— О, копы сразу узнают ее, если увидят. Она будет покрыта кровью Трумэна Мейвейзера. — Назовите мне ваш ад… — У трейлера нет адреса! Тру не получает почту! Просто заткнись и пришли сюда кого-нибудь! С этим Тиффани откланялась. Линни пересекла пустой главный офис, и вышла на утреннее солнце. Ряд людей стояли на тротуаре Мэйн-стрит, затеняя глаза и глядя на восток. В том направлении, на расстоянии около трех миль, поднимался черный дым. Спокойный и ровный, хорошо, хоть ветра нет, спасибо Богу за маленькие радости. И да, это было недалеко от Лесопилки Адамса, места, которое она хорошо знала, сначала из-за поездок туда с ее отцом, а затем из-за поездок туда со своим мужем. У мужчин было много странных увлечений. Лесопилка, казалось, была одним из них, вероятно, чуть впереди йети-грузовиков,[26] но сильно отставая от выставок оружия. — Что там у вас? — Спросил Дрю Т. Бэрри, стоя перед фасадом Страхового агентства Дрю Т. Бэрри, находившегося прямо через дорогу. Линни практически видела колонки цифр страховых премий, прокручивающиеся в глазах Дрю Т. Бэрри. Она вернулась внутрь, не ответив ему, сначала позвонила в пожарную часть (где, как она догадывалась, телефоны уже разрывались), потом Терри Кумбсу и Роджеру Элуэю, находившимся в патрульном автомобиле номер четыре, потом боссу. Которая, вероятно, спала после того, как позвонила прошлым вечером и сказала, что приболела. 2 Но Лила Норкросс не спала. Она прочитала в какой-то журнальной статье, вероятно, в ожидании визита к стоматологу или окулисту, что среднестатистическому человеку необходимо от пятнадцати до тридцати минут, чтобы заснуть. Однако был один нюанс, о котором Лила вряд ли была должным образом проинформирована: нужно было быть в спокойном расположении ума, а вот такого расположения у неё не было. Во-первых, она все еще была одета, хотя расстегнула брюки и коричневую форменную рубашку. Она также сняла форменный ремень с кобурой. Она чувствовала себя виноватой. Она не привыкла лгать мужу в мелочах, и, до сегодняшнего утра, никогда не лгала в действительно больших вещах. Авария на Маунтин-Рест-Роуд, написала она. Не звони, нам нужно расчистить бардак. Сегодня утром она даже добавила немного правдоподобия, и сейчас это кололо её словно иголка: Наполнитель для кошачьего туалета по всей трассе! Понадобился бульдозер! Но такое должно было попасть в Дулингский еженедельник, не так ли? Только Клинт никогда его не читал, так что, возможно, проблем не будет. Но люди обязательно судачили бы о таком юмористическом событии, а если разговоров не будет, не задастся ли он вопросом… — Он хочет, чтобы его поймали, — сказала она Клинту, когда они смотрели документальный фильм по Эйч-Би-Оу[27] — он назывался Джинкс — о богатом и эксцентричном серийном убийце по имени Роберт Дерст. Это было в начале второго из шести эпизодов. — Он никогда не согласился бы говорить с теми ребятами, если бы не хотел. — И, конечно же, Роберт Дерст отправился в тюрьму. Вопрос был в том, хотела ли она, чтобы ее поймали? Если нет, то почему она написала ему записку? Она сказала себе, на тот момент это было потому, что, если бы он позвонил и услышал фоновый шум в Кофлинской старшей школе-гимназии — крики ликующей толпы, скрип кроссовок по паркету, звуки сирены — он бы естественно спросил, где она была и что она там делала. Но она ведь могла перевести его звонок на голосовую почту, верно? И перезвонить позже? Я не подумала об этом, сказала она сама вебе. Я нервничала и очень переживала. Правда или ложь? Сегодня утром она слонялась к последней. К тому, что она специально соткала запутанную паутину. Что она хотела принудить Клинта заставить ее признаться, и сделать так, чтобы он потянул за ниточки и попытался распутать паутину. Ей пришло в голову, с высоты всех тех лет работы в правоохранительных органах, что же именно ее муж, психиатр, умел делать гораздо лучше любого преступника. Клинт умел хранить тайны. Лила чувствовала себя так, как будто обнаружила, что в ее доме есть еще целый этаж. Совершенно случайно