноги, — это наше дело… И вообще вы забываетесь, тут старшие по званию есть! — Извиняюсь, но мы на вахте и соответственно уставу и спрашиваем. А дело может и ваше? — Сержант щелкнул гарнитурой, — товарищ лейтенант, докладывает Брюс, ЧП в «секретном» трюме, мордобой. Так, сейчас будете?! Жду! — Морпех развел руками, — Сейчас наш лейтенант придет — разберется! Будет мало — подключим майора! Очевидно, Василий понял, что через их с Сергеем несдержанность могут произойти большие неприятности, — Этот гад, — он еще раз встряхнул свою жертву, — вопил, что надо сдаться американцам и продать им все наши секреты… — Это он зря! — по трапу спускались лейтенант, кажется его фамилия Жуков, и майор Новиков, который криво усмехнувшись произнес, — американцам мы сдаваться не будем, а поскольку у нас сейчас Осадное Положение, то за такие идейки положен трибунал. — майор посмотрел на двух морпехов, — Парни, возьмите эту, слизь и тащите ее на верхнюю палубу. Судить будем судом военного трибунала, тройкой. И вы, товарищи офицеры и инженеры, следуйте за нами. Надо во всем разобраться, так что прошу следовать за нами, будете свидетелями! — он обвел взглядом мою публику, — Ну что, кто еще желает бежать в Штаты? Могу вам гарантировать, что дальше ада вы не убежите! Извините, товарищи офицеры, — обратился майор к особисту и старшему РТВшнику, — служба. Желающих спорить с морскими пехотинцами не нашлось, и они быстро вытащили Позникова на палубу, несмотря на то, что под конец он пришел в себя и пытался упираться. На палубе нас уже ждал Одинцов, взгляд его был тяжел. — Этот самый? — спросил он у меня, вот видите, до чего доводит в нашем деле идеологическая нечистоплотность. — Идемте! Судить его будем пусть и скорым, но открытым судом. Пусть все видят, что бывает с трусами, изменниками и паникерами. А потому в кают-компанию, там есть все необходимое, чтобы устроить трансляцию на остальные корабли, особенно на этот гадюшник «Бутому». В кают-компании ничего не изменилось с момента Военного Совета, все также были закреплены камеры, все так же висела на стене плазменная панель. Председательствовал в тройке Одинцов, заседателями были майор Новиков и кап три Алексеев. Когда процесс начался, неожиданно Одинцов спросил у подсудимого. — Ну-с, молодой человек и чего вы нам можете сообщить по делу? — и что тут началось! Мне стало просто плохо, когда этот кадр начал в голос орать как он их всех ненавидит, таких-сяких совков, кровавую гебню, жуликов и воров… По моему, слюна брызгала метра на полтора, ругань в сторону России сменялась слащавыми дифирамбами штатам. О боже, какую змею я пригрел в своем коллективе! Где-нибудь в московском суде, данный кадр был бы отпущен на свободу вечером, в крайнем случае рано утром. Вся та мерзость, что вылетала из его поганой пасти, по системе видеотрансляции мгновенно доводилась до команд всех четырех кораблей. — Довольно! — неожиданно стукнул по столу Одинцов, — Мне кажется достаточно. Кто-нибудь хочет выступить в защиту этого человека? Нет?! Тогда… Валериан Григорьевич? — ВМСЗ, товарищ Одинцов, — произнес старший офицер «Вилкова», ВМСЗ и никак иначе. — Товарищ майор? — обернулся Одинцов к Новикову. — Поддерживаю! Призыв к измене, в военное время, при действующем Осадном Положении однозначно карается Высшей Мерой Социальной Защиты, смертной казнью, — майор посмотрел на Одинцова, — Товарищ председатель трибунала. — Утверждаю! — Одинцову подали уже написанный приговор и он поставил на нем свою размашистую подпись, — Приговор окончательный, обжалованию не подлежит. Привести приговор в исполнение. Товарищ майор? Новиков машинально поправил сидящий набекрень берет. — По старой морской традиции, бунт на корабле карается выбрасываем за борт. Сержант Некрасов, привести приговор в исполнение. — двое морпехов взяли воющего и упирающегося смертника и потащили его вон из кают компании. Немного поколебавшись вслед за ними пошли лейтенанты, с которых и началась вся эта история. — Товарищи командиры, — обратился Одинцов в камеру, — вы все видели? Общая трансляция на ваших кораблях была включена? Убедительно прошу вас лично и ваших замполитов довести до всего личного состава, что любая попытка деморализовать и демотивировать команды закончится точно также. С Осадным положением не шутят. В отличие от некоторых у нас нет запасной Родины. — и уже всем тем, кто собрался в кают-компании, — Спасибо за внимание, все свободны. Мы спустились к себе в трюм и сидели в полном молчании. Минут через