— Свое производство? — поинтересовалась Катя. — Та не… Своего у нас мед. У бати пасека. — А медку-то нет с собой? — Зря смеешься. Сейчас же ж каштановый идет, знаешь какой? А потом акации сезон будет, вообще с пальцами проглотишь. Я тебе в следующий раз привезу. Катя улыбнулась. — А говорят, что мужчины не любят строить далеко идущие планы. Подкатил Кригов. Снял у Лисицына с губы прилипшую шелуху. — Э, ну как так-то? Там у товарищей боеприпасы кончились, а ты тут… Ой. Здрасте. Простите. У сотника Лисицына самоволка. Военно-полевой трибунал ждет. — Лисицын — это я, — объяснил Юра. — А я Катя. Так Катя из будущей сделалась настоящей. Когда они с Криговым вышли курить, тот хлопнул Юру по спине со всей дури. — Ничего такая. Катюша. В самый раз тебе, а? — Ты с меня прикалываешься, что ли? — В смысле? — Она ж москвичка. Еще и с золотым кольцом. Это ж ты, брат, с московской пропиской родился. А у меня через три дня командировка кончится, и мне обратно до станицы кочумать. — А вот ты женись на ней, к тебе как раз прописка и прилипнет! — посоветовал Кригов. — Ты что? Я так не смогу, — сказал Лисицын. — Что ты, не знаешь меня, что ли? — Шо, шо. Знаю тебя: дурак. Не сможешь. — Та и на хрен я ей сдался. Балерина. Из Императорского балета! И я, лох. — Тебе не надо, я тогда заберу! — предупредил Кригов. — Ну слышь! — предупредил Лисицын. Тут дверь снова хлопнула, и на пороге возникла Катя с папироской. — Сотник Лисицын! — произнесла она. — Есть предложение. Предложение-челлендж. Кригов прикурил ей. И Кригов же спросил: — Какое? — Завтра бал. Бла-бла-благотворительный. Бал завтра, а у меня нет партнера. Кавалера то есть. Лисицын посмотрел на Кригова беспомощно. — Как же у такой звезды может не быть кавалера? — спросил Кригов. — Слетел, — ответила Катя. — Но я говорила не с вами. Сотник Лисицын! Вы выручите даму в беде? — Я… Я не умею? — спросил у Кригова Юра. — Я умею, — заявил тот. — Я научу, — пообещала Катя. — А где этот бал? — промямлил Лисицын. — В «Метрополе». — Это… Внутри Бульварного? — Это рядом с Кремлем. — Меня не пустят. — Меня пустят! — вставил Кригов. — Это я беру на себя, — сказала Катя. Лисицын смотрел на нее растерянно, обескураженный ее веселым натиском. Катя была хороша собой невероятно. Не «хороша собой» даже, а действительно прямо красива. Лисицын смотрел на нее испуганно, боясь глупым словом или неосторожным движением ее спугнуть. И зыркал грозно на Кригова, который не собирался оставлять их наедине, а рыскал вокруг, выжидая, пока Юрка оступится. — Ты как бабочка, — заявил он Кате неуверенно. — Красивая. Боюсь тебя спугнуть. — Романтично. Спасибо, что не пчела. Так какой ответ? Она была пьяна, но и Лисицын тоже был пьян. Это уравновешивало их — пока они оба были пьяны. Пока они оба были пьяны, он мог воображать, что пойдет завтра с ней на бал, что она может заинтересоваться им не только из баловства и любопытства, что будет отвечать ему на письма и когда-то — может быть, ведь может же такое быть?.. — она будет с ним. Зачем она тебе, Сашка? Ну что ты, балерин на своем веку не видал и еще сто раз не увидишь?! Уйди, брат! Третий должен уйти! — зверски мигал Кригову Юра, но тот словно ослеп и никаких лисицынских семафоров не замечал. — О! Наши! Баласанян, покинутый товарищами, тоже выбрался дышать и первым увидел этих. Через гомонящую толпу, раздвигая штатских в стороны, двигался прямо на них казачий патруль. Лисицын сразу протрезвел, подобрался, уставился вдаль, поверх голов. — Не за нами? — Мания преследования? — хохотнул Кригов. — Мания величия? Но Лисицын уже знал, что нет — не мания: он сцепился глазами с командиром патруля и расцепиться уже не мог. Тот, заметив Кригова с Лисицыным, ускорил шаг и шел теперь не просто вперед, а именно к ним. Есаул, и с ним два сотника. Никакой это был не патруль. Это их арестовывать шли. Теперь даже Кригов это понял. Забрал растрепанные волосы. Посерьезнел. Бежать? Прятаться? Оружия при них не было: в увольнительные в Москве табельное, даже шашки, брать не дозволялось. Лисицын, собравшись, успел решить, что главное — сохранить достоинство. Он оглянулся на Катю. — Тебе сейчас лучше уйти. Поздно. Есаул, держа руку на рукояти шашки, остановился напротив Лисицына. Шаркнул ногой. Насупился. — Сотник Лисицын, сотник Кригов? — Так точно, ваше высокоблагородие. — Извольте пройти с нами. Лисицын этого ждал с самого того момента, когда атаман Полуяров запнулся о палас в Георгиевской зале. Теперь вот отрубленная змеиная голова жалила их обоих — и он не сомневался, что укус будет смертельный. Кригов посмотрел на есаула. — Нас задерживают, что ли, ваше высокоблагородие? Катя упрямо стояла тут, не уходила. Хмурилась, не хотела прощаться с Лисицыным. — Задерживать? Нет. Есаул посмотрел на Катю с сомнением. — Не хотелось бы при штатских… Вас генерал Буря… Атаман вызывает. Новый. Прежний… Полуяров… Только что застрелился. 4 На следующий день Лисицын неуклюже вел Катю через парадную залу «Метрополя», где давали тот самый бал. На нем была опять парадная форма, сотничьи погоны прочно сидели на своих местах. На Кате — белое платье: бальное, но как будто подвенечное.