– Если ты говоришь серьезно, то я отвечу, что это предложение, от которого невозможно отказаться, – честно говорю я, даже не догадываясь, что он придумал. – Я в тебе не сомневался! – В голосе музыканта звучит азарт, который немедленно передается мне. – И какой у тебя план? – Мне по-настоящему любопытно, что он собирается делать. Ян достает из кармана джинсов связку ключей и трясет ими в воздухе. – Это наш абонемент в музей на ближайшие пару часов. Иногда очень полезно дружить с директорами культурных учреждений. Пораженно качаю головой. – Ну и ну, Ян Свенссен! Ты, оказывается, любишь нарушать правила. – На то есть причина, и при одном взгляде на нее меня оправдал бы любой. – Подмигивает он, и я улыбаюсь, осознавая, что он говорит обо мне. Вскоре мы приближаемся к стоящему на берегу зданию, над крышей которого возвышаются корабельные мачты. Растерянно поворачиваюсь к Яну. – Ты планируешь нелегально проникнуть в музей Васа? – Ну, во-первых, у нас есть ключи, а во-вторых, передаю честь стать первопроходцем тебе. – С этими словами он берет меня за руку и вкладывает в нее ключи. В нерешительности замираю у двери. Мне не нравится нарушать закон, хотя я уверена, что из-за татуировок, байка и подсознательной готовности сломать нос обидчику, у некоторых людей складывается прямо противоположное впечатление. Ян внимательно наблюдает за мной, и я сама до конца не понимая, почему, решаюсь на эту авантюру. – Черт с ним, будь что будет. Раздается звук открывающегося замка, и через несколько минут мы стоим напротив единственного в мире сохранившегося парусника начала семнадцатого века. До этого я была здесь со школьной экскурсией, но впечатления десятилетней давности не могут сравниться с тем, что я испытываю, глядя на «Васу» сквозь полумрак пустого здания. Завороженно разглядываю огромный корабль, дубовый киль которого опустился на морское дно около 400 лет назад. Невероятно. – Согласись, что прийти сюда было отличной идеей. Не сразу понимаю, откуда доносится голос, а когда оглядываюсь, замечаю Яна на палубе «Васы». – Зачем ты туда забрался?! Немедленно спускайся! Не представляю, что с нами сделают, если застанут не то что в музее, а непосредственно на борту музейного экспоната. Либо Ян Свенссен сумасшедший, либо всерьез рассчитывает откупиться от шведской полиции гонорарами за концерты. – Брось, Ли, поднимайся наверх. – Он жестом показывает на приставленную к кораблю лестницу. – Ни за что! Не хватало отправиться в тюрьму в другой стране. Нет уж, спасибо, мне нужно вернуться домой как минимум для того, чтобы покормить кошку. – Обещаю, что ничего плохого не случится, – продолжает уговаривать Ян, – подумай, когда в следующий раз тебе выпадет шанс подняться на «Васу»? – Намного больше меня интересует, удастся ли спуститься с «Васы» и при этом обойтись без дружелюбного сопровождения полицейского конвоя, – скептически отвечаю я. – Ли, не бойся жить в моменте, ведь на самом деле только он у нас и есть. Тяжело вздыхаю и подхожу к лестнице. Мы уже здесь. От того, что заберемся на парусник, ситуация вряд ли станет хуже. В воображении возникают заголовки завтрашних газет, и у меня вырывается нервный смешок. «Знаменитый певец вломился в музей Васа в компании фотографа из Осло». «Пара норвежцев нелегально пробралась на средневековый парусник». Искренне надеюсь, что работники типографии никогда не увидят подобные макеты. Ян помогает мне забраться наверх и, пока я осматриваюсь на корабле, спрашивает: – Ты знала, что спустя семь лет после того, как парусник опрокинулся и затонул, родился Генри Морган – один из самых успешных пиратов за всю историю морских грабежей? Помню, тот еще был тип… Каждый раз, перебрав рома, ругался на чем свет стоит и на правительство, и на всех известных богов. Поймав мой вопросительный взгляд, Ян поясняет: – Я много читал о пиратах, и Морган впечатлил меня больше остальных. – Чем? Иду на нос корабля, проводя пальцами по многочисленным деревянным скульптурам, которые изображают библейских и мифологических персонажей. Когда парусник спустили на воду, на них была позолота… – Он заслужил звание легенды среди флибустьеров. Однажды Морган влюбился в пленную испанку, но она его отвергла. Капитан не стал брать ее силой, а отпустил на свободу и дал охрану, чтобы она вернулась домой. Этот поступок шокировал всю команду – в те годы мало кто заботился о взаимности, если речь шла о пленницах. – Ян делает паузу и, убедившись, что я его слушаю, продолжает: – Но наибольшую известность Моргану принес пост вице-губернатора Ямайки и слухи о том, что он зарыл клад на Панамском перешейке. Кстати, на сегодняшний день стоимость сокровищ может составлять сотни миллионов долларов. Невольно присвистываю. – Да, парень был не промах. Страх, что нас обнаружат и арестуют, понемногу исчезает. В конце концов, мы не вандалы, забравшиеся в музей, чтобы испортить культурное достояние Швеции. В худшем случае отделаемся административным штрафом и публичным порицанием. – Ли, иди сюда, – зовет меня Ян, – я нашел кое-что интересное. Мы спускаемся в большую каюту, богато украшенную декоративной резьбой и античными образами на стенах. – Главная каюта адмирала, в которой он не только жил, но и проводил советы, – объясняет