Заключенные, работающие в деревообрабатывающем цехе, принимали пищу в самом цехе, а не в тюремной столовой, и в хорошие дни им разрешалось обедать на улице в тени здания. Сегодня день был хороший, за что Жанетт Сорли была благодарна. Первые признаки головной боли появились, когда она пропалывала сорняки в огороде, пока доктор Норкросс разговаривал по телефону, и теперь боль проникла глубже, словно стальной стержень просунули внутрь головы от левого виска. Вонь от лака все усугубляла. Только свежий воздух мог приглушить эту боль. В десять минут двенадцатого две красноблузочницы — доверенные лица администрации — прикатили стол с бутербродами, лимонадом и чашечками с шоколадным пудингом. В двенадцать, раздался звонок. Жанетт сделала последний штришок на ножке стула, которую она точила и выключила токарный станок. То же самое сделали полдюжины заключенных. Уровень шума снизился. Теперь единственным звуком в комнате — уже пекло, хотя еще даже и не июнь — был устойчивый пронзительный вой Пауэр Века,[91] который Ри Демпстер использовала, чтобы убрать опилки между последним рядом станков и стеной. — Выключай, заключенная! — Проревел Тиг Мерфи. Он был новым охранником. Как и большинство новых охранников, он много кричал, потому что все еще не был уверен в себе. — Обед! Ты не слышала звонка? Ри начала: — Офицер, мне нужно еще немного времени… — Выключай, я сказал, выключай! — Да, офицер. Ри выключила питание Пауэр Века, и тишина дала Жанетт надежду на облегчение. Ее руки в рабочих перчатках онемели, и голова болела от вонючего лака. Все, чего она хотела, это вернуться в старую добрую камеру № 7 Крыла В, где у нее был аспирин (одобренный зеленый препарат, но не более десятка в месяц). Тогда, возможно, она смогла бы проспать до ужина, который в Крыле В начинался в шесть. — Выстроились в линию, руки вверх, — крикнул офицер Мерфи. — Выстроились, руки вверх, дайте мне увидеть ваши инструменты, леди. Они выстроились. Ри стояла перед Жанетт и прошептала: — Офицер Мерфи слегка толстоват, не находишь? — Наверное, ел торт с Мишель Обамой, — в ответ прошептала Жанетт и Ри хихикнула. Они держали свои инструменты: ручные шлифовальные станки, отвертки, сверла, зубила. Жанетт было интересно, разрешен ли заключенным-мужчинам доступ к такому потенциально опасному оружию. Особенно отверткам. Отверткой ты можешь убить, она это хорошо знала. Вот как чувствовалась боль в голове: отвертка. Проникающая. Находишь мягкое мясо и протыкаешь его. — Может, поедим сегодня аль фреско,[92] леди? — Кто-то говорил, что офицер Мерфи был учителем в старшей школе, пока не сократили факультет, и он потерял работу. — Что значит… — Снаружи, — пробормотала Жанетт. — Это значит, есть снаружи. Мерфи указал на нее. — Среди нас есть стипендиат Родса.[93] Но он улыбался, так что это не звучало угрожающе. Инструменты были проверены, собраны и помещены в стальной ящик на полу, который затем был заперт. Мебельная команда подошла к столу, схватила бутерброды и стаканчики с Дикси[94] и ждала, пока Мерфи проведет перекличку. — Леди, вас ждет прекрасный отдых на свежем воздухе. Кто-нибудь, возьмите мне ветчину с сыром. — Ты получишь её, красавчик, — пробормотала под нос Энджела Фицрой. Мерфи одарил её острым взглядом, который Энджела приняла с невинным лицом. Жанетт немного пожалела его. Но извините, что купил, тем и владеешь, как говорила ее мать. Она дала Мерфи три месяца. Не больше. Женщины вышли из цеха, сели на траву и прислонились к стене здания. — Что тебе попалось? — Спросила Ри. Жанетт заглянула в глубины своего бутерброда. — Цыпленок. — У меня — тунец. Хочешь, поменяемся? Жанетт было все рано, какая там начинка, она не была голодна, поэтому без сожаления поменялась бутербродами. Она съела сэндвич, надеясь, что это заставит ее голову чувствовать себя немного лучше. Она выпила лимонад, который на вкус был горьким, но когда Ри принесла ей чашку пудинга, Жанетт покачала головой. Шоколад усиливал мигрень, и если ее текущая головная боль превратится во что-то подобное, ей придется идти в медсанчасть за Зомигом,[95] который она хотела бы получить, только если доктор Н. был здесь. К тому же, ходили слухи, что фельдшеры еще не пришли. Цементная дорожка бежала к главному зданию тюрьмы, кто-то нарисовал на ней классики, которые уже выцвели и подстерлись. Несколько женщин встали, нашли камушек и начали играть в классики, повторяя стишки, которые они, должно быть, узнали в детстве. Жанетт подумала, что это смешно, что застревает в голове у человека. Она запила последний кусочек сэндвича последним глотком горького лимонада, отклонилась назад и закрыла глаза. Ее голова немного поправилась? Возможно. В любом случае, у них еще было пятнадцать минут, как минимум. Она могла бы немного вздремнуть… Офицер Петерс выскочил из столярки, как чертик из табакерки. Или