она нажала на какое-то потертое пятно на стене, и открылся лестничный проем. И внутри потайного хода был крючок, и на крючке висела куртка Клинта. Шок это плохо, боль была еще хуже, но это ничего, по сравнению с позором: Как вы могли не осознавать? И как только вы осознали, как только вы проснулись в реальности своей жизни, как вы могли прожить хотя бы секунду, не крича об этом вслух? Если открытие о том, что ваш муж, мужчина, с которым вы общались каждый день более пятнадцати лет, отец вашего ребенка, имеет дочь, о которой он никогда не упоминал — если это не повлечет за собой крика, разрыва горла, воя ярости и боли, то, что тогда? Вместо этого она пожелала ему доброго дня и легла. Усталость начала брать верх и притупила её боль. Она наконец-то начала отходить ко сну, и это было хорошо. Все выглядело бы проще после пяти или шести часов сна; она чувствовала бы себя более спокойной; она могла бы с ним поговорить; и, возможно, Клинт смог бы помочь ей понять его. Это была его работа, не так ли? Приводить в чувство беспорядочные мысли. Ну, даже если эти беспорядочные мысли были о нем! Наполнитель для кошачьего туалета по всей дороге. Кошачье дерьмо в тайном проходе, кошачий наполнитель и кошачье дерьмо на баскетбольной площадке, где девушка по имени Шейла выставила плечо, заставив защитника отпрянуть назад, затем сменила направление и метнулась к корзине. Слеза капнула на ее щеку, и она вздохнула, находясь уже совсем близко ко сну. Что-то щекотало ее лицо. Это чувствовалось как прядь волос или, может быть, вылезшая из наволочки нитка. Она откинула её, и еще глубже соскользнула в настоящий сон, и почти там оказалась, когда протрубил ее телефон, закрепленный на форменном ремне, который покоился на сундуке из кедровых реек, стоявшем у подножия кровати. Она открыла глаза и плавно поднялась в сидячее положение. Что-то — то ли волос, то ли нитка — прилипло к ее щеке; она смахнула. Клинт, если это ты… Она взяла телефон, посмотрела на экран. Не Клинт. Там было одно слово БАЗА. Часы показывали 7:57 утра. Лила нажала ПРИНЯТЬ. — Шериф? Лила? Ты уже проснулась? — Нет, Линни, все еще сплю. — Я думаю, у нас большие проблемы. Линни всегда докладывала коротко и профессионально. Лила давала ей за это самую высокую оценку, но этот акцент, прокравшийся в её голос, когда Я думаю, прозвучало как Ах, спасибо,[28] все говорило о том, что она весьма серьезна и очень взволнована. Лила широко раскрыла глаза, словно это могло помочь ей быстрее проснуться. — Звонивший сообщил о групповом убийстве на Лесопилке Адамса. Она, конечно, могла ошибаться, врать или даже галлюцинировать, если бы не этот адский взрыв. Ты не слышала? — Нет. Расскажи мне, что знаешь. — Я могу прокрутить запись вызова… — Просто расскажи мне. Линни ей рассказала: обкуренная женщина, вся в истерике, рассказала, что там двое погибших, сказала, что это сделала Эйвон Леди, затем произошел взрыв, виден дым. — И ты отправила… — Патрульный автомобиль номер четыре. Терри и Роджера. Согласно их последнему звонку, они находятся менее чем в миле оттуда. — О'кей. Хорошо. — А ты… — Уже в пути. 3 Она была на полпути к полицейской машине, припаркованной на подъездной дорожке, когда поняла, что Антон Дубчек пялится на нее. Голый по пояс, грудные мышцы блестят, брюки низко сидят на тазовых костях, чистильщик бассейна вполне мог претендовать на место плейбой мая на календаре со Стриптизерами.[29] Он стоял на обочине у своего фургона, доставая какой-то элемент чистящего оборудования для бассейна. «Чистильщики бассейнов Антона» было написано на боку фургона флорентийским шрифтом. — Чего уставился? — Утренний стояк, — сказал Антон и улыбнулся ей сияющей улыбкой, которая, вероятно, очаровывала всех барменш в Трехокружье. Она посмотрела вниз и увидела, что не заправила и не застегнула рубашку. Обычный белый бюстгальтер, который показывал намного меньше, чем любой из ее двух бикини-топов (и гораздо менее гламурный), но что-то там было про мужчин и нижнее белье; если они видели девушку в бюстгальтере, то выглядели так, словно только что выиграли пятьдесят пять баксов в моментальную лотерею Доллар ‘Н’ Грязь. Черт, Мадонна на этом карьеру сделала. Наверное, она это все это поняла еще до рождения Антона. — Это срабатывает, Антон? — Застегиваясь и заправляясь. — Всегда? Улыбка расширилась. — Вы удивитесь. Ах, какие же белые зубы. Она не удивилась. — Задняя дверь открыта, на случай, если захочешь Колу. Закрой её, когда будешь уходить, хорошо? — Роджер-вилко.