Судя по голосу, товарищ пребывал на грани обморока. – Командир где? – Дома обыскивает. – Хорошо. Наморщи мозг и скажи: кто из твоих подельников дальше всех стоит от нас? Ты понял, о чем я говорю? – Да. Дальше всех стоит Ахерн. – Кто? – не понял я. – Ахерн, – промямлил пленник. – Ну, зови своего Ахерна, – чуть улыбнулся я. Одутловатый прокашлялся и крикнул: – Ахерн! Тишина. – Еще раз, – велел я. – Ахерн!! На этот раз отозвались. – Позови его сюда. Но учти, я понимаю по-ирландски. – Ахерн, иди сюда, – перевел мне Полоз слова пленного. – Чего я там не видел? – донеслось в площади. – Иди, иди, – настаивал одутловатый. – Ну, если ты меня просто так дернул… – проорал Ахерн. Ну, и имена у ирландцев… – Умница, – похвалил я одутловатого, рубанул его по шее и осторожно, чтобы не шуметь, уложил и стены. – И какого хрена тебе нужно? – перевел мне Полоз слова следующей жертвы, появившейся из-за угла. Та же беспечность, что и у первого: Калаш висит на пузе, настроение самое распрекрасное, гражданин курит и пованивает вискарем. Он повернул за угол, получил несовместимую с жизнью травму в виде перелома гортани и был уложен рядом с первым. Через две минуты, когда душа Ахерна отделилась от тела, я привел в чувство первого. Нажал над бровями на две точки, и он начал ворочаться. Еще через минуту он затравленно смотрел на меня, периодически бросая взгляд на мертвого Ахерна. – Продолжаем разговор. Зови двух оставшихся. Крикнешь им только то, что я велю. Понял? Пленник энергично закивал. – Ты крикнешь: парни, идите сюда, вы тоже должны это видеть. Понял?! Очередное энергичное кивание. – Прокашляйся и начинай. Одутловатый крикнул. – Что там у вас? – перевел Полоз заинтересованный ответ подельников пленного. – Посмотрите сами, – шепчу я. – Сами посмотрите, – кричит пленный. – Они идут тем же путем, – сообщил Полоз, и я снова бью пленного по шее. Подхожу к углу. Слышу, как топают два будущих покойника. Топают с убийственной беспечностью. Курят и воняют. Приятно иметь дело с непрофессионалами. Приятно, но скучновато. И вот, они повернули за угол. Один за другим. Бросок к первому, прижимаюсь к нему, как к родному, и ножом наношу удар в горло замыкающему, если так можно сказать про колонну из двух человек. Замыкающий еще не начал оседать, а я обратным движением рассекаю горло первому. Оба лежат и дергаются. Даже не хрипят, что радует. Пока два джентльмена конвульсируют, разоружаю одутловатого и связываю его руки за спиной. Потом беру Калаш жертвы номер два. Хорошую машинку придумал Михаил Тимофеевич, за что низкий ему поклон. После войны, даст Бог, большой венок принесу к его памятнику. Даже раздолбайское отношение к автомату со стороны покойного владельца не смогло испортить аппарат. Вытащил все магазины к Калашу и пошел «будить» пленного номер «раз». Тем же способом привожу в себя одутловатого. – Сейчас мы идем и сообщаем местным, что они свободны. – А что будет со мной?! – пролепетал тот, не отрывая взгляда от окровавленных подельников. – Сделаешь все как надо, отпущу, – обещаю я. – Ай, ай, ай! Как нехорошо обманывать пленных! – смеется Полоз. Я натянул балаклаву на свое лицо, поднял пленного, и, прикрываясь им как щитом, направился на площадь. Как и ожидалось, конвоиры кончились. Сидящие местные, увидев нашу сладкую парочку, испуганно затихли. – Я прошу прощения, что говорю на английском, вашего языка я не знаю, – обратился я к местным, – но хочу вам сообщить, что вы свободны. Пока компаньоны данного субъекта не вернулись, предлагаю всем вам сбежать в лес. Меня поняли. Через двадцать секунд местных сдуло. – А дальше что? – робко поинтересовался пленник. – А дальше – самое интересное! – усмехнулся я и произвел пару выстрелов в воздух. После чего уложил одутловатого на землю и улегся за ним, как за бруствером. – Только не дергайся! – предупредил я. Товарищи ирландские «патриоты» отреагировали ожидаемо: услышав