тролль, который прятался под камнем. Он посмотрел на женщин, играющих в классики, потом на женщин, сидящих у стены здания. Его глаза остановились на Жанетт. — Сорли. Иди сюда. У меня есть для тебя работа. Гребаный Петерс. Он был сиськожателем и жопахватателем, всегда умудряясь сделать это в одном из многочисленных уединенных мест, куда не могли добраться камеры. Он знал их все. И если ты что-то скажешь, ты была близка к тому, чтобы потерять грудь, а не просто получить синяк. — У меня перерыв на обед, офицер, — сказала она, так мило, как только могла. — Похоже, он закончился. А теперь подрывай свою задницу, и иди за мной. Мерфи выглядел не от мира сего, но одно правило работы в женской тюрьме твердо вбили ему в голову: мужчинам офицерам не разрешалось находиться один на один с какой-либо одной заключенной. — Напарница, Дон. Румянец раскрасил щеки Петерса. Он был не в настроении после визита к начальству, и вывели его из себя не столько нападки от Коутс, сколько информация, которую он только что получил от Бланш Макинтайр, что ему «придется» тянуть двойную смену в связи с «чрезвычайной ситуацией». Он проверил свой телефон: «ситуация» заключалась в том, что у кучки старушек в доме престарелых был грибок. Коутс была не в своем уме. — Мне не нужно, чтобы с ней была кто-то из её подружек, — сказал Дон. — Мне нужна только она. Он поведется, — подумала Жанетт. Перед ним он просто ребенок. Но Мерфи ее удивил: — Напарница, — повторил он. Возможно, офицер Мерфи сможет, в конце концов, прижиться в тюрьме. Петерс выбирал. Женщины, сидящие у стены цеха, смотрели на него, и игра в классики остановилась. Они были заключенными, но они также были свидетелями. — О-го-го. — Энджела издала очередную волну. — О-О, О-го-го. Вы знаете меня, офицер Петерс, я всегда рада помочь. Дону пришло в голову тревожно — абсурдно — что Фицрой почему-то знала, что он задумал. Конечно же, она не знала, она просто пыталась вывести его из себя, как и при каждой встрече. Если бы он когда-нибудь захотел побыть пять минут наедине с этой сумасшедшей, он обязательно позаботился бы о том, чтобы его спина не поворачивалась к ней больше, чем на секунду. Нет, не Фицрой, только не она. Он указал на Ри. — Ты. Дампстер. — Некоторые женщины захихикали. — Демпстер, — сказала Ри, с достоинством. — Дампстер, Димпстер, Димпблять, мне плевать. Вы обе, вперед. Не заставляй меня повторять приглашение, только не сегодня. — Он посмотрел на Мерфи-умника. — Увидимся позже, Учи-гатор. Это вызвало смех среди жополизов. Мерфи был новеньким и чувствовал себя не в своей тарелке, но никто не хотел быть в говносписке офицера Петерса. Они не так глупы, подумал Дон, женщины в этом месте. 3 Офицер Петерс провел Жанетт и Ри четверть пути по Бродвею и остановил их перед комнатой отдыха/комнатой свиданий, в которой никого не было из-за перерыва на обед. Жанетт начала предчувствовать что-то очень плохое. Когда Петерс открыл дверь, она не сдвинулась с места. — Что вы от нас хотите? — Ты слепая, заключенная? Нет, она не была слепой. Она увидела ведро и швабру, опирающуюся на него, и, на одном из столов, еще одно пластиковое ведро. Оно было заполнено тряпками и чистящими средствами вместо чашек с пудингом. — Сейчас наш обеденный перерыв. — Пыталась возмутиться Ри, но дрожь в ее голосе все портила. — Кроме того, у нас уже есть работа. Петерс наклонился к ней, губы потянулись назад, и показались верхушки его зубов, и Ри молча встала рядом с Жанетт. — Вы можете занести это в свое Секретное досье и позже передать капеллану, хорошо? Сейчас просто идите туда, и если не хотите получить Плохой рапорт, не спорьте. У меня дерьмовый день, у меня сверхдерьмовое настроение, и если вы не хотите, чтобы я делился всем этим богатством с вами, вам лучше сделать шаг вперед. Затем, сдвинушись вправо, чтобы заблокировать поле зрения ближайшей камеры, он схватил Ри за спину ее спецовки, засунув пальцы под эластичный ремешок ее спортивного бюстгальтера. Он затолкнул её в комнату отдыха. Ри споткнулась и схватилась за стенку автомата по продаже закусок, чтобы удержаться от падения. — Хорошо, хорошо! — Хорошо, что? — Хорошо, офицер Петерс. — Вы не должны давить на нас, — сказала Жанетт. — Это неправильно. Дон Петерс подкатил глаза. — Прибереги свои речи для того, кого это волнует. Завтра день свиданий, а это место выглядит как свинарник. Как для Жанетт, так не выглядело. Для нее все выглядело просто прекрасно. Но это было не важно. Если мужчина в форме говорит, что это похоже на свинарник, то значит это похоже на свинарник. Такова была природа пенитенциарной системы в маленьком округе Дулинг, да и, вероятно, во всем мире. — Вы двое отдраите эту комнату сверху донизу, вдоль и поперек, а я присмотрю за тем, чтобы вы сделали эту работу правильно. Он указал на ведро с чистящими средствами.