[30] — Он козырнул бестолковым салютом. — И никакого пива. Слишком рано даже для тебя. — Ну как всегда, а если часиков в пять… — Избавь меня от лирики, Антон. Это была тяжелая ночь, и прежде чем мне удастся вздремнуть, мне предстоит тяжелый день. — Да, это тоже Роджер. Но, шериф, у меня плохие новости: ваш голландский вяз окончательно засох. Если хотите, я могу дать номер телефона моего знакомого вальщика деревьев. Вы сами не сможете это сделать… — Как бы там ни было, спасибо. — Лилу мало заботили деревья, только не сегодня утром, хотя она должна была бы оценить количество свалившихся на неё бед: ее ложь, тайны Клинта, усталость, огонь, трупы, а теперь еще и засохшее дерево и все это до девяти часов утра. Единственное, чего не хватало — чтобы Джаред сломал руку или что-то в этом роде, и тогда у Лилы не будет выбора, кроме как пойти в церковь Святого Луки и попросить отца Лафферти принять ее исповедь. Она съехала с подъездной дорожки и направилась на восток по Тремейн-стрит, не обращая особого внимания на знаки, и наверняка схлопотала бы штраф, если бы сама не была шерифом, увидела поднимающийся над Шоссе № 17 дым, и включила проблесковые маячки. За три квартала от делового центра Дулинга она включила еще и сирену. Обеспечив всем острые ощущения. 4 Стоя на светофоре рядом со старшей школой, Фрэнк Джиари стучал пальцами по рулю. Он направлялся к дому судьи Сильвера. Старый судья позвонил ему по мобильному телефону; по звукам он едва держал телефон в руках. Его кошку, Какао, сбила машина. Знакомая бездомная женщина, упакованная в столько слоев одежды, что вы не могли видеть ее ноги, пересекала дорогу перед его фургоном, толкая перед собой тележку для покупок. Она разговаривала сама с собой с яркой, забавной экспрессией. Может быть, одна из ее личностей планировала сюрприз на день рождения для другой её личности. Он иногда думал, что было бы неплохо сойти с ума, не так, как Элейн казалось, что он это сделал, а на самом деле сойти с ума — разговаривая-с-самим-собой-и-толкая-перед-собой-продуктовую-тележку-полную-мусора-и-сумок-на-верху-которой-расположен-мужской-манекен. По каким причинам должны были волноваться психи? Наверное, это должны быть какие-то безумные причины, хотя в своих фантазиях о сумасшествии, Фрэнку нравилось представлять более простые вещи. Вылить молоко и кашу на голову, или вылить все это в почтовый ящик? Если вы были чокнутыми, возможно, это было трудное решение. У Фрэнка был стресс из-за предстоящего ежегодного сокращения муниципального бюджета Дулинга, что могло лишить его работы, и еще стресс был из-за попыток сдержать себя в руках и без приключений дожить до выходных, когда он сможет увидеть свою дочь, а также стресс был от осознания того, что Элейн ожидала, что он не сможет сдержать себя в руках. Его собственная жена рубила их брак под корень, как вам такая стрессовая ситуация? По сравнению с этим, с молоком и кашей на голову или в почтовый ящик, он думал, что справился бы без проблем. Кашу на голову, молоко в почтовый ящик. И вся любовь. Проблема решена. На светофоре загорелся зеленый, и Фрэнк повернул налево на Маллоу. 5 Перейдя на противоположную сторону улицы бездомная женщина — Старая Эсси для волонтеров в приюте, Эсси Уилкокс в былые времена — продолжила толкать свою тележку по небольшой травянистой насыпи, которая окружала автостоянку у старшей школы. После того, как сошла с тротуара, она направила тележку в сторону спортивной площадки и низкорослых деревьев, торчащих за ней, где оборудовала себе пристанище на теплые месяцы года.