Ян. – Откуда ты все это знаешь? Учился в школе на «отлично»? – шучу, рассматривая скульптуры полуобнаженных женщин. – Нет, просто всегда был любознательным. Вот и сейчас я многое готов отдать за то, чтобы узнать, как ты целуешься… Ян Свенссен стоит за моей спиной. Он не прикасается ко мне, но я кожей чувствую, что он рядом. Оборачиваюсь, прислоняясь к закрытой двери. Музыкант смотрит на меня, прищурившись, и для того, чтобы принять решение, мне достаточно одного мгновения. Притягиваю его к себе, схватив за футболку, и наши губы сталкиваются в поцелуе. Горячий язык, все сильнее прижимающие меня к себе руки, бешено бьющееся сердце, удары которого рефреном отдаются в моей собственной груди – поразительно, но близость Яна не отталкивает, не пугает и не вызывает панику. Все будто происходит так, как и должно происходить. Легко. Естественно. Приятно. Губы скользят по коже, он целует мою напряженную шею, почти терзая ее поцелуями, вырывая судорожные вздохи. Зарываюсь рукой в его волосы. Кажется, я и сама не отдавала себе отчета в том, насколько хотела этого. Ян отрывается от моей шеи, чтобы вновь поцеловать с такой страстью, какой я не могла представить в нем. Он покусывает мои губы и тут же проникает глубоко в рот языком, не оставляя ни шанса сбежать от этой ласки. Но я и не стремлюсь к побегу – наоборот, с каждой минутой мне все больше хочется остаться в плену его рук навсегда. Закрыв глаза, забываю о том, что мы целуемся на борту средневекового парусника, где нас ежесекундно могут обнаружить работники музея. Я забываю вообще обо всем, позволяя Яну Свенссену и дальше делать то, что так хорошо у него получается – умело сводить меня с ума прикосновениями, от которых кожа плавится, а мысли путаются. Сквозь закрытые веки проникает неяркий свет, как блеснувшее среди облаков солнце. Я почти ни о чем не думаю, но один вопрос все-таки проникает в сознание через пелену окутавшего нас обоих желания: откуда взялось солнце под крышей музея? Открываю глаза и вижу сияющее из-под ресниц Яна пламя. – Как?! – Не узнавая свой охрипший голос, толкаю музыканта в грудь, вынуждая отступить на шаг. – Упс… Белая футболка трансформируется в леопардовую шубу, темные каштановые волосы зеленеют и завиваются в кудри. В ушах появляются сережки, в носу – пирсинг, на руках, обнимавших меня минуту назад, – браслеты и золотой перстень с рубином. – Прости, киска, стоило сменить позу или держать глаза закрытыми, чтобы ты не отвлекалась. Я испытываю злость, растерянность и отчаяние одновременно. – Что ты сделал с Яном?! На лице Зейна появляется смешанное с обидой недоумение. – За кого ты меня принимаешь? Ничего я с ним не делал. Подозреваю, что мальчишка занят своими делами. – Но ведь мы должны были встретиться … – Я действительно не могу взять в толк, как джинну удалось принять обличье Яна и почему музыкант не позвонил, чтобы узнать, где я. Зейн испытующе смотрит на меня. – Ты и впрямь не понимаешь? – Нет! – не знаю, что раздражает меня больше – ситуация, которую я не контролирую, или его невозмутимость. Уголки чувственных губ приподнимаются, искры вокруг зрачка разгораются с новой силой. – Девочка-джинн, ты спишь. Глава 8 Он точно меня разыгрывает. Я всегда осознаю сны и попадаю в них через точку входа. То, о чем говорит Зейн, невозможно, но как иначе объяснить происходящее? Нежелание принимать его правоту разбивается о неоспоримый факт: джинн стоит напротив, стряхивая с шубы невидимые пылинки, и, кажется, чувствует себя вполне комфортно. – Не веришь? Ладно, сегодня у меня хорошее настроение. Я отвечу на твой вопрос, а ты – на мой. Идет? Не дожидаясь моего согласия, он щелкает пальцами, и изогнутая корма теряет четкие очертания, а все три палубы покрываются трещинами. Галеон, на борту которого мы стоим, трясется и начинает медленно превращаться в труху. Дубовые стены каюты и деревянные скульптуры рассыпаются на молекулы, чтобы через мгновение выстроиться в ровную кирпичную кладку. Пол под ногами трансформируется в ковер с цветочным рисунком. Кто бы сомневался… В центре окружающей нас небольшой комнаты возникает барная стойка с двумя высокими стульями, а сразу за ней – наполненные пивом холодильники и ряды бутылок с крепким алкоголем. Приглушенное музейное освещение сменяется яркой подсветкой синих и розовых неоновых ламп, в мерцании которых буквы на висящей у кассы табличке складываются в перефразированную цитату Флоренс Найтингейл: «Своим успехом я обязан тому, что никогда не пью до завтрака». Обреченно следую к бару за Зейном. Что за невыносимый человек! Вероятно, дело в том, что он и не человек вовсе… Стоит нам сесть, как из неприметной двери откуда-то слева выходит статный мужчина в черном фраке и белой сорочке с такой же белой бабочкой и накрахмаленной манишкой. Из нижнего жилетного кармана выглядывает золотая цепочка карманных часов. – Зейн, рад, что ты почтил наше скромное заведение своим присутствием. – Он кивком приветствует джинна и, не мигая, смотрит мне в глаза. – Будь добр, представь меня даме. Зейн усмехается, но выполняет просьбу: – Ли, счастлив познакомить тебя с моим старым другом – Владом III Басарабом из Валахии. Влад, это Ли Хансен – единственная женщина, которая из раза в раз говорит мне «нет».