пятнадцать вниз спустился побледневший Злобин, — Все, амбец котенку, утопили! Не, парни, дело тут серьезное, кто что-нибудь такое вякнуть захочет, пожалуйста, подальше от коллектива и уже поближе к борту, — старлей дрожащими руками вытащил из пачки сигарету. — Ладно, — я вяло махнул рукой, — вот и поговорили, понимаешь! Продолжайте свой демонтаж, наверное, всякое радиотехническое барахло тоже пригодится. Только, когда закончите, м-м-м, Алла, будь ласка, составь список кто что заканчивал, второе образование, если у кого есть, хобби там разные… товарищ Одинцов сказал… — Да я твоему Одинцову… — Цыц, дура! — Неожиданно для самого себя я рявкнул на нее так, что у самого зазвенело в ушах. — Ты что не понимаешь, не игры все это и не марши по Манежной… Кончились шутки! Или ты делаешь, что тебе сказали или ты летишь за борт, причем кувырком. Адвокаты, правозащитники и прочая рукопожатая публика осталась ТАМ. А ЗДЕСЬ война! Уцелевшие платы «Тумана» демонтировать. Товарищ Степанов, я сам не силен в радиоделе, проведите, пожалуйста, ревизию нашей уцелевшей элементной базы, как из самой установки, так и из ЗИПа, и прикиньте, можно ли из этого хлама собрать сколько-нибудь радиостанций? И если можно, то, сколько штук, и какой мощности? Капитан второго ранга кивнул. — Прикинем, отчего же нет, связь на войне это главное дело, на море особенно, посыльного не пошлешь и телефон не протянешь. Сделаю, сегодня вечером, или завтра к утру, тут еще, Алексей Иванович, подумать надо. Давайте товарищи, — окликнул он своих техников, — не стойте, работать надо… Что-то мне как-то неудобно стало, люди, значит, работают, а я буду стоять и смотреть, или даже пойду непонятно куда, непонятно зачем. Я встряхнулся и скинул пиджак. — Эх, ну его к черту! — бросил его на верстак, — а ну, кто-нибудь, отвертку дайте начальнику! Через пару минут, растерянно опустив руки, без дела стоял только особист Ким. Ну и хрен с ним! 1 марта 1904 года. 15–55 по местному времени Тихий океан, 40 гр. СШ, 158 гр. ВД. Танкер «Борис Бутома». Майор Морской пехоты Александр Владимирович Новиков. Пока группа лежит в дрейфе мне бы надо быстро-быстро посетить с инспекцией все корабли группы. Кстати на «Быстром» тоже есть одно отделение морской пехоты, кажется из четвертой роты, надо бы поговорить с их сержантом и принять командование. Но первым в инспекционном списке у меня был танкер «Борис Бутома». Не то что бы я не доверял старшине, нет, просто в связи с поставленной задачей на крейсерские действия намечается кое-какая реорганизация и надо уточнить позиции. Скорее всего для контроля за танкером мы оставим одно отделение и… старшину. Туда же исполняющий обязанности капитана капитан-лейтенант с Трибуца и все будет как положено. Все, катер ошвартовался у трапа, поднимаюсь на борт, размышляя, о том, что, донести до тридцати молодых ребят, что пути обратно нет, и что надо рисковать своей жизнью и здоровьем ради Родины, которая еще не понятно как примет и примет ли вообще, это дело замполитов. Но замполит замполитом, а с командира ответственности тоже никто не снимал. Наверху, помимо вахтенного, меня встретили и.о. капитана капитан-лейтенант Кротов и наш старшина Качур. Откозыряли, козырнул в ответ, потом стянул с руки тугую перчатку, все таки холодновато в марте без перчаток, да и ветер резкий. — Здравствуйте товарищи, — я жал им руки, а мысль была уже далеко. Главное что бы не повторилась история, которая случилась на «Вилкове». Лишних людей у нас нет, но и разложения тоже допустить нельзя. Кто знает, может быть того бузотера можно было бы перевоспитать, но ведь не в походно-полевых условиях же посреди океана. Вел бы себя более спокойно, остался бы жив, а так пошел на корм рыбам. Остался один вопрос, как такой человек мог просочиться через фильтры отбора? Или он, как иногда у нас бывает, зашел в тему с черного хода? Ой, не знаю. А если у кого из моих ребят крышу сорвет, тогда ведь тоже очень жестко придется поступить, иначе нельзя. Закон один на всех. А товарищ то Ким слабину дал, но что с ним делать, это не моя епархия, об этом пусть у Одинцова голова болит, а мы уж исполним если что. Смотрю прапорщик уже собрал на палубе свой взвод, стоят, ежатся от ветерка. Стало быть побыстрее надо. Чуть в стороне экипаж танкера, все семьдесят пять гражданских моряков. Гражданские то они гражданские, но большинство наверняка служило срочку, а значит должны понимать что такое приказ и дисциплина. Не будет сознательной дисциплины, учиним палочную.