— Душитель. Одно слово, но сколько за ним правды. Рука тут же тянется к саднящим коленям, а грудь неожиданно стягивает тупой, но болезненный спазм от осознания того, что сегодня меня опять ждёт чёртов горох. Но ещё больше я негодую не поэтому, а потому, что прекрасно осознаю, что такими методами мать совершенно ничего не добилась, кроме как того, что ещё сильнее развернула меня от её слепой цели обратить меня в веру. И ничего хорошего или полезного для себя я не вынесла от такого обращения. Меня подавляют. Меня унижают. Меня дрессируют. Не воспитывают. Точка! — Ладно, а чего к тебе Басов на перемене подходил? — кусая губы и выдавая тем самым своё зашкаливающее любопытство, спросила Дина. — Сказал, чтобы я надела очки с диоптриями посильнее, — не моргнув и глазом, соврала я, а одноклассница тут же прыснула в кулак. — У-у-у, но тут он прав. Ты уже второй раз испытываешь на прочность нервы Максимовской, а с этой чокнутой шутки плохи. Хорошо хоть она давно и безнадёжно сохнет по Аммо, а то бы тебе точно было гарантировано кровопускание. — Да ладно, вроде пронесло, — отмахнулась я. Но как же сильно я заблуждалась, потому что меня НЕ пронесло. Последним уроком сегодня была физкультура, на которой я, как обычно, была на побегушках у тренера. А когда прозвенел звонок, и все потянулись в раздевалку, я только стремительно убрала спортивные коврики и бросилась туда же, чтобы как можно быстрее взять свои вещи и побежать домой. И запретила себе даже думать о библиотеке, втором ярусе и НАШЕМ месте. Боже, ну что за чушь? Покачала головой и рассмеялась собственным мыслям, а затем дёрнула на себя дверь раздевалки и тут же напоролась глазами на Марту Максимовскую, которая стояла, прислонившись плечом к стене, и разглядывала свой маникюр. А в следующее мгновение подняла на меня глаза, хмыкнула и прищурилась. — Чего лыбишься, Туша? Жизнь неожиданно обратилась в мёд, м-м? — смех и разговоры в узком помещении, пропахшем потом и дезодорантом, тут же стихли. И все повернулись в мою сторону, а потом и выжидательно затаили дыхание. — Меня зовут..., — голос сломался от нервной дрожи, прошившей тело. — Не имела намерения узнать столь убогий факт, — рассмеялась Марта и ей дружно аккомпанировали подружки, но я всё же скрипнула зубами и договорила. — Вероника. — Оу, думаешь мило познакомиться со мной? — провела она языком под нижней губой и удивлённо захлопала ресницами. Я не знала, что на это ответить. И уж тем более не тогда, когда вокруг уже зазвучали первые уничижительные смешки. — Или реально веришь в то, что можешь стать одной из нас? — Я же извинилась, — задохнулась я от паники, совершенно не понимая причин столь сильной агрессии в мою сторону. — Слышь, Марта, — рассмеялась блондинка Стеф, — она извинилась. — Да, Марта, отпусти ей все грехи, — присоединилась к веселью подруг и кудрявая Реджи. — Х-м-м, решение, решение..., — постучала по пухлой губе наманикюренным пальцем Максимовская, а затем в два шага подошла ко мне почти вплотную. Смерила меня взглядом, полным насмешки и пренебрежения. А затем подняла руку и со всей дури влепила мне звонкую пощёчину, почти сбивая очки с лица. Я охнула и тут же прижала ладонь к вспыхнувшей огнём щеке. И прикусила себе язык, чтобы не расплакаться. — Ну, Вероничка, чего же ты не смеёшься? — Марта нависала надо мной и рубила словами, но и её закадычные подружки не остались в стороне. — Это же шутка! — захлопала в ладоши и рассмеялась кудрявая Реджи. — Очень смешно! Да, девочки? — крикнула Стеф и все, за исключением одной-единственной Дины Шевченко, которая смотрела на меня с неприкрытой жалостью, тут же принялись покатываться со смеху, пока мне в лицо Марта продолжала ядовито цедить слово за словом. — Что, не смешно, Туша? Но как ты можешь быть одной из нас, в таком случае, м-м? Смейся! Смейся громче, иначе в следующий