выстрелы – осмотрелись, обнаружили отсутствие пленных и одного вяло дергающегося подельника, лежащего на земле. Не обнаружили остальных корешей и источник опасности и, как стадо баранов, ломанулись в сторону площади. Из десяти бегущих только трое прижимались к заборам и домам. Остальные перли, как носороги. По носорогам я и высадил первый магазин. Выставил над одутловатым ствол и выстрелил. Стрелял по ногам. Попал, но не по всем. Пользуясь тем, что народ прилег (кто с перебитыми ногами, кто для сохранности своей шкурки), бешеным ужиком уполз за здание, где меня ждали три жмура и… как оказалось, два аборигена мужского пола, уже ободравшие покойников. – Ты кто? – мне в грудь уперся ствол, едва я поднял на ноги. Спросили на английском. Делаю пол-оборота вправо, уходя с линии огня, правой рукой отвожу ствол от себя, левой ногой выбиваю магазин из автомата, потом ногой в затвор. Как только патрон покинул патронник, делаю шаг к любопытному аборигену, одновременно выворачивая автомат из его рук, несильно бью прикладом в лоб, смещаюсь и пинаю по яйцам второму. А на площади уже стрельба и крики. Судя по всему, стреляют в «моего» одутловатого. А он молчит. Видимо, попали. – Вы почему не в лесу, полудурки? – интересуюсь у лежащих аборигенов. Молчат. Поймавший прикладом еще «плывет», а гражданин, словивший по «размножению», собрав в ладони все, что у него осталось после моего пинка, лежит и стонет. – Если хотите жить – лежите тут и не дергайтесь. Я же, вытащив из разгрузок покойных две гранаты, со всей дури метнул их через крышу в сторону бойцов ИРА. Обе гранаты метнул влево для того, чтобы выжившие метнулись вправо под мой огонь. Как только услышал предупреждающий крик, в котором прозвучало что-то похожее на слово «граната», высунулся из-за угла и снял двух человек, бегущих именно вправо, и одного сидящего среди подранков. Естественно, меня заметили и начали стрелять. Било два ствола. Вытаскиваю из разгрузок покойных еще две гранаты, на этот раз срываю чеку у обеих и кидаю в место расположение стрелков. Высунув только один ствол, стреляю в их сторону, дабы они не ломанулись со своих мест. Взрывы и вопли. Оббегаю здание с другой стороны и смотрю. Картина: «Приходи, кума, любоваться». Ходячих нет. Сидячих тоже не наблюдается. Масса лежачих и стонущих. Перевел Калаш на одиночный. Первый выстрел (контрольный) в одутловатого. С его стороны никакой реакции. Со стороны его подельников тоже. Стреляю в ближайшего бойца, лежащего на боку. Тоже никакой реакции, но от левого забора в меня начинают стрелять. Прячусь за угол. – Полоз, меня никто не обходит? – Расслабился, воин, – ухмыляется он. – Ты меня на эту мокруху подписал, так что давай, работай! – Я же помочь хочу. – Я бы и без помощи местной ведьмы добежал. Бешеной собаке – сто верст не крюк. Так что на счет обходных маневров противника? – Все, кто бежал в нашу сторону, лежат на дороге и пытаются понять – что им делать. – А командир их чего? – Погиб он смертью храбрых, – смеется Полоз. – Сначала пулю в башку поймал, потом граната рядом рванула. Вот его бандюки и призадумались. – А два сторожа на входе в деревню? – Сторожат, но очень напуганы. – Среди тех, кто на дороге, все ранены? – Кто живой – все! – Очень хорошо. Если начнется движуха – сообщи. А я пойду с местными храбрецами пообщаюсь. Храбрецы уже оклемались и снова вооружились. Увидав меня, встали на ноги, но оружие в мою сторону не направляли. – Привет, защитникам отечества! – Привет, – пробормотал пожилой дядька, получивший по яйцам. – А ты, невоспитанный юнец, тыкающий в незнакомых спасителей автоматами, чего не здороваешься? Абориген, поймавший в лоб прикладом, действительно был юн. Не больше 20 лет. И очень похож на пожилого. – Привет, – пробурчал он. – Вы родственники? – уточнил я у пожилого. – Это мой сын, – пояснил он. А потом уточнил: – Младший. – Понял. Вы почему с остальными не ушли?