раз шутки будут ещё веселее! После этих слов моя и без того шаткая броня, окончательно дала трещину. Я кинулась к своему шкафчику, вырвала оттуда рюкзак и пулей бросилась вон из раздевалки, получая в спину до боли обидные оскорбления: — Тупая овца просто шуток не понимает. — Да куда ей, убогой? — Примитивное создание... И всё в том же духе, пока их голоса окончательно не стихли, а я всё продолжала с вырывающимися из груди рыданиями бездумно бежать по школьным коридорам, гонимая страхом, обидой и оскорблённым самолюбием. Пока неожиданно не услышала позади себя ЕГО голос. — Истома... О, нет, нет, нет! Пожалуйста! Только этого парня мне сейчас не хватало для полного счастья... Вероника Резкий выброс адреналина в кровь активирует скрытые во мне резервы, и я буквально врубаю пятую космическую, несясь по лабиринтам коридоров, словно ветер. Вот только и на хвосте у меня, не а бы кто, а сам Басов — его ноги длиннее и, кажется, что он плавает быстрее, чем я бегаю. А потому уже за следующим поворотом, я дёргаю на себя дверь какого-то подсобного помещения и влетаю туда. Суматошно ищу взглядом, чем бы подпереть дверь, и только было уже приставляю к ручке какую-то швабру, как тут же получаю ощутимый тычок в плечо. Это Ярослав. Он вламывается в тесное, пропахшее пылью и чистящими средствами, помещение, а затем с победной улыбкой плотно закрывает за собой дверь. Теперь вокруг нас только стеллажи с какими-то тряпками и вёдрами. Над нами висит тусклая лампочка, которая едва-едва справляется с освещением. А между нами не более двух метров пространства, которое уже трещит от напряжения. — Ну, привет, Истома, — почти шепчет парень и на его скуластом лице медленно расплывается хищная улыбка. — Не зови меня так, — судорожно всхлипываю и поспешно вытираю солёную влагу с щёк. Не хочу, чтобы он видел, что мне опять сделали больно. — А я буду, — шаг вперёд, и я фактически вжимаюсь в металлические полки позади себя, — потому что это про тебя. — Что тебе надо? — сглатываю и чувствую, что сердце за рёбрами грохочет будто ненормальное. Беснуется. — Ты плакала. — Уже нет. Ещё шаг ближе и носки его начищенных ботинок соприкасаются с моими туфлями. И меня на полном серьёзе коротит от этой ситуации. — Пожалуйста, — бормочу я и отворачиваюсь, когда Ярослав упирается ладонями в полки по обе стороны от моего лица, заключая меня в своеобразную клетку из собственного тела. И рецепторы тут же обжигает его запахом. — Что? — наклоняется он к моим волосам и с шумом тянет носом, а затем и вовсе блаженно выдыхает. — Дай мне уйти, — пищу тихо. — Капец, Истома, ты пахнешь райским садом. Боже! Почему от его слов по моей спине бегут мурашки? До боли закусываю губу и всё-таки поднимаю ладони, чтобы толкнуть его в грудь. — Дай мне уйти, Ярослав! Но парень ни на миллиметр не сдвигается с места. Наоборот, перехватывает одну мою руку, поднимает к своему лицу и нежно целует в запястье, отчего у меня немедленно начинается тахикардия. От страха. От непонимания какого лешего он творит! Я абсолютно точно в шоке. И, кажется, потеряла дар речи. А Басов тем временем чуть покачивается в мою сторону и словно удав двигается, пытаясь поймать мой взгляд. А я не могу смотреть на него. Я его боюсь! Он пугает меня до чёртиков! — Уйди — почти бесшумно шепчу я, чувствуя, как сердце уже остервенело бьётся где-то в горле. — Не раньше, чем ты объяснишь, почему плакала, — так же тихо отвечает он мне, а затем нежно ведёт костяшками пальцев по моей щеке в том месте, куда Марта Максимовская влепила пощечину. И это забота так неожиданна для меня. Так непривычна, что я несколько мгновений лишь стою, позволяя себе просто переживать её. Запоминаю каждый оттенок своих эмоций в этот момент. Отпечатываю их себе на подкорке, чтобы уже никогда не потерять. Зачем? Я потом дам ответ на этот вопрос, а сейчас...